Деда опять не было час. За это время Светка пожарила мяса, накрыла стол, достала из холодильника бутылку спирта, всё это автоматически, не думая ни о чём. Когда Малтан вошёл, постаревший ещё на много лет, она сидела у окна. Малтан посмотре на неё, подошёл к столу, налил пол-стакана спирта, опрокинул в рот, потом сел, зацепил вилкой кусок мяса, долго жевал немногими зубами.
– Я переночую во дворе, – это была не просьба, а сообщение. – Ты, Светка, никуда не ходи, не надо, я тебя очень прошу. Плохо может быть. Человек один с этим не справится.
Потом пришла жена старосты, суетливая Ирина, Светка ей не помогала, сммотрела в окно и кусала губу. Ирина участливо смотрела, смахивала иногда слезу, один раз хотела что-то сказать, но смогла только – «Хорошая моя», махнула рукой. Приготовила миску салата с черемшой и папоротником, подумала, сказала;
– Остальное завтра, с утра.
Постояла, больше ничего не сказала, ушла. Что можно сказать в таких случаях?
И Малтан больше ничего не говорил, как стемнело, взял бутылку со стола, с сожалением посмотрел на остатки мяса, с жалостью, прищурив глаз – на Светку, ушёл во двор, устраиваться на ночь.
Светка, оставшись одна, прошла в спальню, выволокла из-под кровати коричневый чемодан, открыла. Там были матерчатые мешочки неизвестно с чем, старые тетрадки, сухие веточки, бусы, и книга, старая, с печатными и рукописными страницами. Светка села у печи, зажгла свечку, долго листала страницы книги, шевеля губами. На улице шумел всё усиливающийся ветер. После двух Малтан потихоньку зашёл в дом, встал в дверях, молча смотрел на Светку, склонившуюся над книгой, покачал головой, так-же бесшумно ушёл. Беспокоился он, что-то его пугало. Старый человек видел много смертей, видел, как люди воспринимают уход близких, чувствовал он, что в душе Светки рождается непонятное, и ему не нравилось то, чем это может стать. Он так и не заснул.
Гонлаевы пришли часам к восьми, прибрали двор, всё мешающее унесли за сарай, поставили у бани козлы, на которые положили доски, накрыли их простынями, потом в бане одели тело Саши, вынесли его на доски. На столе у дома была расставлена посуда, угощение. Сельчане приходили по одному, молчали у тела, усаживались кто где, кто-то выпивал стакан, закусывал. Молчали, курили, женщины и мужики. Постепенно собрались все, кроме самых малых с их няньками, и старых, кому уже ходить трудно было, да тех не было, кого староста услал на кладбище, могилу готовить. За всё время не было сказано ни слова, Сашу знали все, что говорить? Да и Светку жалко было, любое слово могло сделать хуже. По знаку Сергея несколько мужчин обернули тело медвежьей шкурой, обвязали, подвели лошадь с дрогой, положили и пошли со двора. Кто-то пошёл следом, кто-то остался во дворе, пообщаться, кого-то дела увели. До места погребения пришли человек пятнадцать. Могила была вырыта за старой, бревенчатой часовенкой, покосившейся, замшелой, с незакрывающейся дверью, про неё иногда ходили разные слухи, которые вызывали у старосты желание разрушить её и построить новую, освящённую. Потом слухи успокаивались, желание пропадало, только кто-то из старых иногда заходил, затеплял свечку перед образом, приносил еловых лап, так и стояла часовня…
Светка до самого конца не подходила к телу покойного, и на кладбище встала к берёзе, прижалась к стволу, смотрела. Только когда закапывать начали, громко всхлипнула, из глаз побежали слезинки. Ганлаев подошёл, приобнял за плечи;
– Пойдёшь домой, или здесь побудешь? Ирина подождёт, если что.
– Пойдём… незачем здесь.
