Моя жизнь и мои путешествия. Том 1

«Здесь, на Налевке, есть большая гостиница „Отель Север“. Там нужен молодой человек, который будет вести книги на русском языке. Ты подойдёшь для этой работы. Владелец отеля заболел. Он находится за границей, на курорте, и его место занимает жена. Она умная и современная женщина. Тебе будет легко с ней сговориться. Я рассказал ей о тебе, и она сказала мне привести тебя».

Мы вошли в отель, он меня представил. Прошло немного времени, и я стал управляющим гостиницы. Моя первая зарплата была пятьдесят рублей в месяц плюс номер в гостинице и ночлег с завтраком.

Вот так я был вознесен и возвышен одновременно.

На своей должности я зарабатывал намного больше пятидесяти рублей в месяц. Я писал для гостей разные бумаги, за что тогда неплохо платили. Я писал просьбы о выдаче иностранных паспортов, для тех, кому приходилось ездить за границу по делам или лечиться. Еще я писал в вышестоящие инстанции прошения для гостей, для тех из них, кто хотел получить разрешение остаться в Варшаве на более длительный срок, и мне за всё платили. Я жил просто в достатке. Обедал в богатых ресторанах, очень часто посещал польский театр, еще больше посещал оперу. В то время я также нанял двух учителей: поляка, чтобы он обучал меня латыни, греческому и высшей математикой, и француза – он должен был обучить с меня своему языку. Я купил много книг. Много времени я посвятил «Капиталу» Карла Маркса[94 - Карл Ге?нрих Маркс (5 мая 1818, Трир, Германия – 14 марта 1883, Лондон, Великобритания) – немецкий философ, социолог, экономист, писатель, поэт, политический журналист, лингвист, общественный деятель, историк. Наиболее известными его трудами являются «Манифест Коммунистической партии» и «Капитал. Критика политической экономии»], а также Зомбарту[95 - Вернер Зомбарт (19 января 1863, Эрмслебен, Фалькенштайн, Германия – 18 мая 1941, Берлин, Германия) – немецкий экономист, социолог и историк, философ культуры. Представитель немецкой исторической школы в экономической теории, классик немецкой социологии.], Плеханову[96 - Гео?ргий Валенти?нович Плеха?нов (11 декабря 1856, село Гудаловка, Тамбовская губерния – 30 мая 1918, Ялкала, Финляндия) – русский теоретик и последователь марксизма, философ, видный деятель российского и международного социалистического движения. Входил в число основателей РСДРП, газеты «Искра». Автор работ по философии, социологии, эстетике, этике и истории общественной мысли.], Каутскому[97 - Карл Иога?нн Ка?утский (16 октября 1854, Прага, Земли Чешской короны – 17 октября 1938, Амстердам) – немецкий экономист, историк, публицист и социал-демократический политик. Теоретик марксизма, редактор четвёртого тома «Капитала» Карла Маркса.], Михайловскому[98 - Никола?й Константи?нович Михайло?вский (15 [27] ноября 1842, Мещовск, Калужская губерния – 28 января [10 февраля] 1904, Санкт-Петербург) – русский публицист, социолог и литературовед, критик, переводчик. Теоретик народничества.]. Прочитал немало книг по социологии. Меня также очень интересовала захватывающая идишская литература. Я потерял рассудок. Тогда я покупал все новые идишские издания. Меня особенно интересовала еврейская история и жизнь евреев всего мира, и я читал книги, как пьяный. Но все это не мешало мне одновременно наслаждаться жизнью, но не в пошлом смысле этого слова.

В то время я привез в Варшаву свою дорогую сестру Хани, чтобы она тоже смогла ощутить вкус жизни большого города. Дома она была сдержанной, замкнутой. Кроме книг, ее ничего не интересовало. «Пусть она немного очеловечится», – подумал я.

