Киевская Русь. Волк

***

Уже было отчаялся купец достойного жениха найти, да приехал на днях в Киев посадник Смоленский. Мужичок лет тридцати и холостой, что было редкостью. Жена пять лет назад в родах померла вместе с ребенком неродившимся. С тех пор посадник и не женился ни разу. Присмотрелся Никита Емельянович к нему: хорош тот собой был! Высокий, сильный, глаза голубые умом наполнены, волосы чернявые да кудрявые. Весь из себя статный. И с мечом ловко обращается, и с луком. Ранее воем был княжеским, да посадником сел в Смоленске по приказу Великого князя Киевского. Посмотрел также купец, как с людьми себя держит посадник приезжий. Не зазнается, на равных со всеми разговаривает. И с боярами толк ведет, и с купцами да с людьми ремесленными. Со всеми язык общий находит. В Смоленске его уважают да побаиваются. Справедлив и милостив к люду своему был, но суров с виновными. Понравился посадник Смоленский купцу, ох как понравился! Вот и решил дочь свою за него засватать.

Пригласил он на пироги посадника к себе в терем, о делах торговых между Киевом и Смоленском толк вести. Да попросил дочь прислуживать за столом, не сказав ей, кто в гостях будет. А Святослава и не спрашивала, уже привыкла, что всегда кто-то в тереме гостем сидит. Чай, батюшка после возвращения из Херсонеса высоко среди купцов поднялся, вот и наведываются к нему все кому не лень.

Сели купец да посадник за стол обеденный, а Святослава пироги внесла с пылу с жару. Но не на пироги смотрел посадник, а на девицу красную, на волосы ее златые да глаза большие изумрудные. А когда наклонилась она, чтобы пироги поставить на стол перед гостем, рассмотрел посадник талию узкую с бедрами точеными да грудь высокую девичью.

Стали мужи важные пироги есть. Попробовал их и посадник, да глаз с девицы не сводил, что в угол отошла и скромно взор потупила.

– Ох какие пироги-то славные! – воскликнул неожиданно. – Кто готовил?

– Дочка моя, – ответил купец.

– Передай ей от меня поклон низкий за такие яства вкусные, – заулыбался тот.

– Так сам и передай, чай, по левую руку от тебя стоит.

Посадник ошеломленный к девице повернулся, от которой взгляда не мог ранее отвести, да покраснел. Но встал из-за стола и поклонился. Святослава ему тоже в ответ поклонилась, честь отдавая.

– Мои пироги да вам на усладу, – ответила мелодично, словно соловушка.

С тех пор посадник и стал ходить к ним каждый день, расположения купеческой дочери добиваясь.

Святослава улыбалась ему, смеялась на шутки мужицкие, а сердце все не разжигалось чувством трепетным. Но она не прогоняла посадника, знала, что батюшка именно его ей в мужья выбрал. Значит, судьба дочери купеческой скоро замужней молодицей стать.

Вот и ударили по рукам купец да посадник, сговорясь о Святославе. Посадник же сказал, что ему в Смоленск надобно вернуться на зиму, дела срочные уладить да терем для невесты подготовить. Обещался вернуться к началу года, сразу после Масленицы, да засватать девицу красную, а потом в Смоленск увезти, где свадьбу и справят. На том и порешили с купцом.

И все уже шло к тому, чтобы Святослава замужней стала, чай, зиму переждать, да как увидела она Ярослава за столом свадебным, так и забыла про жениха нареченного. Да только не рано ли забыла? Волк ей не рад был, вспоминать даже и не думал.

Святослава опять в подушку нос уткнула да заплакала. Ох как больно-то ее сердечку! А за дверцей в горницу девичью Никита Емельянович стоял и дочкины рыдания слышал. Знал, отчего та плачет. Видел того Волка на свадьбе с глазищами серыми холодными.

Глава 14

Ярослав быстрым широким шагом шел со свадьбы в свой терем, не останавливаясь и на приветствия людские не откликаясь. Не до них ему было.

Как зашел в хоромы просторные, сорвал с себя плащ с мехом дорогим и швырнул на пол. Подошел к столу да уперся в него руками. Глаза его бешено блуждали, лицо от гнева покраснело, жилы на руках вздулись. Не выдержал Ярослав напряжения и стал крушить все подряд в хоромах. Стол разбил, перину порвал да стулья разломал руками сильными. Когда выплеснул весь гнев, уселся на пол и руками голову обхватил. Замотал ею так сильно, будто выбросить что-то хотел. Но образ девичий не спешил думы его покидать. Опять златые волосы увидел да глаза изумрудные сверкающие.

Выругался сотник да стал хмельное искать, чтобы забыться.