7
Когда Светка вернулась домой, во дворе и избе было прибрано, посуда помыта, остатки еды сложены в погреб и холодильник. Она бездумно полила цветы в горшках на окнах, потом прошла в баню. Сашина одежда была сложена в пластиковый пакет у печи. Светка достала порванную в клочья куртку, пропитанную уже свернувшейся кровью и оторвала чёрный клок. Дома она развернула книгу на нужной странице, читать ей не нужно было, всё она хранила в памяти, провела пальцами по рукописным строкам, и книга отозвалась, стала тёплой, ждущей, готовой ответить. Светка положила обрывок ткани на страницу, прикрыла ладонью и, закрыв глаза, тихо сказала;
– Мышь-Матанга! Посмотри мне в душу. Ты знаешь, чего я хочу. Сделай так.
И лес вокруг деревни отозвался, корни столетних деревьев шевелились в толще земли, искали среди камней и находили, переплетались, образуя единое целое. Светка чувствовала это, она знала, что активировала великую силу, которая исполнит сокровенное того, кто её пробудил, исполнит без чувств, холодно и точно, как должно быть, как она это умеет. Сила эта, пущенная в ход, уже не останавливалась и не управлялась, пока предназначенное не реализуется, не войдёт в жизнь. Даже если оно мёртвое.
Через какое-то время Светка, не раздеваясь, легла на кровать, лицом вверх, закрыла глаза и замерла. Оставалось ждать.
А вечером, когда стало темно, сквозь ливень и ветер в дом к Гамланову пришёл дед Малтан, вооружённый и испуганный, они поговорили и пошли в ночь.
Сергей доверял охотнику, как никому, знал о его связях с тайгой, шёл молча, ждал, когда тот сам скажет, чего боится и почему именно сейчас, ночью, надо идти куда-то в темноту, но Малтан остановился только когда они отошли от деревни уже порядочно, присел к стволу кедра, достал из-под дождевика пачку сигарет.
– Нехорошие дела пришли к нам, Серый, деревня может пострадать. Лес может пострадать. Светка не знает, что делает. Она не хочет зла, но она может дать ему дорогу. Пойдём, посмотрим, может, всё и обошлось. Держись рядом, ружьё держи наготове, только стреляй после меня.
Окурок полетел в темноту, Малтан пошёл вперёд уже медленно, прислушиваясь к шуму ветра, почти невидимый. Они уже шли по траве кладбища, староста угадывал покосившиеся оградки могил, кусты, кое-где фиолетовые огоньки, вспыхивающие в зарослях. Справа тёмнело пятно часовни, и Сергею хотелось спросить, почему нельзя было придти днём, когда всё видно и не надо гадать, что там сейчас шевелилось в чёрных тенях ночи.
– Фонарик включи, – вдруг остановившись сказал Малтан, и Сергей полез под плащ, нащупывая взятый мощный охотничий фонарь. Конус света выхватил из темноты струи дождя, мокрую землю, прыгал по сторонам, высвещая куски ночи, качающиеся ветви, кусты, наклонившуюся фигуру охотника.
– Вниз свети, сюда.
Сергей шагнул вперёд, встал рядом, тоже склонился, всматриваясь мокрыми глазами в круг света. Они стояли перед свежей могилой Саши, и бугор земли, недавно насыпанный, пучился комьями разрытой земли, будто неведомо кто здесь недавно рылся, разрывая и разбрасывая землю.
– Зверь?
Староста посветил фонарём на охотника, перевёл луч света в сторону дороги.
– Нет. Изнутри рыли. Там нет никого, в могиле…
Охотник держал карабин стволом в землю, вслушивался в звуки ночи, готовый стрелять во что-то, могущее напасть, попятился.
– Пойдём отсюда. Здесь делать нечего.
– Где он может быть?
– Кто знает? Может быть, в деревне. Надо подумать. Сейчас опасно ходить, мы не знаем, для чего он ушёл.
8
Подумавши, Светка достала из холодильника бутылку молока, отрезала кусок сыра, посмотрела на самодельную ветчину и колбасу, брать не стала. Положила в пакет ещё два больших яблока, половину белого хлеба, пару варёных яиц.
Во время сна что-то сдвинулось в её душе, она видела окружающее и себя в нём как-то со стороны, постороннюю себя, которая не имела к ней никакого отношения, двигалась, что-то делала, что не вызывало в Светке никакого отклика, не имело смысла и отношения к ней. Она не думала ни о чём, ничего не хотела, будто ночь перенесла её в мир без желаний, холодный и сторонний, мир с другой стороны, где люди только отражения в воде, выглядящие, как люди, но не люди, только картинки, существующие, пока их кто-то видит.
