Любовь как лекарство

– Как это могло бы быть? Попытайтесь представить: я – это вы, а вы сами соответственно – ваш муж. Готовы? Начинаем.

Женщины придвинулись ближе друг к другу. Ольга села, по-мужски, широко расставив ноги, потерев нос и поправив воображаемые очки, затем сцепила руки в замок и начала.

– Здравствуй, Лёля, я пришёл тебе сказать, что ты прекрасная женщина, очень светлая и образованная. Мы пережили вместе много счастливых дней. Когда-то я любил тебя и гордился тобой, ты была не такая, как все. Ты была лучшая. Я обожаю наших детей и благодарен тебе за них, но я встретил другую женщину, Анну, и понял, что не в состоянии от неё отказаться, даже ради вас всех. Я понял, она – моя жизнь. Я пытался бороться с собой, и никому не причинять боли, но не причинять никому – это значит мучить всех. Сейчас несчастна только ты, прежде несчастны были мы все. Мне жаль, что так вышло.

Ольга в ужасе замолчала. Она тяжело дышала, лицо превратилось в жалкую гримасу и сразу пожелтело, на шее и руках вздулись вены. Слова, вложенные в уста бывшего мужа, потрясли её. Тяжёлая картина реальности накрыла с головой. Обе женщины долго молчали.

– Что вы думаете по этому поводу? – наконец спросила Нелли.

– Оказывается я просто дура, нежелающая принимать очевидность, – медленно, нараспев выговорила Ольга. Повисла пауза.

– Я ошеломлена. Я не ожидала этого. Как маленький ребёнок, я просила свой кусок пирога, думая только о себе. Я думала только о своих чувствах, о своих правах на него. Мне не приходило в голову, что он тоже имеет права на свою собственную жизнь. Сейчас я вспомнила слова одной писательницы: «Человек любит, а потом он больше не любит». Я просила его у жизни, у него самого, как дети просят шоколадку, дайте мне её, потому что я её хочу больше других, я не учитывала его желания.

– Оля, что вы сейчас чувствуете?

– Тяжесть. Мне показалось, я должна его отпустить. Не уверена, что у меня это получится. Надо побыть с этой мыслью, привыкнуть к ней.

В следующее посещение Ольга выглядела еще хуже. Сказать, что она была сильно подавлена, – все равно что не сказать ничего. Казалось, её закопали живьём на несколько дней, а затем отрыли и привели в кабинет. Она долго молчала, но, когда заговорила, речь её была спокойной и связной.

– Я не мылась несколько дней… не хочется. Я должна справиться с этим, но как, не знаю.

– Оля, вы молодец, вы держитесь. Это нормальная реакция психики на ненормальную ситуацию, – успокоила клиентку Нелли, отправляя ей небольшой позитивный посыл.

Человека успокаивает, когда ему говорят, что его реакция вполне естественна. Всё правильно, и он справляется. Нетерапевтично произносить «бывает и хуже» или «и не такое бывает» – подобные фразы воспринимаются человеком, как оскорбление и непонимание, усиливая сопротивление.

– Мне плохо.

– Попробуйте рассказать.

– Я хожу по краю пропасти в дождливую погоду, в скользких ботинках. Мне хочется отойти от этой бездны, но она притягивает, она зовет с ней слиться. Надо набраться сил и убежать от этой пропасти и от предчувствия гибели.

– Куда вы побежите?

– В безопасный мир, пусть не настоящий, пусть вымышленный, но безопасный. Я оказалась беззащитна перед страхом и болью. Я в пустоте, утрачено доверие к самой себе, своей силе, интуиции, к собственному достоинству. Мои внутренние запросы упали до излишне скромного уровня. Во мне разрастается неуверенность и отчаяние, внутри как будто звучит ощущение гибели, приближение которой очевидно, и я не смогу справиться. Я словно испортилась.

Ольга опустошила упаковку салфеток, слезы текли, не останавливаясь. Она замолчала.

– Зачем я сюда хожу?

– Попробуйте сами ответить.

– Я думаю, что мой приход к вам – это сознательное сопротивление гибели, возможность обрести разум и силу. Это место сопротивления порчи. Я вывалялась в помоях, и мне необходима гигиена духа.

– Оля, вернитесь к своим страхам, расскажите о них.

– Странно, но я не знаю, чего боюсь.

– Страшит и пугает то, что не имеет названия. Но если попытаться выразить словами свои страхи, подробно их описать, дать им название, напряжение несколько ослабевает.

