Красная строка. Коллективный сборник №2

? Это что за чудо у вас? ? удивился Федька, стоя на пороге кухни.

? Ты чего, дружище, спрятался, ? Вячеслав Владимирович погладил питомца по голове, ? иди, знакомься.

Попугай нехотя взлетел. Покружив возле незнакомца, сел ему на плечо. Заглядывая в лицо, вдруг спросил:

? Чай пить будешь?

Федька оторопел. Показывая пальцем на попугая, заикаясь, спросил:

? Он что, го-го-ворить у-умеет?! ? собрался с мыслями. ? Я таких, только по телевизору видел.

? Он ещё не то умеет, ? многозначаще ответил хозяин дома.

На следующий день все в селе уже знали, что Савицкие завели говорящего попугая.

? На кой им этот попугай? ? удивлялись одни.

? Богати, с жиру бесятся. Всё хотять, как городские жить, ? ехидничали другие.

? А, может, Федька приврал? Что с него станет. Надо Силантиху порасспросить. Та всё знает, ? говорили третьи.

Силантиха появилась через день. Она уверено зашла в дом:

? Полина, с магазина иду. Там колбасу привезли, копчёности разные. Сходила бы, разбирают быстро.

? Ты же, Валентина, не за этим пришла.

? Да, конечно. Я по делу заглянула, ? ответила она, оглядывая прихожую. ? Шкаф красивый у вас! Современный. В городе купили? Пройти хоть можно?

? Ну, проходи! ? Полина улыбнулась, зная, причину прихода первой сплетницы на селе.

? Мы тут решили кабанчика в выходные забить, да маленько мясцо распродать по соседям, ? затеяла разговор, зыркая глазами по всем углам. ? Может, вы тоже захотите купить? Мы не дорого продаём.

Полина решила поддержать игру:

? А почему же не купить? Купим килограмма три.

? В магазине сегодня слышала, вроде вы птичку говорящую приобрели. Врут, наверно, наши бабы. Им соврать, что мёду испить.

? Нет, не врут.

? Да неужто разговаривает как мы?

? Ещё как разговаривает!

? А где же он? Показала бы, посмотреть хочется.

? У телевизора сидит, песни слушает. Он у нас меломан, оказывается.

Полине хотелось, чтобы Славик заговорил, сразив тем самым Силантиху, иначе её кумушки во главе с самой Валентиной, промоют им все кости.

Славик стоял на полу в горнице и внимательно смотрел на экран, где шла передача «Звёзды девяностых». Ансамбль «Божья коровка» исполнял песню «Гранитный камушек». Полина выключила телевизор, чем вызвала недовольство попугая. Он, переминаясь с ноги на ногу, начал громко кричать, а потом, подражая солисту, запел:

Не ходи к нему на встречу, не ходи,

У него гранитный камушек в груди…

От удивления Силантиха присела на диван.

? Боже мой, он ещё и поёт. Не наврал Федька!

«Забавный какой, ? подумала Полина. ? И правда, с ним веселее».

Утром Валентина Силантьева еле дождалась, когда откроется магазин. Ей не терпелось скорее поведать селянам о невиданном чуде, свидетелем которого стала она сама.

? Он песни девяностых любит, знает их наизусть. А как поёт! Даже лучше, чем певцы.

? Да ну тебя, Валька! Придумала же, ? произнёс кто-то из женщин, пришедших купить продукты.

? А ещё он молитвы читает, ? она торжествующе огляделась. ? И не только читает, но креститься умеет!

? Ну, это ты совсем хватила! ? возмутилась Решетничиха. ? Как птица может креститься?!

? Кто бы сказал, не поверила бы, а тут сама видела, ? и, довольная собой, добавила, ? а кто не верит, сходите и посмотрите. ? Она ухмыльнулась и с гордо поднятой головой удалилась из магазина.

Не стало покоя в доме Савицких. Соседи, находя любой предлог, забегали в гости, чтобы послушать попугая и подивиться его способностям. А Славик с каждым их приходом выдавал что-нибудь новенькое: «Ходят тут, ходят. Дел дома, что ли нет!» А Глашке Петровой, как-то зашедшей на минутку, заявил: «А ты, Глашка, не путайся с чужими мужиками. Иди лучше полы дома помой. Грязь развела». Возмущённая Глашка, ехидно крикнув на прощание: «Попугаев тут развели! Сплетники! А ещё культурными называются!» ? громко хлопнула дверью.

? Птица говорящая, ты так нас со всеми соседями перессоришь, ? тоже возмутился Вячеслав Владимирович. ? При тебе говорить-то ничего нельзя, тут же всё выложишь.