Однажды я еду по Налевке и встречаю своего земляка (нынешнего великого поэт Иосифа Рольника[99 - Иосиф Рольник (1879, Жуховичи Минской губернии – 1955, Нью-Йорк) – поэт. Родился в зажиточной семье, учился в иешиве в местечке Мир. В 1895 – 1898 годах жил в Минске, в 1906 году эмигрировал в США.]). Разговорились. Я спрашиваю его, как он живет, и он говорит мне, что работает на комиссионера. Он должен таскать тяжелые посылки, ему приходится обслуживать всех приезжающих из предместий, ему приходится покупать мануфактуры для своего начальника. Он много работает и мало зарабатывает. Я пригласил его пожить со мной в отеле, где я работаю. Он принял приглашение. Я отдал ему свою вторую комнату, и мы прожили вместе несколько месяцев. Моя гостиничная жизнь была очень беспокойной. Туда обычно приезжали люди со всего мира, в основном евреи из Литвы, Польши, России, Галиции, Австрии, Германии, даже из Сибири. Я всех знал и полюбил слушать, как они рассказывают о своих городах, своих странах, как там живут евреи. Со многими гостями, c теми, кто уже часто приезжал раньше, я близко сошёлся и принимал их как своих любимых гостей. Мы вместе ели и проводили вечера вместе.

Моего любимца Лейба Исааксона в это время не было в Варшаве. Он уехал в Женеву, в Швейцарию, и стал там студентом философского факультета, но мы часто переписывались. Он много писал мне о Теодоре Герцле[100 - Теодор Герцль (2 мая 1860, Пешт, Будапешт, Венгрия – 3 июля 1904, Эдлах ан дер Ракс, Австрия) – австро-венгерский еврейский общественный и политический деятель, основатель Всемирной сионистской организации, провозвестник еврейского государства и основоположник идеологии политического сионизма. Доктор юриспруденции, журналист, писатель.], о сионизме, причем писал возвышенно и с энтузиазмом. Так что его мысли прочно вошли в мою голову, и я ими очень заинтересовался. Я начал думать, как было бы хорошо, если бы все евреи мира поселились в Земле Израиля, где они могли бы вести свою независимую жизнь, новую жизнь, на принципах свободы, братства, справедливости и красоты. В одном из писем он писал мне об одном из «наших» евреев – докторе Хаиме Житловском[101 - Хаим Осипович Житловский (19 апреля 1865, Ушачи, Витебская губерния, Российская империя – 6 мая 1943, Калгари, Канада) – российский политический деятель, участвовавший в социалистическом и еврейском территориалистском движениях, писатель, литературный критик и мыслитель. Пропагандист культуры и языка идиш, вице-президент конференции по идишу в Черновцах в 1908 году.], который читал в Женеве лекцию о том, что мы – нация, со всеми атрибутами нации, со своей историей, уникальной культурой, уникальным духовным миром и особым языком. Наша главная проблема – это наша деклассированность. Мы, евреи, должны перейти к полезному производительному труду и, прежде всего, к деревенскому труду. Мы должны бороться не только за равные гражданские права, но и за свои национальные культурные права. Письма Исааксона ко мне внесли порядок, понимание, ясность в мои смутные мысли и обозначили, так сказать, мою будущую цель в жизни.

Я стал читать еще больше книг о еврейской жизни, о национальном вопросе, о борьбе евреев в странах их расселения, о их борьбе за собственное «Я», о великих заслугах моего народа перед человечеством, о нашем великом нравственном вкладе в общечеловеческие ценности. И чем больше я читал и думал, тем более сознательным националистом я становился.

Моим самым больным местом стало положение евреев в мире. У меня не могло быть лучшего примера, чем ситуация с евреями в России того времени: голод и лишения, лишение всех возможностей человеческой жизни, лишение всех прав человека и гражданина. Циничное отношение к нам со стороны русских и поляков, издевки, льющиеся ежедневно на нас через прессу, принижение всего самого известного и лучшего из того, что у нас есть, задевало меня в высшей степени.

