В Италию. К себе

Слышу, как голос его оттаял.

– Почему не позвонила?

Пришла моя очередь оттаять, услышав его коронное «почему?»

– Не знаю. Не хочу тебе мешать.

Он молчит, потом тихо произносит:

– Ты не можешь мне помешать.

Мы снова молчим. За окном ночь. В полуопущенных жалюзи висит луна.

– Мы увидимся завтра?

Он как заводная игрушка…

– Хорошо, – сдаюсь я.

– Я приеду за тобой.

Последняя фраза настолько поражает меня, что на автомате я называю район и отель. Какой теперь сон, встаю, включаю лампу и раскрываю книгу и ноутбук.

Наверное, когда-нибудь мое сердце все-таки разорвется от резких звуков. Грохот упавшего тюбика с гелем для душа, табуретка с полотенцами заваливается набок, в комнате звонит телефон. Надо сказать, что я уже сменила мелодию на обычный звук старого телефонного звонка, но, увы, не помогло. Шлепая мокрыми ногами по полу, выхожу из ванной и хватаю трубку.

– Ciao, – слышу его голос, очень бодрый и веселый.

– Ciao, – ворчу в ответ, – я еще в ванной. Слишком рано!

Его это, похоже, вообще не волнует: рано так рано, главное, сообщить, что вот он я тут, приехал. Выглядываю с балкона. Внизу на асфальте стоит огромный туристический автобус, наклоненный в сторону съезда вниз, улица здесь под очень большим углом, и машина. Необычного цвета, кремовая или кофе с молоком. У нас таких не встретишь. Рядом с приоткрытой дверцей стоит Давид и, задрав голову, разглядывает отель. Заметив меня, машет рукой. Я машу ему в ответ и сразу возвращаюсь в ванную, где невольно устроила погром. Пытаюсь что-то сделать со всем этим и со своими волосами, одновременно открывая тюбик с тушью. В дверь стучат. Еще этого не хватало! Заворачиваюсь во что-то, что попадается под руку и открываю дверь.

Давид стоит на пороге и улыбается.

Я очумело отступаю назад, одной рукой принимая маленький букетик неизвестных мне цветов, другой поплотнее прижимаю к себе край халата-полотенца.

Со словами «извини, можно я войду, я жду, ты не торопись» он усаживается на диван и ведет себя, как дома. Я останавливаюсь напротив и, присев на край стола, смотрю на его довольное лицо. И меня в эту минуту почему-то совершенно не смущает мой внешний вид. Его, похоже, тоже.

– Одну минуту, – говорю я.

Вытаскиваю из шкафа одежду, еще раз смотрю на него и закрываю дверь ванной. В зеркале мое лицо будто чужое. Я провожу руками по щекам, разглядываю глаза, губы, малейшие поры и морщинки на лбу. Опять это ощущение, что передо мной лишь оболочка. Чужая и мертвая. Однако, со свежим макияжем достаточно красивая, чтобы удовлетворенно примириться с ней. Выхожу, Давид все так же сидит на диване, вертит в руке пачку сигарет. Надо же… дождался, чтобы спросить разрешения. Я согласно киваю головой и сажусь напротив. Опустив голову на высокую спинку немного помпезного стула, разглядываю его. В его глазах сегодня появилось что-то неуловимо новое. Сейчас они стали удлиненными и темными, отчего их обладатель больше похож на хищное животное, чем на своего мраморного двойника. Давид курит, похоже, никуда не торопясь, я в его власти. Я даже не знаю, куда он меня собрался везти. Я просто сижу и жду, пока он выкурит свою сигарету. Его взгляд скользит по комнате, чувствую смущение, когда он разглядывает ту ее часть, где стоит кровать и где полуоткрытый чемодан демонстрирует хаос внутри себя.