? Зато теперь не скучно. Ты же этого хотел, ? проворчала жена. ? Нет, Слава! Старость приходит, не для развлечений, а для созерцания. В отпущенное Богом время, нужно многое успеть, дела на Земле доделать, а главное ? жизнь свою исправить, чтобы в Вечность с чистым сердцем войти. Птица и то это знает, каждое утро молитвы нам читает, а тебе всё веселья хочется. Горе ты моё…

Полина прислушалась.

? Калитка хлопнула, ? она спрятала улыбку в уголках губ, ? очередных гостей встречай…

Евгений Кубасов

Евгений Кубасов родился давно, в начале второй половины двадцатого века. Детство прошло на острове Сахалин, куда по распределению после окончания педагогического института, направили работать моих родителей. Вернувшись в Москву, закончил школу, потом служба в Советской Армии. После демобилизации из рядов Вооружённых Сил, заочно учился и закончил ВЗИСИ. Работал на стройках Олимпиады-80 и других значимых объектах столицы. В начале перестройки уехал на Север. Трудился в дорожно-строительном кооперативе «Северный» под руководством легендарного золотоискателя В. И. Туманова. Вернулся в «лихие» 90-е. Выживал, как и все, в те времена. В 1994 г. поступил в Литературный Институт им. А. М. Горького на семинар прозы М. П. Лобанова. Закончив институт в 1999 г, продолжает работать по основной специальности. О писательстве, как об источнике дохода – даже не думает. Женат, детей двое, внуков трое, пока…

Шабашники

Прошло не меньше четверти часа с момента, как Славка – человек полного расцвета жизненных сил, с лицом греческого бога и мускулистым, бронзовым от загара торсом, схожим с телосложением известного актера Сильвестра Сталлоне, взглянув на часы, отер рукавицей свой мастерок и, бросив его в пустое ведро, спустился с лесов. Звук, рожденный ударом мастерка о ведро, и последовавшие за тем действия Славки другими членами бригады не могли быть истолкованы иначе, как наступлением поры «большого перекура».

К слову и, наверное, будет уместно сказать, что перекуры на шабашках, то есть на работе по прямому договору с хозяином, как они приняты на всех стройках нашей необъятной Родины, не допустимы. Тут время – деньги. А потому курят на шабашках без отрыва от производства.

Впрочем, учитывая даже это непреложное правило, при острой необходимости, если бы таковая вдруг возникла, Славка смог бы доступно и главное аргументировано доказать любому и каждому, нужность этого перерыва в работе. Причем сделал бы с изяществом бескомпромиссного полемиста. Для начала Славка обратился бы к народной мудрости и выдал что-то вроде того, что всех денег не заработаешь, как нельзя объять необъятное. Затем, в продолжение, многозначительно похлопав себя по спине, не преминул бы вспомнить добрым словом свою матушку, родившую его без стальной арматуры в позвоночнике, а потому он, Славка, не намерен ломаться из-за какого-то там… Далее бы последовала длинная и прочувствованная тирада из сильных и даже пронзительных, но не печатных слов и выражений, затрагивающих непосредственно личность хозяина, а также, отчасти, его близких родственников. Финалу же его пламенной речи, наверняка позавидовали бы ораторы всех времен и народов. До Славки в ораторском искусстве, равно как в искусстве убеждения, существовали два распространенных приема заканчивать публичные выступления: умеренный и радикальный. «С нами Бог!» – говорят умеренные, сходя с трибуны, полагаясь на Всевышнего в своей борьбе с оппонентами. Радикалы же, на протяжении всего выступления последними словами костерят недругов, а в завершающей стадии выступления приводят самые убийственные для них доводы. Славке удалось почти невозможное! Он гармонично объединил два этих классических приема в один. И сделал это с присущими ему изяществом и лаконизмом. Более чем красноречивая комбинация из согнутых в локтях рук, и одномоментно наложенных одна на другую, вполне претендовала на сакральность, а произнесенная при этом телодвижении искрометная фраза: «Вот тебе!» – мгновенно повергала его воображаемого визави в немощь. А потому как в данный момент нужда в обосновании большого перекура отсутствовала, и к тому было слишком жарко, Славка покинул свое рабочее место молча.

Подсобник Славки – пожилой юноша с нездоровым румянцем на лице и неистребимым огнем в глазах, лишь из-за уважения к его сединам, величаемый в бригаде Аркадьичем, в предчувствии «большого перекура», уже с полчаса без энтузиазма ковырял подзахрясший на солнце раствор. Дождавшись заветной минуты, с готовностью отбросил свое орудие труда и поторопился за каменщиком в хозяйский сарай, служивший строителям бытовкой.