Его строптивая девочка

Я понимаю, что время игр прошло, когда Мейсон кладет меня на спину и, потянувшись, достает из тумбочки презерватив. Потемневшие глаза не отпускают меня, в них голод и решительность. Никто не смотрел на меня так прежде. Ни один из моих бывших.

Мейсон быстро раскатывает презерватив по члену. Стягивает с меня трусики и, подхватив под коленки, подтягивает к себе. Я опускаю веки, полностью окунаясь в ощущения, когда мое тело раскрывается и принимает его.

Его напор и давление; то, как плотно я обхватываю его, вызывает волнующую, сладкую дрожь по телу. Мой рот приоткрывается, я издаю тихий стон, и затем прихватываю нижнюю губу зубами, когда он раскачивает бедрами, проникая еще глубже.

Его руки скользят по моей коже, груди, шее. Пальцы щипают соски, и словно извиняясь, он тут же лижет их, вырывая всхлипы из моего горла.

Все напряжение и желание, что копились во мне последние недели благодаря Мейсону, находят выход и вырываются наружу. Я не сдерживаюсь, позволяя стонам и звукам удовольствия срываться с губ. Я пропускаю через себя и растворяюсь в каждом его скольжении; в каждом глубоком проникновении.

– Смотри на меня, – хрипло велит Мейсон, и я послушно распахиваю глаза, готовая кончить только от того, с каким поглощающим огнем он смотрит на меня.

Движения Мейсона становится резче и хаотичней. Его руки сильней, до боли сжимают мои бедра, пока он насаживает меня на себя. Мои лопатки отрываются от постели, я выгибаюсь и вскрикиваю, принимая первые импульсы оргазма, которые следуют один за другим, усиливаясь. Внутренние мышцы моего тела сокращаются, сжимая член Мейсона, и он стискивает челюсти, но сдается, кончая следом за мной.

Мы оба мокрые и нас все еще трясет. Мейсон накрывает меня собой, зарывается лицом в мою шею, пока восстанавливает свое дыхание. Подняв руки, я обнимаю его, желая продлить этот момент как можно дольше.

***

После душа меня ждет завтрак. Мейсон зовет меня за стол, наливает кофе, велит положить себе на тарелку омлет, тост и фрукты и все съесть, потому что мне нужно восстановить силы.

Сам он читает утреннюю газету. На нем простая белая футболка, серые тренировочные штаны и очки. Я жую тост, смотрю на него и думаю о том, что хочу его трахнуть.

– Не пялься, – раздается его голос из-за газеты.

Я ухмыляюсь.

– Как ты знаешь, что я пялюсь?

Он опускает газету и строго смотрит на меня.

– Чувствую.

– Тогда перестань таким быть, может и перестану.

– Каким?

– Таким, от которого у меня все внизу влажно.

– Мне нравится, что я делаю тебя мокрой, – серьезно отзывается мужчина.

Я хмыкаю, слизывая кленовый сироп с верхней губы, а он с невозмутимым видом возвращается к чтению газеты.

Откинувшись на спинку стула, я поднимаю ногу и ступней принимаюсь массировать член Мейсона сквозь ткань штанов. У меня игривое настроение и хочется подразнить его.

На этот раз он откладывает газету, а я смотрю на него с весельем в глазах, как бы говоря: «Я не дам тебе спокойной читать эту чертову газету, смирись с этим».

На лице Мейсона не отражается ни одной эмоции. Его выдержке можно позавидовать. Но член в его штанах постепенно увеличивается и становится твердым. По моим губам блуждает улыбка. Внезапно я поднимаюсь, обрывая свою ласку, и иду к лестнице, спиной ощущая его прожигающий взгляд.

Ступив на первую ступеньку, демонстративно стягиваю с себя его футболку и, швырнув ее на пол, поднимаюсь на второй этаж, давая ему отличную возможность оценить вид сзади.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЛИСА

Домой я попадаю только к вечеру. Мне нужна чистая одежда и завтра с утра надо быть в университете, иначе я бы осталась у Мейсона, чтобы только и делать, что заниматься сексом с ним.

Мы идеально друг другу подходим. Наше притяжение, химия между нами – это все поражает. Я готова отдаваться ему снова и снова, снова и снова. От него у меня крыша едет.

На моих губах дурацкая улыбка, когда я вхожу в дом. Но она тут же сползает с лица, когда я вижу плачущую на диване Обри.

– Обс! – Я кидаюсь к ней, и она отворачивается от меня, пряча лицо. – Милая, в чем дело?

Она только молча качает головой. А я в панике думаю о том, что могло случиться пока меня не было.

– Обс, скажи мне! Тебя кто-то обидел? – умоляю я.

Подруга поднимает голову, глядя на меня опухшими от долгого плача глазами. Обри не из плакс, поэтому должно было произойти что-то серьезное.

– Кори.

Имя моего брата – единственное, что она выдыхает, но в нем заключается вся ее боль.

Воздух покидает мои легкие. То, что она так несчастна из-за моего брата, к сожалению, не удивляет меня. Это не в первый раз. То есть, прежде она не лила столько слез из-за него, но он успел попортить ей нервы.

– Что он сделал? – тихо спрашиваю я. Меня терзает чувство вины из-за того, что я ушла и оставила их одних.

Это никогда не заканчивается хорошо.

– Спроси лучше, что я сделала, – хмурится она, смахивая слезы со щек. – Я снова наступила на те же грабли. Идиотка – ничему меня жизнь не учит! – сокрушается Обри.

Я догадываюсь, что случилось. Они оказались в одной постели. Снова. Затем мой брат сделал какую-то фигню. Снова. Они поссорились, и теперь Обри льет из-за него слезы.

– Мне жаль, – вздыхаю я. Каждый раз, когда Кори лажает, я чувствую, будто это моя вина.

– Я знаю, что твой брат эмоционально незрелый, недолюбленный и закомплексованный ребенок, – резко говорит Обри. – И вообще – еще та шлюха, но отчего-то каждый раз обнаруживаю себя в его постели!

Даже если бы я и хотела ей возразить, то не смогла бы. К сожалению, он, правда, такой. Я люблю его – он мой брат и самый близкий человек для меня, но он может быть еще тем козлом.

У них с Обри непростая история взаимоотношений.

– Хочешь, я побью его? – осторожно улыбаясь, предлагаю я.

Обри фыркает, но затем на ее губах мелькает улыбка.

Я могла бы сказать, что ей давно пора принять факт того, что Кори тот, кто он есть. Я могла бы напомнить ей случаи, когда он снова и снова был с ней полным придурком. Я могла бы, но я этого не делаю. Я должна быть ей лучшей подругой и если надо, за компанию поругать «этого чмошника», а не тыкать в лицо ее ошибками.

– Не знаешь, почему твой брат нравится мне? – Обри шмыгает носом, а я сажусь рядом и обнимаю ее. – Он ужасный, отвратительный просто! Но меня к нему влечет! Это мазохизм, да?

– Может, немножко?