Я продолжаю сидеть на стуле, спиной к столу. Давид неспешно, медленно встает с дивана, находит глазами пепельницу среди вороха бумаг. Гасит сигарету. Сейчас он совсем близко от меня, так близко, что я невольно глубоко вдыхаю знакомый уже аромат. Его рука касается бумаг, что засыпали всю поверхность стола. Перебирает их, будто пытаясь через кончики пальцев прочитать русские буквы. Я завороженно наблюдаю за движением его руки и не могу пошевелиться, околдованная его запахом. Молчу. В следующее мгновение его рука оказывается на моей голове. Легко касается волос. Я вновь в тумане, ничего не вижу, только сквозь шум тысячи морей, слышу слова:

– Ты так красива…

Я ловлю руку, ласкающую мои волосы, как заигравшуюся кошку. Она замирает, очутившись в моей ладони. Еле заметно дрожат пальцы. Ах, вот как! Значит, и вы уязвимы, синьор. Поднимаюсь, невольно заставляя окончится то, что происходило сейчас. Выскальзываю на безопасное расстояние и уже в следующий момент вижу его обычную улыбку.

Проходя по длинному коридору гостиницы, думаю о том, что он сейчас видит мои ноги в черном капроне, и наверняка потому держится за мной. Но здесь, в Риме, я почему-то уверена в своей фигуре, своих волосах, своем лице. Здесь я вижу себя красивой. Только здесь.

Я впервые вижу его за рулем. Его манера вождения своеобразна, иначе не назовешь. Слишком резкий, слишком быстрый, слишком рискованный на всех поворотах и светофорах. При этом уверенно держит руль одной рукой. Вторая занята своими делами: зажигает сигарету, подбирает вываливающиеся на поворотах предметы и укладывает их обратно под приборной доской, держит телефон, наконец, я не выдерживаю и спрашиваю:

– А знаки на дороге тебе о чем-нибудь говорят?

Он смеется, и мы хором цитируем один фильм:

– Они здесь для красоты!

Я так и думала. Вообще Давид не показал мне ничего нового в себе. Мне кажется, что я его знала тысячу лет, все его жесты, все его привычки. Интересно, а что он думает по поводу меня? Но этого не разгадать, даже если вот так разглядывать его лицо, не таясь, откровенно часами.

– Куда мы едем?

Он на мгновение поворачивает ко мне свое красивое лицо. Я замечаю его переменившееся настроение.

– В одно красивое место.

– Но оно в Риме?

– Да. Рядом с Тибром.

Вилла Боргезе. Я могла догадаться… Здесь я не была раньше. Действительно, сказка. Нет смысла описывать сказочное место. Парк, ресторан. Очень мало людей. Много природы. Никогда не была в ресторане вот так, с мужчиной. Поэтому сказала: «Закажи сам, пожалуйста».

В первый раз за эту поездку пробую вино. И не могу есть. Он сидит напротив и смотрит так, будто я должна что-то сказать или сделать. Когда между мной и человеком вот так повисает нечто недоговоренное, это всегда самое ужасное, что может приключиться. Я опускаю руки и прячу их под стол. Он вдруг опускает глаза и повторяет за мной этот жест. Потом я слышу его слова:

– Я хотел сказать тебе… предложить тебе остаться. Хотя бы на то время, пока ты будешь заниматься переводом.

Внутри меня поднимается защитная стена.

– Я говорила, что это невозможно.

Он молчит и смотрит, кажется, насквозь меня.

– Ты можешь договориться на работе? Ты можешь взять отпуск?

– Да. Не думаю, что дело в работе.

– Тебя кто-то ждет?

Его вопрос произнесен таким тоном, что я не смею поднять глаз, и почти шепотом отвечаю:

– Нет. Никто.

– Я не понимаю, – взрывается он.

Я каждой клеточкой ощущаю его гнев, невольно сжимая под скатертью свои пальцы.

– Ты говорила, что хочешь быть здесь, что любишь Италию, что тебе нравится здесь все. Почему «нет»? Из-за денег? Но это можно решить. Ты можешь жить у меня, если нет, ты можешь снять любое жилье здесь, в центре или на окраине, выберешь сама. Ты сможешь здесь устроиться в какое-нибудь хорошее место, будешь наслаждаться Римом, Италией… Разве ты не хотела этого?

– А разве человек всегда делает так, как хочет? ? не выдерживаю я его напора.