Тогда в России и Польше не было социалистического движения в том смысле, как мы его понимаем сегодня. Как- то я слышал о социалистах, о Народной Воле, о Желябове, Перовской. Как-то в моем родном городе Копыле арестовали каких-то социалистов, но я так и не понял, чего они хотят. Я знал одно: им не нужен император. Что ж, будучи в шестом классе нашей городской школы, я тоже не хотел присягать Николаю второму, когда он взошёл на престол. Я что, тоже социалист? Правда, моя мать однажды рассказала мне о некой Кляйнбарт, ее коллеге, которую отправили в Сибирь, и о Жене Гурвич (сестре Ицхака-Айзика Гурвича[102 - Исаа?к (Айзик) Ааро?нович (Ариевич, Адольфович) Гу?рвич (Гуревич) (псевдонимы – Сизиф, Владимир Муранов, Marxist, Halevy, MoreNebuchim), (15 [27] апреля 1860; Вильна, Российская империя – 9 июля 1924; Нью-Йорк, США) – российский публицист и экономист, социал-демократ. Автор книг и публикаций о положении пролетариата и крестьянства в России.]). И она рассказывала мне о них, как о чем-то священном, как о сверхлюдях, но социалистом я стал не из-за этой истории…

В то время на поверхность еврейской жизни всплыла фигура Теодора Герцля, и вместе с ней сионистская идея стала очень популярной. Об этом писали в еврейской прессе, об этом говорили повсюду, проводили собрания, читали лекции. Меня пригласили на некие лекции. Я посетил их, хотя они были нелегальными. В это время я слышал речи Яшунского[103 - Иосиф Хаимович Яшунский (29 декабря 1881, Гродно – 18 января 1943, Треблинка) – журналист, историк и педагог, общественный деятель, публицист, участник сионистского движения, позднее член Бунда.], Членова[104 - Ехиель Вульфович Членов (Ефим Владимирович; 1863, Кременчуг, Полтавская губерния, – 1918, Лондон) – российский врач-отоларинголог и политик, один из лидеров сионизма. Доктор медицины (1893), автор трудов по хирургическим методам в оториноларингологии и по сурдопедагогике, публицист.], Моцкина[105 - Лео Моцкин (1867, Бровары, Киевская губерния, Российская Империя – 1933, Париж) – еврейский общественный и политический деятель. Журналист, автор книги «Еврейские погромы в России», оратор, пропагандист языка иврит, защитник интересов мирового еврейства.] и Подлишевского[106 - Подлишевский Авраам (Авраам-Ицхак Вольфович; 26 декабря 1861, Остров, Новогрудский уезд, Минская губерния – 18 июня 1930, Отвоцк) – польский предприниматель и общественный деятель. Принимал активное участие в сионистском движении Польши, состоял членом ЦК сионистской организации Польши, входил в состав Временного Национального совета.]. Я побывал однажды в богатом доме, на тайном собрании сионистов и с тех пор считаю себя сионистом.

В один прекрасный день в нашем отеле появились странные гости. Один – раввин Соловейчик, доктор Брук[107 - Григорий (Гирш) Я?ковлевич Брук (1869, Чернигов – 1922, Берлин) – общественный и политический деятель, врач. Брук был горячим сторонником сионистской идеи, он выступал на четырёх сионистских конгрессах в начале века, организовывал съезды сионистов в России. На 2-ом сионистском конгрессе он был избран в Комитет по надзору за порядком. Брук был одним из десяти российских евреев, избранных в Постоянный комитет 3-го Сионистского конгресса (1899). На этом конгрессе избран в Генеральный совет Всемирной сионистской организации. В 1902 году был руководителем подготовки и участником 1-го Всероссийского сионистского съезда в Минске. В 1905 году был одним из создателей Союза для достижения полноправия еврейского народа в России.], какой-то великий бунтовщик Зиф, другой раввин из Лиды – Рейнес[108 - Ицхак Яаков (Исаак Яков, Ицхок-Яков) Рейнес (Райнес; 27 октября 1839, Карлин, Минская губерния – 20 августа 1915, Лида, Виленская губерния) – российский раввин, основатель религиозно-сионистского движения «Мизрахи», один из авторов программы поселения евреев в Эрец-Исраэль, один из авторов созыва конференции по учреждению Всемирной сионистской организации.] и многие другие. Все они наполнены какими-то тайнами, проводят консультации, и к ним приходят Яшунский, Членов и Подлишевский. Они вызывают меня и признаются, что у некоторых из них нет загранпаспорта, а им нужно ехать в Женеву в Швейцарию. Они хотят, чтобы я достал для них паспорта. По поводу денег, говорят, «не о чем беспокоиться», но паспорта им нужно получить как можно скорее, в течение пяти дней. Я узнал, что они собираются на первый Сионистский конгресс[109 - Первый сионистский конгресс под руководством Теодора Герцля торжественно открылся в швейцарском городе Базеле в воскресенье 29 августа 1897 и продолжался до 31 августа. 204 делегата, представлявших сионистские организации 17 стран, приняли в нем участие. Т. Герцль, подытоживая свои впечатления от конгресса, записал в своём дневнике: «В Базеле я основал еврейское государство».] в Женеве. Но я сказал в паспортном столе, что некоторые из них едут за покупками, другие к светилам медицины, а остальные на воды. В назначенное время они получили паспорта, и я был счастлив, что позаботился о них, потому что смотрел на них как на святых, как на сверхлюдей как на спасителей моего народа.

