Практическая романтика

Практическая романтика
Оксана Алексеева

Молодежная романтика
Я переехала к морю, поступила в лучший институт, устроилась на летнюю практику в крупнейший отель побережья. И ничего, что там же будет Большая восьмерка – сборище избалованных мерзавцев и высокомерных мажоров. Открыто конфликтовать с ними я не намерена, себе дороже. Разве что вести скрытую партизанскую войну…  Но у каждого в шкафу свои скелеты.

Оксана Алексеева

Практическая романтика

Глава 1. Все хотят в «Грёзы»!

– От таких предложений не отказываются, Васнецова! Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?

– Понимаю, Галина Петровна.

Заведующая любимой кафедрой заметно обрадовалась и повысила голос так сильно, что сотовый завибрировал в моих руках.

– Вот и молодец! Молодчина! – непонятно зачем подбадривала она меня. – Да я сама не позволю упускать такие шансы, вы же мне как дети…

Это ее «как дети» уже стало притчей во языцех, над которой студенты устали смеяться. Но если уж совсем откровенно, то она не преувеличивала – Галина Петровна, главный человек кафедры «Туризм и отельный бизнес», на самом деле радела за всех своих подопечных. Или хотя бы за тех, в ком видела неподдельное рвение. Я оказалась в числе фаворитов, и этому факту стоило порадоваться. А я не только не впала в блаженный экстаз, но и не удержалась от вопроса:

– Галина Петровна, а Большая восьмерка тоже всё лето будет в «Грёзах»?

К счастью, она не стала притворяться, что не поняла, о ком речь. Но таким аргументом ее с цели сбить было невозможно:

– Скорее всего! И что с того, Васнецова? Ты думаешь, тебя на практику в руководство отеля возьмут? Хорошо, если в хозчасть. Совсем отлично, если хоть неделю позволят за стойкой постоять! Ты с… эм-м… остальными студентами нашего вуза даже встречаться там не будешь, прости за откровенность – разного полета птички. Так каков будет твой положительный ответ? Клянусь твоим красным дипломом, Ульяна, через семь секунд я намерена разговаривать с Михайловым! И плевать, что у него средний балл ниже твоего, зато уже через восемь секунд он радостным галопом побежит оформлять трудовую книжку, не задав ни одного лишнего вопроса. Чуешь разницу?

Да, уговаривать она умеет. Я была бы полной дурой, если бы тут же не завопила:

– Я согласна, Галина Петровна! Огромное вам спасибо за доверие!

– То-то же! – рявкнула она, констатируя свою победу. Хотя, честно говоря, никто в таком окончании телефонного разговора и не сомневался. Теперь заведующая орала так же громко, но уже без угрожающих нот: – «Грёзы» выделили только восемь мест, и давай будем реалистами, Васнецова: ни одно из этих мест не предназначалось простым смертным. Не будем и злорадствовать, а просто отметим, что наш дорогой мэр зря отправил своего любимого сына в Альпы посреди учебного года. Злорадствовать не будем, но ногу Анатолию не мы с тобой ломали, чем он и освободил одно местечко. В общем, у тебя неделя, чтобы закрыть сессию. А потом поезжай и порви там всех! – завкафедрой вдруг осеклась. Вероятно, и сама поняла, что немного перегнула с боевым настроем. Закончила чуть мягче: – В смысле, заложи первый кирпичик в фундамент своего светлого будущего.

Еще несколько секунд после окончания разговора я молча рассматривала подсвеченные июньским солнцем пылинки, кружившие возле окна, а потом непроизвольно начала улыбаться – с каждой секундой все шире. Замечательная Галина Петровна была права, от таких шансов не отказываются, а моя первоначальная одеревенелость связана только с шоком – не каждый день с самого утра сносят с ног настолько приятными новостями. Лучший отель побережья «Грёзы русалки» предлагал не просто практику, но еще и трудоустройство на все лето. С такой первой записью в трудовой книжке я по своей специальности сделаю не один, а целых десять шагов вперед, даже если на практике не буду заниматься вообще ничем серьезным. Бренд решает всё. А «Грёзы» – это даже не бренд, а флагман целого рынка. Нельзя сказать, что выбор пал на меня без оснований – Галина Петровна на единственное свободное место выбирала не по человеку, а по среднему баллу успеваемости. Я заслужила! Потому и имею право радоваться.

В любой бочке меда есть ложка дегтя. Устройство на летнюю практику в лучший отель по эту сторону моря могло бы снести крышу, если бы не разбавлялся менее радостным фактом: там же будет находиться вся Большая восьмерка – сборище наглых, избалованных мажоров, детей политиков и владельцев все тех же отелей. А я имела несчастье уже быть с ними знакомой. И настолько неприятным стало для меня то знакомство, что я и спустя год не могу вспоминать о нем, не поморщившись. Хуже всего то, что удар пришелся в самое уязвимое мое место.

