На следующее утро Терки всем рассказал, как он потерялся, сходив в лес за утренними грибами, и наткнулся на голодных волков. Волкан спросил его про семью. Оказалось, что Терки вместе с семьей жил за холмом в маленьком поселении оленеводов. Отца звали Ааму, а мать – Инкери.
Ааму целые сутки искал Терки в лесу, но не нашел его ни живого, ни мертвого. Бедняге уже невмочь было ходить и даже плакать, когда на вершине холма он увидел всадников, а вместе с ними и своего сына.
Всю следующую неделю группа Волкана провела в поселении лапландцев, которое нельзя было даже назвать поселком. Ааму вместе с семьей жил в небольшой землянке, так же, как и остальные соплеменники. Они распределили путников по своим домам и следующие семь дней ухаживали и развлекали гостей как могли.
Именно здесь и начинается главная история: если бы не Волкан, или если бы не происшествие в лесу с Терки, но скорее если не Ааму, который по природе своей был сверхпреданным и мужественным человеком, кто знает что было бы дальше?! В понимании Ааму (а это так и было) Волкан ему во второй раз подарил сына. Не было еще случая, чтобы Ааму солгал кому-нибудь, а тем более богам. Он несколько дней молился своим духам за Волкана и за его имя, и в конце преподнес самый щедрый дар: раздав все свое оленье стадо соплеменникам, поклялся Волкану, что он сам и семь поколений его рода будут преданно служить роду Лешези. Будут с ними во всех бедах и любой ценой защитят их жизни. Волкан попытался переубедить Ааму – просил, чтобы он не шел ради него на такие жертвы, старался объяснить, что так поступил бы каждый человек с честью, тем более что у него самого есть сын. Но все это еще больше убеждало Ааму в том, что он был в долгу перед богами. Он даже не сомневался, что можно как-то иначе было почувствовать то, что уловил Волкан на расстоянии тысячи оленьих прыжков.
Через неделю после случая с Терки Ааму распрощался со всеми друзьями и вместе с семьей отправился за путешественниками по направлению к Баренцеву морю.
Волкану понадобилось еще два месяца, чтобы добраться до дома: сначала достигнув Северных морских путей, оттуда попасть в Царство Польское, а затем уже и в графство Моравия.
Европа бурлила. Везде присутствовал революционный настрой, и Ааму и вправду ни на шаг не отходил от Волкана вплоть до самых дверей замка Лешези.
Счастью маленького Алекса не было предела. Вернулся папа – его легенда, его герой и, что самое главное, с новыми друзьями.
Глава 2
1868 год.
Той зимой в Моравии выпало много снега, и было очень холодно. Это, конечно, создавало трудности торговцам и путешественникам, но дети искренне радовались. Куда ни глянь, везде были устроены снежные замки и горки для катания. С отоплением дворца Лешези лесники еле справлялись, а конюхи чуть ли не спали вместе с лошадьми в конюшне. Они без конца подходили то к одной, то к другой лошади в стойле и накрывали животных одеялами или коврами, чтобы те не замерзли.
Но начать нужно с того, что баронесса Анна была беременна. Да, Анна была прекрасной и отзывчивой женой молодого барона Алекса. Прискорбным оставалось лишь то, что Волкан не видел их счастья. За десять лет до женитьбы Алекса Волкан уехал в Амазонию, и с тех пор ни от него, ни от кого-либо из его команды никто никаких вестей не получал. Всех сильно потрясло это событие, но близкие еще долго не теряли надежду. Ждали, что в один прекрасный день Волкан вернется домой живым. Прошли долгие десять лет, но никаких подвижек в этом деле так и не произошло.
Появление Анны буквально оживило семью. Она со всеми была одинаково добра и вежлива. И очень скоро еще один маленький Лешези готовился пополнить их род. Девять месяцев беременности почти прошли, и день ото дня все ожидали заветного события. Были приглашены лучшие доктора не только Моравии, но также Тюрингии и Богемии. В замке им отвели комнату, превратившуюся в родильную и оснащенную всеми необходимыми средствами. Доктора в день по нескольку раз проверяли состояние баронессы – все шло хорошо, хотя признаков приближения родов они не замечали.