– Не знаю, как жить одной, я привыкла жить в браке. Пусть он меня давно разлюбил, но он был рядом, было о ком заботится. Одной в квартире тошно, непривычно.

– Вас пугает жизнь после него. А была ли жизнь до него?

– Что-то было.

– Расскажите об этом, что было в этой жизни?

Ольга собиралась с мыслями долго, не могла начать.

– Я ведь закончила Академию Художеств. Художник я, станковой, масляной и темперной живописи. Позже училась церковно-исторической. Сейчас мне кажется, что это всё не про меня. Это было с другим человеком, в другой жизни, а я всегда оставалась домашней квашнёй, которая терпит оскорбления.

– Академия Художеств?

– Когда я смотрю назад, мне кажется, годы учёбы были лучшими в моей жизни. Всегда смех, веселье, радость без причин. Юности не нужны причины для радости. Вокруг легко порхало вдохновение, садясь к каждому на плечо, и озаряло лица, молодые, счастливые. Учиться было интересно. У меня получалось: и цвет, и завершённость в холсте. Вообще-то я с детства любила рисовать, несколько лет ходила в художественную школу. В Академию поступала три года подряд. Не брали. А когда поступила, чувствовала себя победителем, казалось, весь мир у моих ног, и теперь всё в жизни будет так, как я захочу. А он меня сломал и выбросил…

– Не останавливайтесь.

– Чего мы там только не изучали: и анатомию, и историю искусств, и иконографию, и библейские сюжеты, и спецхимию даже. Когда занимаешься любимым делом, жизнь окрашена другими красками, палитра шире. Вы согласны?

Нелли согласно покивала, уж она-то знала, как никто, что значит быть на своём месте и заниматься тем, что нравится.

– Муж никогда не придавал значения тому, что я художник. Как будто даже стеснялся, что я более образована, чем он. А я старалась ему угодить, и не выпячивалась. Мне вот сейчас мысль в голову пришла: это не он меня уничтожил, а я сама себя позволила…

Она надолго замолчала.

– Мне, оказывается, очень приятно и радостно вспоминать то время. Время, когда всё впереди. Летом у нас была частная практика, иногда выездная. Даже в Крым ездили. Писали всё подряд – портреты, пейзажи, натюрморты. Песни пели вечерами под гитару, дружили, любили, травку покуривали. Но это редко, с этим делом было строго, если застукают – конец. Я всего несколько косяков выкурила за всё время. Возвращались, устраивали небольшие выставки. Нелли, как вы думаете сорок два года – это очень много для женщины?

– А вы как думаете, Ольга?

– Иногда этот возраст лежит на мне надгробной плитой. Трудно дышать и двигаться, нужно стиснуть зубы и терпеть. А сейчас мне показалось, я что-то увидела впереди, я вовсе не такая старая.

– Что вы сейчас чувствуете?

– Впервые после развода чувствую лёгкость. Мне легко стало, понимаете?

– Задержитесь в этом чувстве, расскажите о нём ещё.

– Мне показалось, у меня ещё есть время. Главное его не терять, не транжирить на обиду, не расходовать оставшееся на злость и месть. Нелли, с вами хорошо говорить, вы как будто умеете слушать, мне сейчас показалось, вы меня понимаете. Это в первый раз за столько месяцев. Простите.

– Мне нравится, что вы говорите мне правду.

– Подруги слушают вполуха, дают дурацкий совет, и бегут по делам. Конечно, я им надоела, сливаю им своё горе, а они не знают, что с этим делать. Сколько можно терпеть? Это я тоже только сейчас услышала.

Это было уже похоже на терапевтический альянс.

Последующие сессии Ольга много говорила о живописи. Ей нравились Левитан и Шишкин. Полотна Левитана она переписывала по многу раз, особенно «Белую сирень» и «Альпы». Ездила в Омск, в музей Врубеля. Она рассказывала о любви Левитана и Софьи Кувшинниковой, со слезами описывала страдания этой женщины, прощавшей возлюбленному все измены, и проводила параллель с собой, со своей трагедией. После смерти Левитана Софья написала воспоминания о нём, в которых не было ни слёз, ни упрёков. Ольга, подумав, сказала, что многим женщинам видеть в гробу своего возлюбленного намного легче, чем в объятиях другой женщины. Нет, она не желала ему смерти, боже упаси, но мысль о другой постели страшными пытками терзала душу.

Много рассуждала о Босхе, он её притягивал и отпугивал. Она и восхищалась им, и опасалась его. Какие мысли и чувства должны бродить внутри, если художник создаёт такие полотна, в каком мире он живёт, из каких недр черпает вдохновенье?