Тогда я только приехала в этот город и еще пребывала в уверенности, что плохое оставила в Москве, а здесь, на фоне бесконечного солнца и сумасшедше красивого моря, никогда ничего плохого не случится. Особенно со мной, всему важному наученной. До того момента мне казалось, что я достигла состояния неуязвимости. У каждого в шкафу свои скелеты, и мои мне подсказывали, что не стоит привлекать к себе лишнего внимания, потому я никогда не использовала косметику, а одеваться предпочитала очень скромно. На фоне Верочки, моей двоюродной сестры, я выглядела вообще серой тенью.

Дядя Сережа навещал нас в Москве в новогодние праздники. Тогда же неожиданно предложил мне переехать к ним и перевестись в другой институт, где училась его дочь. С ней мы просто обречены стать подружками, а места для еще одного жильца у них дома хватит. Я раньше о подобном не мечтала, но стоило услышать про туристический бизнес, который сулил мне тот самый вуз, как сразу же начала мечтать. Предложил дядя Сережа это, скорее всего, для проформы, отреагировав на мое заявление, что я хотела бы уехать из столицы. Ему просто к слову пришлось, вином и приятной компанией навеялось, – именно так и восприняла моя мама, отмахнувшись. А я зацепилась, буквально насела на маминого брата, едва не насильно принимая его приглашение. В итоге так всё и решилось: ему от своих слов было отказываться совестно, и мама сдалась. В тот момент я не думала о том, что доставлю родне неудобства своим переездом. Мне было настолько невыносимо оставаться, что я наплевала на их неудобство.

Тетя Римма, увидев на пороге не только мужа, но и племянницу с вещами, предсказуемо в восторг не пришла, но развела руками и приняла гостью. Верочка, их единственная дочь, вообще не могла скрыть первого раздражения: ей просто навязали компанию человека, с которым она общалась всего несколько раз за предыдущую жизнь. Мне удалось перевестись в ту же группу, где училась она, разницу я сдала в рекордные сроки. Последнее очень позитивно сказалось на отношении ко мне преподавателей, а одногруппники вообще с легкостью приняли новенькую, которая явно не претендовала на роль королевы вуза. Не клеилось у меня только с Верочкой. Нас с ней роднила одинаковая фамилия, но на этом все сходства заканчивались – если во внешности еще можно было хоть что-то похожее найти, то характеры отличались полярно.

Надо отдать Верочке должное – смирившись с моим присутствием в ее доме и в ее институтской группе, она пыталась найти со мной хоть какой-то общий язык. Из последних сил она втягивала меня в обсуждение стоимости маникюра, клубов или парней, однако сдалась, поскольку я не могла поддерживать ее в этой болтовне. Меня действительно, без преувеличения, не интересовала ни собственная внешность, ни мужчины, ничто из того, что не касалось учебы. Я со своей стороны тоже делала шаги навстречу, объясняя причины такой позиции, но Верочка от моих попыток только хмурилась, так и не понимая:

– Тебя там изнасиловали, что ли?

– Нет, конечно! Вера, ты меня не слушала?

Сестра тут же успокоилась и отмахнулась, потеряв интерес к деталям. Собственно, это и был самый откровенный разговор между нами. После я только кивала и агакала, слушая очередной бред про какого-то красавца Германа, в которого Верочка влюблена со дня поступления. А она кивала и агакала, когда я пыталась увлечь ее разговорами о новом факультативе или интересном проекте. У нас не находилось ни единой точки пересечения интересов, а я уже мысленно желала ей счастья с этим самым парнем, обладателем нерусских имени и фамилии, лишь бы она угомонилась и оставила меня в покое. Верочка была глуповатой и завистливой, но внешне очень миленькой: родственное сходство между нами можно заприметить только в одинаковых зеленых глазах, Верочка ниже ростом, зато она могла похвастаться более женственной фигурой, волосы ее рыжее моих, что добавляло ей яркости и очарования, но черты лица – немного пухлые, если не сказать детские – подчеркивали легкую инфантильность и в образе, приводя его в соответствие с характером. Не первая красотка в городе, но умеющая себя преподнести, подчеркнуть достоинства одеждой и макияжем, чего я принципиально не делала. Влюбляются и за меньшее. Вот пусть у сестры личная жизнь так заладится, чтобы ей стало некогда загружать мой мозг ежедневной и абсолютно неперевариваемой информацией о всяких Юрах-Анатолях-Германах. Верочка все это время мне казалась куколкой-пустышкой, на которую только смотреть приятно, сама же я себе виделась скалой, битком набитой драгоценностями, а неказистость наружности лишь прибавляла очков к харизме.

