Барин, икая, тяжело поднялся из-за стола.
– Будешь спать на конюшне, – зевнул Дмитрий Павлович, – да не забудь насчет лошадей распорядиться.
После того как барин улегся спать, Петька вышел на воздух. Он поднял глаза к небу и тяжело вздохнул.
– Воображаю, каково это, быть в неволе у такого барина, – он услышал приятный женский голос справа.
Девушка стояла в нескольких шагах от него и тоже смотрела на звездное небо.
– Уж лучше не воображать, – ответил ей Петька.
Незнакомка без страха подошла к нему и, к его удивлению, протянула ему руку.
– Меня зовут Ксения Егоровна, – она улыбнулась на его нескрываемое замешательство. – А вас как?
– Петь…, Петром, – проронил он, все еще не придя в себя.
– А по отчеству?
– Алексеевичем, – ответил совсем растерявшийся Петька. И вдруг он спохватился. – А вас батюшка не заругает, за то, что вы с холопом разговариваете?
Ксения Егоровна засмеялась. У нее был звонкий заразительный смех.
– Бросьте, Петр Алексеевич, вы же все понимаете. – Девушка посмотрела на него, и улыбка исчезла с ее уст. – Батюшка считает, что рабство – ужасное явление, бесчеловечное и отвратительное.
– А у вашего батюшки много душ? – буркнул Петька.
Ксения Егоровна покачала головой:
– У нас нет крепостных. У нас слуги свободные, получающие жалованье.
– Вот как! А кто же ваш батюшка, Ксения Егоровна?
– Егор Иванович Давыдов, он архитектор и механик. Мы возвращаемся из Смоленска. Там у батюшки был заказ. Мы едем в Санкт-Петербург. В Университете ему предложили место.
Действительно, эта маленькая семья как будто была из другой жизни. Петька промолчал и опять посмотрел на звезды.
– А ведь вы образованный человек, Петр Алексеевич! – лукаво произнесла Ксения Егоровна. – Хотя вы пытаетесь это скрыть.
– А толку-то в том образовании! Скорби больше! – вздохнул Петька.
– Не грустите, Петр Алексеевич! – девушка улыбнулась. – Мне кажется, что у вас все будет хорошо. Вот увидите!
Петька не знал, что сказать. С ним никто и никогда не вел таких бесед. Разве только, что дядька Степан его гладил по голове, вздыхал да молился.
– Я слышал, что смотритель вам лошадей не дает, – ему захотелось сделать для этих людей что-нибудь доброе, – вы можете ехать с нами. Нам же по пути. Завтра я поговорю с барином.
– Благодарю вас! Как здорово! Ведь батюшка очень торопится! – Ксения Егоровна сияла. – Я обещаю, что у вас все будет замечательно, Петр Алексеевич! С хорошими людьми должно происходить хорошее!
Девушка пожала руку Петру.
– Ксенюшка, – услышали молодые люди, – спать пора!
– Уже иду, – откликнулась Ксения Егоровна.
Через полчаса, на конюшне, Петька, зарывшись в сено, уже начинал засыпать. Мрачные мысли отпустили его. Перед глазами стояло милое лицо Ксении Егоровны, а в душе звучал ее заливистый, как колокольчик смех.
Глава 4
Оливер проснулся как обычно. Голова страшно болела, и совсем не хотелось идти на службу. Соблазн послать Джека, мальчишку, служившего у миссис Томпсон, в контору, предупредить о том, что он занемог, достиг невероятной силы. К тому же Оливер был озадачен. Три дня он опекал моряка Перселла, носил ему еду, выпивку и табак. Вчера, в обычное время Оливер с очередной порцией рома и снеди, отправился в одинокую хижину на берегу. Каково было его удивление, когда своего подопечного он не обнаружил.
Оливер прошелся по пляжу, но никаких следов исчезнувшего моряка не нашел.
Молодой человек оставил в хижине на всякий случай узелок с продуктами и отправился домой ужинать.
Оливер лежал и думал о моряке. Нет, на службу идти надо, иначе сведения дойдут до отца, и быть неприятному письму из Бристоля с долгими нравоучениями и обещаниями оставить Оливера без гроша.
После того, как молодой Эшби совершил утренний туалет и собрался спуститься вниз к завтраку, в дверь постучали.
На пороге с подносом стояла сама миссис Томпсон. Мистер Эшби удивился, но молча пропустил женщину в комнату. Он заметил, что лицо его квартирной хозяйки напряжено. Оливер подумал, возможно, женщину обуревает гнев.
– Доброе утро, миссис Томпсон, – учтиво приветствовал он хозяйку. – Вы здоровы?
– Да, да, мистер Эшби, – рассеянно произнесла она, накрывая маленький столик у окна.
Время от времени, миссис Томпсон бросала изучающие взгляды на своего постояльца, будто хотела что-то спросить. Вдруг она выпрямилась и решительно посмотрела на Оливера.
– Скажите, мистер Эшби, – произнесла хозяйка, как показалось Оливеру, с вызовом, – вам нравится моя дочь?
Мистер Эшби сначала опешил, но потом рассердился, он не любил вопросов такого рода, прямых и категоричных.
– Миссис Т-томпсон, – начал он. От волнения он стал заикаться даже на тех буквах, которые раньше не вызывали у него затруднений. – В-вы не находите, этот вопрос не с-совсем де-де-деликатен?
– О! Мистер Эшби! – вдруг простонала она. – Мне не до деликатностей! Моя дочка Лора попала в беду! Господи, хорошо, что ее отец не дожил до такого позора!
– Что случилось с мисс Лорой? – забеспокоился Оливер.
Миссис Томпсон странно посмотрела на молодого человека.
– Она забеременела, мистер Эшби, – и по еще щекам побежали слезы, – негодная девчонка доигралась. Я избила ее сегодня. Как мне быть? Это такой позор! Что скажет преподобный Джон Пейс? Боже, боже!
Оливер стоял и смотрел разыгранный спектакль, совершенно не понимая его значения.
– Миссис Т-томпсон, – Оливер взял себя в руки, – но я решительно не понимаю, чем я-то могу помочь?
– О, мистер Эшби, – вытирая лживые слезы, произнесла хозяйка, – вы такой благородный джентльмен, такой добрый и великодушный…
Здесь Оливер почувствовал неладное.