Алые паруса бабушки Ассоль

– Вы можете просто перечислить факты, но я на этом останавливаться не собираюсь. Итог подводить рано.

– Хорошо, я перечислю факты. Моя теща хранила в сейфе справку о реабилитации жены известного писателя. А твой дядя…

– Он мне не дядя. Я еще в прошлый наш разговор спрашивал, кем мне приходится дядя матери.

– Да? И что я сказал?

– Чтобы я не отвлекался.

– Вот именно. Не отвлекайся. Дядя твоей матери имел прямое или косвенное отношение к осуждению жены писателя. – Он задумался.

Выждав достаточно времени, чтобы профессиональный адвокат сориентировался в том, что сам сказал, я предложил вместо подведения итога перечислить возникшие вопросы. Тогда проще будет разбираться в первоочередности их решения.

– Вопрос первый (я загнул мизинец): наше с матушкой присутствие в доме бабушки Соль было ею подстроено с целью мести дяде Моне или по меркантильным соображениям?

Адвокат уставился на меня с удивлением и опять непроизвольно приоткрыл рот. В тот момент я почти поверил, что он совсем не в курсе дела, а бумажку из сейфа мне подсунул, чтобы занять работой и втереться в доверие.

– Вопрос второй (пришла очередь безымянного пальца): участие дяди Мони в осуждении Нины Гринович. Вопрос третий…

– Ты только что предположил две причины совершения преступлений – месть или выгода, – перебил меня адвокат. – Определись с предположениями.

– Начну с мести. Бабушка Соль родилась там же, где жила Нина Гринович, которая к тому же являлась подругой ее матери – судя по надписи на фотографии. Если мы ответим на вопрос об участии дяди Мони в деле № 9645, можно будет точно установить – месть это или меркантильный интерес.

В тот момент я сам себе ужасно нравился, а выражение лица адвоката только увеличивало мое упоение собственным умом и сообразительностью.

– Правда, тема мести несколько странная. Дяде Моне уже почти восемьдесят, ваша теща может не успеть ему отомстить. Чего она ждет? Тема выгоды мне больше нравится. Если бы вы меня не перебили и выслушали третий вопрос…

– Говори! – перебил адвокат.

– Хотелось бы знать, что именно делала Нина Гринович в оккупации. На вашей дискете только приказы, приговоры. А где хранятся дела, по которым выносились приговоры?

– Подожди, ты хочешь сказать, что у твоего… у дяди твоей матери и у моей тещи может быть какой-то общий меркантильный интерес?

– Вам это кажется невероятным? – Я изобразил удивление. – Зачем же вы тогда подсунули мне письмо из сейфа?

Адвокат молчал, напряженно что-то обдумывая. Я решил зайти с другой стороны.

– Что делает ваша теща последние годы?

– То же, что и всегда – ищет… клады… – начав уверенно, к последнему слову он совсем стушевался.

– А что она делала до того, как стала искать клады?

– Ездила с цирком по свету и искала… клады. Ерунда получается.

– Откуда вы знаете, что она ищет именно клады? – К этому моменту я начал сомневаться в умственных способностях адвоката, но своим ответом он развеял мои сомнения.

– Она их находит! – повысил голос адвокат. – Находит и получает свой процент! Официально!

– Тогда вся надежда на Кортика, – приуныл я. – Вы ничего толком не знаете.

– В каком смысле?

– Я думал, вы все знаете и будете постепенно подсовывать мне новые факты, проверяя мои умственные способности и интуицию на разгадке составленного вами кроссворда по поиску сокровищ.

– Сокровищ? – удивился он.

– Ну да. Вы занимаете мое время решением логических задач, изучением истории и вашего семейного архива, а в конце мы с Кортиком найдем замшелый сундучок с сокровищами.

– Ты сказал – вся надежда на Кортика. А при чем здесь мой сын?

– Я говорю с вами, а он – с дядей Моней. Потом мы суммируем информацию.

– Я не хочу, чтобы мой сын… – требовательно и почти зло начал адвокат, и тут уже я его перебил:

– Поздно. Гены сработали.

– Какие еще гены?!

– Ваш сын по ночам чертит карты предполагаемых мест хранения сокровищ, которые последователи Заратустры могли спрятать в Египте.

Следует признать, что Кортик получил нужную информацию гораздо быстрее, чем я.

Дело было в воскресенье. Он подошел к старому «Плимуту» дяди Мони, когда тот со скоростью хромой утки проехал все дорожки от ворот до Надома и остановился у крыльца. Подошел и сквозь стекло стал смотреть на старика. Дядя Моня минут через пять понял, что мальчишка пришел не просто поздороваться, и опустил стекло.

Кортик, не раздумывая, начал с главного:

– Иммануил Швабер, это вы вели дело № 9645?

Дядя Моня изумился, но вида не подал.

– Какого года? – спросил он.

– Тысяча девятьсот сорок пятого, – отрапортовал Кортик. – Дело жены одного писателя.

– Я, – сознался дядя Моня, открыл дверцу и осмотрел «пионэра» с головы до ног, после чего огласил приговор: – Десять лет лагерей. – Подумал и добавил: – Выжила. Вернулась в Крым.

– А что она сделала? Что значит – пособничество врагам? – продолжал допрос Кортик.

– Работа на врага в оккупированной зоне.

Кортик немного подумал, потом спросил:

– А где она еще могла работать в оккупированной зоне?

Дядя Моня тоже немного подумал и ответил:

– Нигде. Она могла уйти в подполье и вредить врагу. Но, имея на руках психически нездоровую мать и сильно опасаясь, что немцы ту просто ликвидируют, Нина Гринович пошла работать в типографию.