В это время в терем хазарка плененная вбежала. Она у Ярослава в служанках осталась. Дружинникам нельзя было с собой на княжий двор баб брать, вот новгородец ее и приютил, чай, сам из Саркела вывез на утеху свою.

– Чего надобно тебе, дура? – крикнул он ей.

– Ничего-ничего, хозяин, шум услышала, вот и прибежала посмотреть, все ли ладно здесь, – испуганно пролепетала хазарка.

– Убирайся, – рявкнул сотник, но тут же передумал. – Нет, постой!

Та замерла. Сжалась вся в комочек, предчувствуя беду.

Ярослав окинул девку взглядом оценивающим. Хороша была хазарка. Правда, немного потасканная дружинниками его славными, но все еще хороша.

Указал он ей молча рукой на перину порванную. Хазарка всхлипнула, глаза ужасом наполнились. Знала, что сей жест немой означает. Станет лютовать сейчас над ней. Ох, уж лучше всей дружине разом угождать, чем ему одному! Но девка покорно пошла к перине, знала, что сотник не любил неповиновения и мог пришибить. А жить-то хотелось.

Ярослав до зорьки утренней не отпускал бедную. Хотел словно за все обиды бабские наказать. Да из головы все не шли волосы златые да глаза изумрудные.

Отпустил он хазарку, когда сам уже изнемог. Та еле-еле из его терема выползла, поверить не могла, что жива. И не выдержала хазарка более унижения такого и побежала прочь от хозяина жестокого, куда глаза глядят.

А Ярослав обессиленный упал на пол и заснул тут же, как младенец, будто ничего и не сделал скверного.

***

Прошло два дня. Сотник княжеский полностью в тренировки воев погрузился. А еще ходил к княгине Ольге дела важные обсуждать да о болгарах с Византией толковать. Знали и Ольга, и Волк, что после разгрома хазар с одним из государств соседних придется сцепиться, ибо тем не понравится укрепившаяся Русь под боком. А Византия зорко смотрела за русами, только и ждала момента, когда те ослабнут.

На третий день к Ярославу кто-то в горницу постучался. Пошел сотник сам дверь открывать, так как служанки у него более не было. Хазарка решила, что лучше под татями да крестьянами лежать, чем под сотником прославленным да жестоким.

Открыл двери новгородец, а на пороге стоит Никита Емельянович Кузьмин. Ярослав, ни слова не сказав гостю незваному, пропустил его внутрь.

Купец, войдя в терем, осмотрелся деловито да подивился, что у сотника комодов особенно-то и не было. Точнее, если что и было, на дрова поколото да рядом с печкой лежит. Так и остался стоять Никита Емельянович посреди хором. Ярослав же к печке подошел, присел на корточки да стал дровишки подкидывать. У купца же ни имени, ни фамилии не спросил. И так знал, кто к нему пожаловал.

Постоял купец с минуту, помялся с ноги на ногу, посмотрел на молодца негостеприимного, да и решил первым разговор начать:

– Говорят, ты с вятичами сдружился, сотник княжеский? Вот и хотел спросить тебя, можно ли с ними торговлю наладить?

Ярослав холодно взглянул на купца серыми глазищами и снова взор свой к огню обратил, что в печке пылал.

– Не про торговлю спрашивать ты пришел, купец. Говори, что надобно, –сказал повелительно.

Никита Емельянович про себя подивился: «Вишь какой проницательный!», а на неприветливость сотника и открытое неуважение к седине гостя решил рукой махнуть, знал, к кому наведаться решил.

– Про дочку свою пришел толк вести, – ответил купец открыто. – Чай, знаком ты с ней.

– И что с дочкой? – равнодушно спросил сотник.

– Да вот решил рассказать тебе, сама-то не посмеет, что не повинна она ни в чем.

– А я ее ни в чем и не виню.

– Тогда почему дочь моя плачет уже несколько дней, с тех пор как тебя увидела?

– Это не мое дело. Мало ли что у бабы глупой на уме?

Никита Емельянович решил пропустить слова обидные мимо ушей. Не за ссорой пришел.

– Я знаю, что случилось два года назад, – начал свой сказ купец. – Она мне все поведала. Рассказала, что ты с собой ее звал тогда. Да не пошла она только потому, что меня обещалась клятвенно ждать и из дому не уходить с молодцем, пока не возвернусь я из Корсуни. Ты бы простил ее, сотник прославленный. Нет вины девицы в том. Не смогла она клятву нарушить, отцу данную. Оттого до сих пор и страдает.

Ярослав слушал речь купца, продолжая равнодушно поленья в огонь засовывать. А когда тот закончил свой сказ, выпрямился да посмотрел грозно на гостя своего.

– Мне нет до нее никакого дела. Зря пришел слово молвить. Все уже в прошлом и никакого значения не имеет.