– И что? – уныло поинтересовался Кортик. Его явно не вдохновило услышанное.
– Информация не подтвердилась. Во всяком случае, если речь и шла о радии, то не в таком количестве, ради которого стоило начинать поисковые работы. Потом в сорок пятом американцы устроили Хиросиму, а там уж и мы через пару лет сделали атомную бомбу. А Нину Гринович я в живых не застал.
– Но ты ее похоронил? – Я кивнул на фотографию на столе.
– Вы просили тайну? Вот вам тайна. Я ее похоронил в семидесятом. Тихо, без шума. Вернулся в Москву. А через полтора года меня вызвали к председателю КГБ и отправили в Крым. Задание такое: выкопать останки вдовы писателя и тщательно их обыскать.
– Зачем? – выдохнул Кортик с ужасом.
– Если бы я чего нашел, я, может быть, спустя столько лет сказал вам, зачем. Но могила Нины Гринович оказалась пустой. Вот так, молодые люди.
– Пустой гроб? – Мне стало не по себе.
– Гроба тоже не было. Ну как? Не разочарованы?
– Что ты такое рассказываешь, Моня?! – возмутилась матушка.
– Но они же хотели узнать страшную тайну! Надеюсь, я оправдал их ожидания. Помните, юный греческий бог – никакой стрижки до свадьбы!
– Ты все выдумал? – Матушка улыбнулась и легонько толкнула дядино плечо своим.
– Детям врать нельзя. Можно чего-то недоговаривать в силу неразвитости их мышления. А врать нельзя.
Шофер Павел Игнатьевич приподнял голову и подтвердил:
– Детям врать нельзя!
Дядя Моня встал, собираясь уходить. Матушка тоже встала.
– Минуточку! – Я подъехал поближе к столу и показал на фотографии: – Странные похороны за оградой кладбища. Почему ее не захоронили рядом с мужем?
Дядя Моня, опершись о стол, со старческой невозмутимостью поднял сначала правую ногу, затем – левую, и ждал, когда присевшая рядом матушка поможет его ступням попасть в ботинки, а потом завяжет шнурки. Он ответил, когда матушка встала и погрозила кулаком в мою сторону.
– Эта информация, молодой человек, пока вам недоступна в силу малого возраста.
– Вы вообще на чьей стороне? – спросил Кортик. – Кто-нибудь извинился перед вдовой за лагеря?
– А вот это не обсуждается в силу неразвитости вашего мышления, юные пионэры.
Кортик в греческой тунике, в сандалиях с переплетенными на икрах веревками, с огромным луком через плечо и длинной стрелой в руке (этой стрелой да из такого лука можно было сразу насадить, как на шомпол, полдюжины желающих подставить свое сердце Амуру) произвел на свадьбе фурор. Желающих сфотографироваться с ним было столько, что мой друг тут же получил эксклюзивное предложение о подработке в загсе в летние каникулы.
Через месяц после нашей беседы с дядей Моней пустующий дом напротив, обложенный черным камнем, заселили. Новый жилец оказался невысоким приземистым немцем с обширной плешью от лба до затылка и в круглых очках на небольшом остром носу. Его пухлый рот всегда был в положении готовности к чмоку, отчего щеки казались втянутыми.
– Почему ты решила, что он немец? – спросил я у матушки.
– Ты видел его жилетку? Нет, ты видел его жилетку? А не видел, так и не говори ничего! Такие жилетки носят только одесские евреи и обрусевшие немцы.
Вы уже-таки поняли, что моя матушка была одесской еврейкой?
– А может быть, он одесский еврей? – поддел я ее.
– С такой жиденькой шевелюрой в пятьдесят восемь лет? Я тебя умоляю! Немец из Кёнигсберга.
– Откуда ты знаешь, сколько ему лет?
– Охранникам на въезде в поселок нравятся мои пирожки с творогом. Я могла поинтересоваться новым соседом?
Через несколько дней после заселения немца случился неожиданный звонок от бабушки Соль. Обычно она звонила поздно вечером, чтобы застать Кортика дома, а тут – в девять утра. Я взял трубку и предложил ей перезвонить на мобильный внука. Бабушка Соль только фыркнула.
– У меня к тебе несколько вопросов. Тебя действительно зовут Атила, или это прозвище?
– Действительно, – ответил я, едва не спросив, а с чего ей пришло в голову назвать внука Икаром.
– Тогда, Атила, говори, что у вас нового. Говори быстро и как на духу.
Поскольку она не определила, что имеет в виду под «новым», я сообщил то, что волновало меня:
– На даче напротив поселился сосед. Матушка говорит, что он немец.
– Вот именно! – возмущенно выкрикнула бабушка Кортика в трубку. – Отец Икара часто приезжает?
Я не сразу сообразил, что значит «часто», и ответил неопределенно:
– Бывает.
– Он лазил в мой сейф? – вдруг спросила она.
Пока я лихорадочно перебирал в голове варианты ответов, бабушка Соль раздраженно приказала:
– Говори – да или нет!
– Да.
– Давно?
– Да.
– А ты не видел, случайно, что он туда положил? – спросила она вкрадчиво.
– Ничего он не мог туда положить.
В трубке наступила тишина. В эту минуту я почувствовал ее совсем рядом, как будто она стояла позади коляски и, наклонившись, дышала мне в макушку. Мне стало стыдно – я столько разного узнал об этой женщине без ее на то разрешения, что врать было невозможно. Я сказал, что сейфа больше нет.
– И что там теперь вместо сейфа? – Она, казалось, не удивилась моему сообщению.
– Икебана.
– А ты не знаешь, что адвокат сделал с бумагами из сейфа? – Она понизила голос до заговорщицкого шепота.