Через несколько дней я с величайшим вниманием прочитал отчеты Конгресса и был точно проинформирован обо всем, что там происходило.

С первого конгресса Теодор Герцль стал самым популярным евреем во всём мире, и у угнетенных еврейских масс появилась очень светлая надежда на национальное спасение. В то время мы почувствовали, что в еврейской жизни наступила новая эпоха – эпоха возрождения еврейского народа. И меня охватило прекрасное настроение. Вокруг большой яркой звезды – вокруг доктора Герцля – сияли и другие звезды – имена Макса Нордау[110 - Макс Норда?у (настоящее имя – Симха Меер (Симон Максимилиан) Зюдфельд; 29 июля 1849, Пешт – 23 января 1923, Париж, Франция) – врач, писатель, политик и соучредитель Всемирной сионистской организации.], Израэля Зангвилла[111 - Израэл Зангвилл (14 февраля 1864, Лондон – 1 августа 1926, Мидлхерст, Сассекс) – английский писатель и деятель еврейского движения. Автор знаменитого словосочетания в отношении к США —«Плавильный котёл». С 1898 года Зангвилл примыкал к сионистскому движению, а в 1905 году организовал группу территориалистов, выдвинув лозунг «земля без народа для народа без земли», подразумевающий возможность создания еврейского государства в любом месте, а не только на исторической земле Израиля.] и многих других.

Собралась еврейская интеллигенция, даже много ассимилированной интеллигенции, и все рассказали о еврейских страданиях, о нашей ненормальной жизни, и показали путь к свободному, нормальному еврейскому существованию, при котором мы сами будем себе хозяевами, и только мы будем определять свое место в жизни. Мне стало ясно, что пути свободного еврейского национального развития ведут через Землю Израиля. Лучшие сыны нашего народа взяли на себя задачу осуществить самую прекрасную мечту еврейского народа за последние 2000 лет – вернуть еврейскую землю еврейскому народу и еврейский народ еврейской земле. Эта идея пробудила широкие еврейские массы, призвала их к национальной свободе, зажгла великим идеалом, дала им цель в жизни, дала им утешение в их горестях, дала им смелость и надежду на решение.

Съезд завершил свою работу, делегаты разъехались по своим местам проживания, а делегаты, уехавшие на него несколько недель назад, вернулись в мою гостиницу. Они приехали счастливые, полные энтузиазма, наполненные новыми ощущениями и впечатлениями. Они не переставали говорить о съезде ни на одну минуту, и их речи также наполняли меня величайшим энтузиазмом.

Из моих друзей среди молодежи в Варшаве я был единственным, кто с таким энтузиазмом относился к сионизму. У моего друга Рафаэля Лейба Исааксона тоже было такое же отношение, но его в то время не было в Варшаве. Оказавшись в Швейцарии, он написал мне оттуда восторженное письмо о съезде, на котором присутствовал с большим удовольствием. Все остальные мои друзья были не согласны с сионизмом. И мы с ними часто спорили и ссорились. У них был другой идеал. Они говорили о всем человечестве и очень восхищались Карлом Марксом, который показал путь к освобождению всего человечества и средства создания нового общества трудящихся – социалистического общества, – которое будет включать в себя евреев, и сделает всех счастливыми.