Дождь уже прекратился, ветер прогнал его дальше, на запад, в сторону Китая. Было мокро, безлюдно, Светка осторожно шла по скользкой траве, балансируя пакетом, отворачиваясь от капель, сброшенных с ветвей. Она знала, куда идти, только не знала, зачем это делает, что увидит, что будет дальше. Может быть ею уже начала двигать чужая, злая энергия, она этого не ощущала, не думала. Прошла мимо, забытых старых могил, чьих хозяев уже и не помнил никто в деревне, подошла в тень часовни, застыла перед чёрным входом, чувствуя, что и её внутри ждут, только не понимала, что стоит за этим ожиданием. Решительно переступила порог, заваленный старыми листьями и снова замерла, давая глазам привыкнуть к серому свету, проникающему через маленькое кривое оконце, и не освещающему почти ничего. Угадывались четыре скамейки, стоящие в центре, небольшой иконостас в левом дальнем углу, тумбочка для свечей, ещё какие-то иконы по стенам. Тот, кто ей нужен был, сидел на скамейке, по центру, тёмное неподвижное пятно. Человек? Она ждала человека, но чувствовала сомнение, был-ли он тот, кого она любила, или бездушная кукла, монстр, поднятый её страстью из небытия и ищущий, как и она, ответа на происшедшее?
– Я хочу есть. Я голодный. Что ты принесла? – фигура на скамейке шевельнулась, в пол-оборота развернулась к ней. Голос был хрипловатый, ровный, без обертонов. Светка подошла, положила на скамейку пакет, сделала шаг назад. Она не чувствовала присутствия человека, это и не мог быть человек, только материальное изображение, но она сама хотела этого? Хотела? В ней сейчас была только усталость и пустота. Пакет зашуршал, кадавр доставал продукты, раскладывал, открыл молоко, долго пил. Молоко стекало по одежде, проливалось на пол, образовало лужицу. Потом в ход пошли сыр и хлеб.
– Что будем делать дальше?
Жевание прекратилось, молчание длилось долго, наконец он ответил;
– Ты знаешь, что ты сделала? Зачем ты это сделала?
– Из-за любви к тебе, – тихо сказала Светка. Но разве любовь двигала ей? Любовь вот к этому, что сидело на скамейке? Или к воспоминанию, заполняющему душу, и горе от ушедшего навсегда, страстная попытка вернуть невозможное… Что вернуть просто нельзя.
– Ты думала, что будет?
– Не знаю. Мы можем уйти отсюда. В другое место, и жить там, как…
– Как живые? Этого не будет. Я ухожу в небытие, этого ждать недолго. Что останется, и что придёт через пустоту? Здесь совсем рядом зло. Оно наступает. Пока ещё оно не может пройти, но скоро сможет. Мне нельзя находиться в мире живых. Надо что-то делать…
– Я… подумаю… но я не знаю. Матанга не мможет вернуться. И… ведь это будет уничтожение тебя. Ты этого хочешь?
– Я… Я хочу есть! – голос прозвучал раздражённо, и Светка посмотрела встревоженно, – телу нужно мясо! Тёплое мясо, почему ты не принесла мясо? Я должен найти его… Светка! … Я чувствую это. Оно приближается, тебе надо сделать это быстрее! Иди! Немедленно уходи! Я… Оно уже застывляет меня, и я скоро не смогу противиться!
– Нет! Ты хороший, Саша! Ты любил меня! Ты не сможешь принести мне горе…
– Я… не могу… сопротивляться. Нам не повезло, зло пришло сюда. Тебе надо немедленно уйти и что-то сделать!
– Я умру и помогу тебе!
– Нет. Нам не победить его. Тело не помогает душе, от этого ещё хуже… Уходи немедленно! Быстрее!
9
Когда она быстро шла, скользя на мокрых листьях и оглядываясь, старый охотник ждал её недалеко от деревни. Светка остановилась и опять обернулась в сторону кладбища.