Но жаловаться мне было не на что – первый курс я заканчивала в другом вузе и в другом городе, а ощущала себя так хорошо, будто бы именно здесь и должна была оказаться. Сессия была закрыта на одни пятерки, и радость от этого перекрывала даже тот факт, что через пару дней я собиралась лететь в Москву, чтобы провести каникулы с мамой. Ведь потом я вернусь снова – сюда, где бесконечное море и воздух пахнет неосознаваемым счастьем. И буду рада видеть вечно хмурую тетю Римму и вечно болтающую о мальчиках Веру, потому что они часть этого нового для меня мира.

Быть может, этот запах и перепутал мои мысли, когда мы возвращались с Верочкой в троллейбусе домой, сдав последний экзамен. Сестра втыкала в телефон, не обращая на меня внимания, а я, не желая садиться на свободное место рядом с ней, стояла и улыбалась улицам, мелькавшим за окнами. И вдруг Верочка сильно вздрогнула, заметно напряглась, вытянулась, прислушиваясь к шумной компании, что вошла в заднюю дверь на предыдущей остановке. Резко повернулась, все сильнее удивляя меня вытягивающимся лицом:

– Ульяна, это же Керн…

Я не поняла ее фразы и переспросить не успела. На меня налетели сзади, обнимая и прижимая к себе. А потом и вовсе поцеловали в висок, выдыхая радостно:

– Иришка, черт тебя возьми, ты когда приехала? Почему не позвонила-то?

Мужчина прижимал меня к себе сильно, не позволяя легко вывернуться. Меня замутило, до судорог скрутило от отвращения, что какое-то постороннее чмо меня лапает, потому и мой рык прозвучал резко, заставляя всех пассажиров покоситься в нашу сторону. После этого я сразу получила свободу, отлетела на пару метров, едва не снеся с ног другого пассажира, и посмотрела на своего обидчика.

Парень, едва ли намного меня старше, удивленно хлопал ресницами чуть темнее русой шевелюры.

– Ой, – единственное, что он сказал после драматической паузы.

– Вот именно, – я чувствовала, как злость отступает, но все же обозначила свое отношение: – Никакая я тебе не Иришка, и не смей меня трогать!

– Ой, – повторил он, уже начиная улыбаться. – А со спины и не отличишь. Извини, пожалуйста. Ой.

Обознался, конечно, перепутал с какой-то знакомой. Потому улыбается теперь так изумленно, тушуется и глупо ойкает. Я уже успокоилась, отмахнулась и тоже улыбнулась в ответ:

– Ничего страшного, бывает. Ты тоже извини за реакцию.

Я ждала, когда он наконец-то отойдет и позволит мне встать на прежнее место, но парень все смотрел и улыбался – и, должна признать, улыбался он совершенно очаровательно. Высокий, широкоплечий, русоволосый, глаза – светлые, почти серые. Но такой цвет обычно сильно меняется, в зависимости от одежды, и может колебаться от насыщенного синего до почти бесцветно-металлического. Однако красивым его делала именно улыбка – открытая, широкая, смущенная. Обескураживающая. Мне кажется, что такие люди могут рождаться только на берегу моря – лишь у детей, выращенных на бескрайнем солнце, бывают такие улыбки, будто впитавшие яркие блики.

– Ты точно не Иришка? – задал он совсем уж нелепый вопрос.

– Точно-точно, – я не могла не улыбаться. Стоило бы снова начать смотреть в окно, потому что пока я смотрела на налётчика – улыбалась, как форменная дура. Хотя, уверена, весь троллейбус улыбался, глядя на него. Очаровательный балбес. Точно очаровательный и точно балбес.

– А кто? Не то чтобы я интересовался, как тебя зовут, но мне срочно надо удостовериться, что ты не Иришка! Потому что на ощупь Иришка.

Позади нас хохотнула какая-то женщина.

– Да не Иришка я!

– А кто? – он добавлял в голос бронебойной наглости.

– Ульяна, – ответила я, не в силах сопротивляться напору. – Доволен?

– Более чем, – обрадовался он и тут же позвал другим тоном, едва не мурлыкая: – Ульяна!

– Что?

– У меня проблема, Ульяна. Не одолжишь ручку? Черт, мне срочно нужна ручка! Ульяна, ручку или карандаш дай! – он говорил всё громче и быстрее.

Я окончательно растерялась, но порылась в сумке и быстро нашла в кармашке то, что он просил.