Я, конечно, тоже был за это, но мне совсем не нравилось, что они не включили еврейский национальный вопрос в свою программу, ведь они считали еврейский вопрос частью общечеловеческих проблем и полагали, что нам не нужно выделять наш вопрос из других требований. «Нам нужно вести только классовую борьбу, – утверждали они, – а не национальную борьбу». В целом национализм не был у них популярен. Кроме того, они отрицательно относились ко всем ценностям еврейской жизни. Их космополитизм оттолкнул меня от них.

Они – друзья моей юности – несли в себе тайны. У меня завязались новые знакомства с молодежью из Брянска, Белостока, Гомеля, Минска и Вильно. Все они делали какую-то работу, о которой я ничего не знал. Правда, меня это интриговало, но спрашивать их об этом с моей стороны было бы бестактно. Наши отношения стали очень близкими, и мы чувствовали, что становимся друзьями.

В это время в Варшаву приехал Ш. Закс, мальчик лет восемнадцати или девятнадцати, и вселился в мою комнату. Поскольку кровати для него не было, и платили ему очень мало, он спал на большом ящике. Он прекрасно разбирался в еврейских знаниях. Наверное, набрался в иешиве. Он хорошо знал русский и немецкий и уже был светским человеком. Изучал Карла Маркса и начал переводить политическую экономию Богданова[112 - Алекса?ндр Алекса?ндрович Богда?нов (22 августа 1873, Сокулка, Польша – 7 апреля 1928, Москва) – российский учёный-энциклопедист, революционный деятель, врач, мыслитель-утопист, писатель-фантаст, один из крупнейших идеологов социализма. Член РСДРП в 1898—1909 годах, большевик, с 1905 года – член ЦК. Организатор группы «Вперёд» и партийных школ РСДРП на Капри и в Болонье.] на идиш. В свободное время он изучал политическую экономию с еврейскими рабочими. В то время знание политической экономии было необходимой предпосылкой для более способных и проницательных интеллектуалов и рабочих. Это дало им возможность выйти на передовые позиции борьбы за социализм.

Вскоре к нам присоединился и мой друг Кастелянский, потому что мы уже спали в одной комнате. Через них я познакомился с первыми еврейскими социалистами, основавшими организацию Бунд в Варшаве. Тогда я впервые столкнулся с нелегальной брошюрой. Должно быть, это было в 1898 году. Я зашёл к одному интеллигентному молодому человеку из их кружка по фамилии Шерешевский из Брянска. В его комнате я никого не застал. На кровати я увидел стопку русских Библий и журнал на идише. Мне стало очень интересно. Впервые я увидел еврейский журнал, а я и понятия не имел, что еврейские журналы где-либо издаются. Раньше я даже никогда не видел газеты на идише. В России царское правительство этого не допускало. С внутренней дрожью я разглядывал журнал. Он назывался «Ди цукунфт» («Будущее»)[113 - «Ди Цукунфт» – научно-популярный и литературный журнал, первое значительное издание периодической печати на идише. Начал издавался как ежемесячник в Нью-Йорке в 1892—1898 годах и с 1902 года по настоящее время. Основан Социалистической рабочей партией Америки. С начала 1990-х годов «Ди Цукунфт» издается как ежеквартальный журнал.]. Его выпустили в Нью-Йорке, в Америке. А на обложке стоял большой штамп красного цвета, а посередине – две рабочие руки, пожимающие друг друга, и вокруг рук надпись: «Русские соц. дем. Женева». Все это стало для меня одним из самых прекрасных событий в моей жизни. Я начал читать журнал. Ничего «страшного» там не было. Я и раньше знал много вещей, которые там печатались, из моего изучения географии и всеобщей истории.

Я также был знаком с русскими писателями, о которых они писали. Но красный штамп «Русские соц. дем. Женева» и свободный тон издания запечатлелись в моей памяти на всю жизнь. После этого мне много раз приходило в голову почитать нелегальную литературу, но ни одно нелегальное издание не произвело на меня такого впечатления, как «Будущее» из Америки, которое я читал в комнате у моего друга Шерешевского.

