Карты четырех царств. Серия «Срединное царство». Книга вторая

– То-то дрова у вас валяются, где попало, и всё больше вдоль забора, – хмыкнул вервр. – Бьёте без промаха, а?

– Ха, – гордо подбоченилась хозяйка.

– Ох-ох, – потёр бок дровосек.

Вервр шагнул с порога и побрёл вдоль плетня, ведя рукой по верхушкам кольев и облизываясь. Метки впитывались в древесину, незаметные людям – и ужасающие, непреодолимые для зверья.

– Кем меня сочли эти люди, если даже не указали, где искать постоялый двор? Кем, вот занятно, – мурлыкал вервр, принюхиваясь к сытному мясному духу собранного в дорогу обеда.

– А ничо так леший, деловитый, – догнал басовитый шёпот жены дровосека. Могучий вздох полетел над захламлённым двором. – Только пьющий. Как и ты, зараза.

– Да-а, – послушно поддакнул «сирота».

– Чё встал? Иди, поленницу собирай. Сказано: не жрать им отныне матушкиных яблонь.

Вервр, завершив обход просторного двора, прощально махнул рукой и заспешил прочь, по главной и единственной деревенской улице, к постоялому двору. Оттуда ветерок тянул запахи сухих и свежих трав, ссор и азарта. Под крышей гудело от голосов, шелестело шёпотами и вздохами.

– Троецарствие! – пискнул голосок Аны. И обуза залилась хохотом.

Вервр невольно улыбнулся: не пропала, никем не обижена. Хорошо.

– И кто тут еще шельма, – горестно вывел тихий, задыхающийся голосок там же, в большом зале постоялого двора.

– О, кисличная мята, она же ж! – обрадовался кто-то раскатисто и солидно.

– Попутал леший играть на серебро с продажи урожая, – вздыхал ещё кто-то. Сетовал он задушено, обречённо. – Так она ж дитя… Шутковал я! Так как теперь-то? Ох, беда… ох пропали мы…

Вервр скользнул в приоткрытую дверь и пробрался в главный зал, никем не замеченный. Пискнул и улыбнулся шире. Он любил разбирать брожение людских душонок и умишек. А тут и страхи, и досада, и свежие сплетни, еще не перетёртые в труху, и злость всех на всех, и радость из-под этой злости, ведь соседская беда – она воодушевляет! И посреди болота из мыслишек, как белая лилия в золотой пыльце, Ана с её детской чистой душой.

Не иначе, полдеревни столпилось возле большого стола. Все с ужасом следили за игрой в кости. Возле левого локтя малютки Аны грудилась кучка монет, справа в ряд выстроились кружки. Вервр принюхался: черничный, брусничный и земляничный морс. Что ещё? Пирожки, творог… И дальше на столе и на скамье: мотки пряжи, несколько чурок разносортной древесины, баночка с лаком, гладкая лента. А ещё связка сушёных грибов… это-то зачем?

– Троецарствие, – заверещала Ана, даже не метнув кости.

Кинула – и расхохоталась. Вервр по слуху понимал: падают, катятся, замирают… и толпа обречённо вздыхает. Еще бы, людям кости одинаковы, а вервру или атлу с их чуткостью нетрудно понять и малейший дефект развесовки, и создаваемое им поведение при броске. Тем более хитроватая Ана не кинула далеко, а перевернула ладонь над самым столом.

– Ана, а где твои родители? – спросил сидящий напротив кривоватый тощий человек, тот самый, что сказал про шельму. – Тебя, наверное, потеряли. Переживают.

– Тятя-пама не теряет, – гордо сообщила Ана, сгребла кости и снова скатила с ладошки. —Троецарствие! Хочу мёд. Липовый.

– Три раза в день пить, по полкружки, – загудел смутно знакомый голос. – Печёный лук прикладывать к нарыву, тёпленьким.

– Шельма? – не поверил вервр, вслушиваясь. – Вот от кого не ждал перемен даже я…

Теперь нового гостя заметили, к нему дружно обернулись… и охнули хором. Вервр демонстративно прочесал волосы назад, убирая от лица. И улыбнулся, огорчаясь обычности своих зубов.

– Леший, – выдохнули особо умные из дальнего угла.

– Вы и есть тот самый… пама? – обрадовался кривоватый человек. – А я зовусь Голос. Сразу видно, вы человек достойный. Будьте добры, не сочтите за труд спасти здешнего старосту. Он от забав вашей Аны вот-вот полезет в петлю. Он бы ещё в ночь полез, но я втолковал ему, что девочка шутит, серебро ей не требуется. Я прав? Она славная. Только такая, знаете… вольная.

– Воля! – кивнула Ана, снова выбросив на костях непобедимое в игре и почти невозможное «троецарствие».

– Я говорил ещё и про ответственность, – тихо напомнил вервр.

– Велел: прилепись, – надула губы Ана, всполошилась и смахнула кости на пол, подальше. Вцепилась в кружку с морсом. – Я вот… я леплюсь. Вот. И вот. И вот.

