Извините за беспокойство

Получив чистое полотенце, Катя долго стояла над умывальником, наслаждаясь тёплой водой. Затем чинно уселась за стол, тщательно размешивая сметану в борще, принялась медленно жевать, нажимая на хлеб.

– Не нравится борщ, хлеб лучше? – улыбнулась Полина.

– Очень вкусно, борщ я ела давно, когда ещё бабушка живая была. А сейчас растягиваю удовольствие…-

Вымазав хлебом тарелку, девочка бережно собрала крошки со стола в ладонь и забросила в рот.

– Если немножко подождёшь, я напеку блинов!-

– Ух, ты, блины! Можно я буду смотреть, как вы их пекёте?-

– Надо говорить «печёте». Пожалуйста, смотри – учись! Сколько тебе лет?-

– Скоро одиннадцать!-

– Ни за что бы, ни подумала – от силы восемь! – искренне удивилась Полина.

– Мне одиннадцать! – обиделась девочка.

– Блинчики любит мой папа и дочечка Маша, она со школы скоро придёт!-

– Папа…, дочечка… – задумчиво повторила Катя.

– Вы можете помочь моему брату? – оживилась она.

– Каким образом?-

– Саше пять лет, неделю назад сильно заболел – высокая температура, горел весь, не узнавал никого, бредил. А мамка и отчим скорую помощь вызывать не хотели. Тогда я побежала к соседке тёте Люсе. Брата забрали с воспалением лёгких, в больнице обнаружили ещё и дирабет. Сейчас он лежит в рамации! -

– Надо говорить «диабет», «реанимация». А, почему мама и отчим не вызвали скорую?-

– Они никому не верят и не хотят, чтобы чужие приходили в наш дом!-

– Но они, же понимают, что их сын мог умереть?-

– Упёртые… Сейчас мамка с Сашей в больнице, а вернётся – будет мне на орехи за самовольство! Тёте Люсе она уже успела побить стёкла в доме!-

– Странно всё… Кстати, как зовут твою маму, сколько ей лет? -

– Лидия, старая уже – тридцать шесть!-

– Старая? Тогда я тоже старая, мы с твоей мамой ровесницы! – обиделась за незнакомую Лидию и себя Полина.

– Нет, вы – молодая и красивая! А моя мамка – совсем другая!-

– Ты умеешь льстить?-

– Я не льстю! – недовольно хмыкнула девочка.

– Надо говорить «льщу». Какая такая «другая» твоя мама?-

– Злая, некрасивая…-

– Для каждого человека его мама – самая лучшая, самая добрая, самая красивая…-

Чувствуя, как портится настроение, Полина недовольно добавила:

– Чем я могу помочь твоему брату? Я – не врач, экономист…-

– Надо лекарства и чёрный хлеб, белый ему вредно!-

– Хорошо, принеси рецепты… Из хлебницы забирай буханку бородинского!-

В воскресенье чуть свет Катя уже у двери. Широкая ссадина с запекшейся кровью над бровью, синяя опухшая щека.

– Кто тебя так? – испугалась Полина.

– Отчим. Выгнал на мороз почти голяком… Я влезла назад через окно кухни, натянула, что успела, и сбежала из дома!-

Закрыв лицо красными в «цыпках» руками, девочка горько заплакала.

– За что ж такая жестокость? – совсем растерялась Полина.

– Каждую ночь ровно в три он приказал подавать ему стакан воды!-

– Кто «он»?-

– Та я ж говорю: отчим! А сегодня я заспалась, подхватилась – уже пять! Он выпил воду и ничего не сказал. Я обрадовалась, думаю – пронесло! Утром он подозвал меня, вроде, как ни в чем, ни бывало. Я подошла и неожиданно получила костылем по балде! Потом очутилась на холоде! -

– Как это обязал, и давно это?-

– Сколько себя помню, ни одной ночи не спала толком. От страха пальцы дрожат – вот смотрите! -

И действительно, маленькие ладони, что осиновый лист, каждая мышца живёт отдельной испуганной жизнью.

– Я замечала, пальцы у тебя дрожат… Заводи будильник, раз так!-

– Он не звенит, время показывает, а не звенит! Часто просыпаюсь, вчера посмотрела: час пятнадцать, думаю, хорошо – спать ещё можно! И отключилась! Потом глядь – уже пять утра!-

Полина провела девочку в ванную комнату, перекисью водорода осторожно протёрла ранки на веснушчатом личике.

– По утрам я должна выносить и мыть помойное ведро, куда ночью все ходят в туалет. Противное, вонючее, скользкое…-

– Ой, фу, такое рассказываешь… А твоя мама, как на всё это смотрит?-

– Мамка никогда нас не защищает. Сказала, будете жаловаться – рот раздеру до ушей! Тётя Полина, извините за беспокойство, можно я останусь у вас жить? -

– Нет, дорогая, нельзя…-