Глава 14

Я возвращаюсь в Мир

Я пробыл в чужой стране три года и решил вернуться домой. Мой дом сиял предо мной семью солнцами. Там все так красиво и так приятно. У меня есть отец и мать, мои братья и сестры, мои двоюродные брат и сестра Лёва и Анюта, все мои друзья и такие же дорогие люди. Ох, я тосковал по ним всем, ужасно тосковал, до слез. Я тосковал по всем, по всем жителям Мира. Казалось, они запали мне в сердце. И вот перед Песахом я получил письмо от родителей они просят меня приехать на Песах и к ним. И я ответил им, что приеду за день до Песаха.

С большим энтузиазмом и величайшей радостью я купил билет и сел в вагон. Что ж, мое путешествие на поезде длилось вечность. О чём я говорю?! Каждая минута была вечностью. И мне кажется, что поезд не движется, а еле-еле волочится. Я настолько нетерпелив, что не могу сидеть на своем месте. То хожу, то смотрю в окно, то ложусь, чуть передохну и снова начинаю крутиться. Не спал всю ночь. Перед глазами проносились родные образы, словно в кинофильме.

Я прибыл на свою конечную станцию – Городею. Здесь я осмелился выйти, чтобы взять небольшую повозку в свой штетл – в пятнадцати верстах отсюда. Я вышел из вокзала и тогда к своей огромной радости заметил, что меня ждёт Меир. Житель Мира, которого я люблю с ранней юности. Он сказал мне, что мои родители послали его забрать меня домой. Мы оба перекусываем и садимся на его телегу – я на место кучера, а он впереди, на лошадь. Ура! Мы уже едем.

Я засыпаю его вопросами обо всем и обо всех. И он дает ответы один за другим. Он сообщает мне новости Мира, и я получаю огромное удовольствие. За последние три года он первый человек, с которым мне удаётся поговорить о своих мечтах. И он рассказывает мне обо всех тех, кто женился, кто родил детей, кого отдали в солдаты и кого больше нет в нашем мире. Когда мы закончили с евреями, он мне рассказывает о белорусах и татарах, кто сгорел за последние несколько лет, и сколько домов разрушено, и кто новый секретарь судьи, и кто сейчас пристав, и что он за человек. И тогда я увидел наш Мир. Это говорит о многом, ведь это частичка моей души, которая с любовью поселилась в моем сердце. Здесь я провел столько чудесных суббот, праздников и даже чудесных дней и очаровательных вечеров. Я больше не могу усидеть, выскакиваю из повозки и начинаю бежать, как сумасшедший по «медвежьей дороге», которая проходит по опушке леса. Мейер, глядя на меня пинает лошадей, чтобы они тоже могли бежать. После леса я вижу замок. Тот же замок с взорванными стенами, с руинами вокруг, с теми же «горами» и «реками» в окружении.

Я бегу, а Меир на лошади скачет за мной, я перебегаю один мост, другой, и вот дом хасида Берла, вот дом Майера Бергера, а вот дом Мотла. Напротив – церковный сад и монастырь. Здесь начинается настоящий «город». Здесь не побежишь. Я сажусь в повозку, и через две минуты она останавливается перед нашим домом. Отец, мать и восемь моих братьев и сестер с большой радостью выбегают ко мне навстречу. Мы целуемся, обнимаемся, и меня с большим парадом ведут в дом. Флора, наша служанка ставит самовар, мать ставит на стол вкусную еду, и я чувствую, что я дома. Мы разговариваем, рассказываем, расспрашиваем друг друга, и я снова в семье, той, по которой так скучал три года. И мне так хорошо! Так хорошо! И родители довольны: я привёз им подарки. Я и сам купался в блаженстве. Впервые я гость в своем доме. И все так счастливы, так счастливы!

Пришли дядя и тётя со своими двумя детьми Лёвой и Анютой поприветствовать гостя, а меня похвалили, что я стал полноценным мужчиной, «взрослым» человеком. К тому же приходили мои друзья детства, и мама держала на столе поднос с чаем и вкусностями.