Она собрала ближе все кружки, покосилась на монеты и смущённо вздохнула. Тронула пальчиком ближнюю.

– Подарок. Новый. Тебе.

– Не ругайте её, – вступился Голос. – Она добрая, только сразу такого наворотила, что теперь не знает, как бы сбежать. А я взял с неё слово, что не побежит. А староста сам виноват, пьян был вусмерть и хвастался. Ну и мы хороши, стали жаловаться и отвлеклись… Вы не встречали молодую женщину? Мы разыскиваем её пятый день, всё без толку. Темноволосая, звать Чиа, она тихая и с людьми настороженная. Сиганула в лес, мы уж и звали, и искали…

В каждом слове Голоса звучала настоящая боль. Вервр удивился – надо же, душу человек вкладывает, переживает. Это не все умеют, даже для близких. И Шельма вздыхает солидарно, ему тоже тяжело. Хотя прежде выходки «честного вора», проклятого родней, были порой хуже деяний его знаменитой мамочки Белоручки. Кто дважды пробовал свести Алого Пэма прямо из конюшни? Кто на спор влез во дворец к канцлеру, устроил жуткий переполох и умыкнул породистого щенка? Кто пристегнул к единой цепи спящих на посту стражей и последним туда же, на общую сворку, добавил разъярённого кота?

– Надо же ж Чиа искать, а мы от кашля лечим, от чирья, – буркнул Шельма, глядя в упор на вервра. – Вот же ж вилы! Ана ж меня надула в кости! Да шагни я за порог, кого сунет в петлю обобранный до нитки староста? А? Вот же ж… шельма мелкая. Аж завидно.

– Ан, прости, – «обуза» принялась сопеть, готовя порцию спасительных слез.

– Ответственность, – строго, с нажимом выговорил вервр. – Ты не поняла?

– Поняла. Подарок же! – слезы покатились градом. – Тебе. Цветы.

Вервр поморщился. В нелепых спорах с Аной отчего-то он не оказывался прав так, чтобы вес правды не дотягивал до неоспоримости. Вот и теперь… разве он верно поступил, бросив ребёнка в ночном лесу? Разве он не знал, на что обрекает деревню… а затем и Ану? И себя – в худшем случае.

– За Чиа не переживайте, она сама найдётся. Ей надо еще немного побыть одной. И – спасибо. Я оказался должен вам, – покривился вервр, кивая поочерёдно Голосу и Шельме. – Ана, как быть с моим долгом?

– Спинка! – Ана ткнула пальцем в кривоплечего. – Лечи.

– Я не лекарь, – отмахнулся вервр. Задумался. – Хотя… кости умею и дробить, и перебирать, и составлять. Пошли, немочь. Ана просила за тебя. Значит, готовься к пытке, так тому и быть.

Вервр пошевелил пальцами, намекая, что в смысле правки позвоночника он очень даже зряч. Голос оживился, сполз с лавки и захромал вдоль стола. Староста протиснулся к вожделенному серебру, составляющему не его личное достояние, а ценность всей деревни. Было слышно, как мужик подгрёб монеты, лёг на них и завыл тихо, проникновенно. Не успокоился на этом, принялся вдумчиво драть бородёнку и красочно, рисуясь перед селянами, клясться не пить ни браги, ни настоек.

Для осмотра больного вервр выбрал полупустую кладовую, предложенную расторопным Шельмой. Как тот умудрился протиснуться вперёд, придержать дверь и поддеть на сгиб локтя Ану? Ловкий. Но – раздражения не вызывает. С прошлой встречи стал куда как занятнее, сложнее и глубже, – отметил вервр. Он сел у стены и стал ждать, пока всё нужное будет приготовлено трудами расторопного Шельмы и усердно мешающей ему Аны: соломенный тюфяк, покрывало, тёплая вода, полотенце, мази…

– Мать не простил? – спросил Ан, слегка удивляясь своему любопытству.

Шельма как раз укладывал Голоса на тюфяк и прибирал его рубаху, складывал с какой-то трогательной аккуратностью.

– Да ну её, – без злости буркнул Шельма, не усомнившийся, что спрошено у него. – Мы с Голосом перетёрли. Живая ж мать всяко лучше, чем никакой. Да и она ж… унялась, в мои дела не лезет, в свои не тянет. Ана, тебя ж моя мамка не обижала?

– После разберёмся, – вервр пересел к тюфяку.

Он быстро провёл кончиками пальцев по спине Голоса, повторно тщательно прощупал ребра и позвоночник. Задумался, растирая руки и грея их, а затем растирая изуродованную спину и тоже грея, готовя к работе.

– Кто выставил Чиа из города?

– Матушка Ула, – отозвался Голос. – То есть…

– Понял. Занятно, как сплетаются случайности в мире людей… и тем более атлов. Не скучно. Без боя не скучно… Как тебя? Голос, да? Я поправлю, но затем тебе понадобится белый лекарь. Не знаю, где они ещё есть. Раньше была семья на побережье, на юге. Сильная кровь, но вся вылиняла в новых поколениях. Дар был осознанно разменян за золото. Так я слышал.