Но я ужасно устал и хотел спать, поэтому просто не мог сесть и поговорить со всеми. А моя умная мама уже устроила так, что толпа разошлась, а я тут же бросился в постель и погрузился в глубокий сон.

Мои друзья детства не забыли меня. Еще у меня появились друзья прекрасного пола. Они пришли посмотреть на варшавского «кавалера». Дверь дома не закрывалась. Люди приглашали меня в разные дома. И мы гуляли весь вечер до поздней ночи. Я рассказывал им истории из Варшавы. Я пел им новые песни. Все копировали их себе, а я учил их, как надо их петь. Но через несколько дней, когда я освоился в своём штетле, и первый восторг поутих, я начал замечать недостатки в своих земляках. Они не умеют себя вести. Мало читали, мало образованы, мало видели, даже в театрах не бывали, не говоря уже об опере. И через несколько дней они мне становятся совершенно неинтересны. И тогда я почувствовал себя чужим. Ведь это было не то, что я себе воображал. Город серый, старомодный, обжитой. Это не то, чего я ожидал, и мне все стало настолько скучно… Я уже злился на себя, зачем я сюда приехал, хотя и никому об этом не сказал.

Некоторые из тех, кто симпатизировал сионизму, зная, что я интересуюсь этим движением, однажды вечером организовали встречу, во время которой я читал лекцию о сионизме. Я поработал несколько дней и подготовился к докладу. Когда я пришел вечером, «зал» уже был забит «интеллигенцией». Насколько я помню лекция была не самый блеск. Я начал с эпохи, когда евреи жили свободно, самостоятельно на Земле Израиля, затем перешел к тому, что евреи уже внесли в общую цивилизацию своим монотеизмом, своим высоким учением о нравственности, о социальной справедливости, сострадании ко всем угнетенным, даже иностранного происхождения. Потом я перешел к нашим великим евреям, уже находившимся в изгнании. Какой вклад они внесли в развитие всего человечества во всех областях науки и социального сосуществования.

Я описал нынешнее положение евреев во всем мире, особенно в Восточной Европе. Говорил об историческом союзе еврейского народа с еврейской общиной, о том, что этот союз в последнее время укрепился и современные евреи всерьез мечтают теперь о великом возвращении из изгнания в Землю Израиля, и это стремление уже выражается в действиях. Я рассказал им о сверхчеловеческих усилиях билуйцев, о «Автоэмансипации» Леона Пинскера[114 - Пи?нскер Леон (Лев Семенович, Иехуда Лейб; 13 [25] декабря 1821, Томашов, Люблинское воеводство, Царство Польское, Российская империя – 9 [21] декабря 1891, Одесса, Российская империя) – общественный деятель, лидер движения Ховевей Цион. В 1882 году Пинскер издал в Берлине на немецком языке ставшую знаменитой (особенно в кругах Ховевей Цион) брошюру «Автоэмансипация» (русский перевод Ю. Гессена, Санкт-Петербург, 1898).], о «Альтнойланд»[115 - «Старая новая земля» – роман Теодора Герцля. В романе Герцля будущее еврейское государство предстает как эталон социальной справедливости и научно-технического прогресса.] Герцля, о первом всемирном сионистском конгрессе, наконец, о моем убеждении, что мы все сейчас переживаем период массовой иммиграции в Израиль, свободной независимой еврейской жизни там, и что со временем у нас там будет подавляющее большинство евреев.

Лекция была шаблонной, и я не сказал ничего нового. Тем не менее она произвел сильное впечатление на публику, и я был встречен аплодисментами. Мои родители были на седьмом небе от счастья, что их Ной смог прочитать такую лекцию, и в городе я внезапно стал «большим человеком». Вечером мои здешние друзья пригласили меня в мотель в «номера», где, помимо них, я встретился с некоторыми друзьями, с которыми вместе окончил городскую школу и которые тоже приехали в Мир на Песах. Люди ели, пили и произносили речи.

Сразу после праздника я покинул свой штетл. Я снова отправился в Варшаву.

Глава 15

Я завожу новые знакомства в Варшаве

На этот раз я приехал в Варшаву не как иностранец, а как отчасти житель.

Я сразу поехал в отель «Север» и приступил к работе официальным менеджером. Прежде всего мне пришлось посетить своих варшавских знакомых, друзей и земляков, и среди прочих я встретил молодого человека – Гальперина, работавшего на Налевке в мануфактурном бизнесе своего отца. Я знал, что он бундовец, активный деятель, но это не мешало нашей дружбе. Мы говорили, конечно, о Бунде и сионизме. Понятно также, что он скептически относился к сионизму и с энтузиазмом говорил о социализме. В ходе беседы я высказал мысль, что сионизм и социализм не являются противоречащими понятиями. Можно быть хорошим бундовцем и в то же время требовать самостоятельности и независимости еврейского народа. Он странно на меня посмотрел, как будто я говорил не о том… но он, к сожалению, не знал, как мне объяснить, что это нелогично. После этого он подошел к двери, запер ее изнутри, а затем подошел к длинному столу, вытащил из-под него кусок красной ткани и загадочно сказал:

«Дней через десять первого мая наступит праздник всех рабочих мира, и в этом году трудящиеся евреи Варшавы впервые будут праздновать его одновременно со всеми рабочими, и мы сменим наш флаг на красное знамя, под которым мы пройдем по улицам Варшавы».

В тот год я завел много новых знакомств со студентами, студентками, сионистами, бундовцами, социал-демократами и эсерами. Почти каждый вечер мы дискутировали, часто ссорились, даже подружились и приобрели новых друзей и коллег. Я близко подружился с тремя очень интересными студентками: Таней Цейтлин, Женей Эпштейн, ставшей впоследствии владелицей частной еврейской средней школы, и немецкой еврейкой Амалией Шудсон, которая спустя годы стала врачом в Америке, в Калифорнии, на острове Ангела – сан-францисском острове Эллис. И вот однажды ко мне приходит Авраам Симха Закс с черным высоким молодым человеком, которого он представляет мне Шоломом Ашем[116 - Шолом (Шолем, Шулем) Аш (1 ноября 1880, Кутно, Варшавская губерния – 10 июля 1957, Лондон) – российский и американский еврейский прозаик, драматург.] из Кутны. Имя было мне совершенно неизвестно. И это неудивительно. Моя хозяйка предложила чай и закуски, и мы прекрасно провели время. В середине разговора он заметил хозяйку, молодую и красивую девушку, которую я называл «козой» из-за ее дикости и молодости, и не мог оторвать от неё глаз. C тех пор он был у меня частым гостем. Он приходил ко мне, чтобы повидаться с девушкой.

Однажды он приходит ко мне утром в Йом-кипур[117 - Йом-кипу?р в иудаизме – самый важный из отмечаемых дней, день поста, покаяния и отпущения грехов. Отмечается в десятый день месяца тишрей, завершая Десять дней покаяния. Согласно Талмуду, в этот день Бог заканчивает выносить свой вердикт, начатый в Рош ха-Шана, оценивая деятельность человека за весь прошедший год.], он был уставшим и ему нечего было делать. Я говорю ему: «Я иду к двум своим знакомым девушкам: одна – Хинде Гольдберг, учительница иврита в Иегудии (современной сионистской школе), а другая – Мина Цейтлин, которая посещает курсы стоматологии. Если вы хотите пойдём вместе». Он принял приглашение, и мы пошли на улицу Елены, где обе девушки жили в одной комнате. Девушки отлично провели время, а я развлекался за их счет. Они хвастались, что они совсем не голодны и ничего не хотят есть, и обыкновенно чувствуют себя сытыми каждый день в году. Внезапно я задаю им вопрос:

– Не хотите-ли прогуляться?

– Также, как вы, – отвечают они.

В результате оказалось, что все мы хотим пойти в парк Лазенки. И мы отправились на долгую прогулку.

На окраине Кракова Аш останавливает человека в шубе, с острыми глазами, с большими усами, со странным серьезным выражением лица и знакомит нас всех: «И. Л. Перец». Услышав имя Перец – кровь прилила к моему сердцу. Я растерялся, как маленький.

– Куда ты идешь? – спрашивает он.

– В Лазенки.

– Хорошо – говорит он. – Я буду вас сопровождать.