Город продолжал жить своей жизнью, пекарни пекли вкуснейшие булки и хлеб, а приправленный их благовонием дым накрывал улицы и дома; почтальоны с задором преодолевали сугробы и раздавали почту; школы по-прежнему работали, и дети тоже не переставали веселиться. После уроков, а тем более по воскресеньям, улицы и сады наполнялись детьми всех возрастов. Особенно много их бывало вокруг родового замка Лешези, так как дворец стоял на пригорке и спускаться оттуда на санях считалось самым веселым развлечением.
В тот день было воскресенье, и вокруг замка кружились множество детей. Отовсюду слышался веселый шум. День стоял солнечный. Все пребывали в отличном настроении. Маленькие Алиса и Кельми спускались на санках с горки, каждый раз аккуратно спрыгивая у подножья, чтобы не выскочить на переполненную людьми и лошадьми улицу пониже. Иногда они кубарем скатывались кому-нибудь под ноги, или валили чужого снеговика, но никто не обижался. Наоборот, вместе смеялись и помогали им подняться. Слегка перевалило за полдень, и никто не спешил идти домой, но внезапно солнце скрылось за облаками, и стало очень холодно. В воздухе начали летать снежинки, и вскоре пошел снег. Тучи все сгущались, и дети стали расходиться по домам. Алиса подняла воротник шубки и извиняясь сказала Кельми:
– Я пойду домой, хорошо? По-моему, поднимается сильный ветер.
Кельми был очень вежливым мальчиком и решил проводить подругу до дома в плохую погоду.
– Я провожу тебя, погода портится, не пойдешь же одна. А давай я тебя на своих санках повезу, так будет быстрее.
Алиса обрадовалась. Кельми в первый раз провожал ее домой, а ведь они были знакомы почти с рождения. Мать Алисы, так же, как и мать Кельми, работала на кухне в замке Лешези. А его отец был главным мастеровым и отвечал за починку и поправку всего в замке. Звали его Терки. Да, да, Кельми был сыном Терки.
Погода ухудшалась, и Кельми уже бегом направлялся к дому Алисы. Улица немного шла под уклон, и это помогало мальчику тянуть сани. Когда они дошли до дома Алисы, снег уже валил хлопьями, и ветер усиливался.
– Кельми, заходи к нам, мама приготовит булочки с горячим молоком, а вечером папа всех вместе отвезет в замок в упряжке, – предложила Алиса Кельми.
– Нет, Алиса, не могу, большое спасибо. Мне лучше поскорее вернуться в замок, пока пурга не поднялась, а то мама будет переживать. А еще вчера ночью доктора сказали, что с этого дня каждую секунду можно ожидать родов госпожи Анны. Так что я могу быть полезен вечером в замке. Большое тебе спасибо, но я должен идти.
– Хорошо, Кельми, спасибо тебе большое, до встречи. Приходи в гости, когда погода исправится.
– Хорошо, приду, до свиданья.
Когда Кельми вошел в кухню замка с задней двери, снаружи все небо было серым, и стекла двойных окон замка звенели от тряски. Кельми был весь белый от снега.
– Где тебя носит? Разве так можно? Что только ни думала! Ты что не видишь, что творится на улице? – взволнованная мама подошла к Кельми и стряхнула снег с его тулупа и шапки. Кельми понял, что мама не сердилась на него, она казалась взволнованной, но скорее от чего-то другого, чем от опоздания Кельми.
– Садись и поужинай тем, что лежит на столе, хорошо? А потом тихо поднимайся в комнату и ложись в постель. Прошу тебя, не броди по коридорам. Час назад у Анны начались роды, и сейчас все заняты. Не мешайся под ногами. Одним словом, мне некогда Кельми, будь умницей. Богумира (так звали маму Кельми) сняла наполненную горячей водой миску с дровяной печи полотенцем и быстро вышла из кухни.
В замке и вправду стояла непривычная тишина. Прислуга разместилась у дверей своих комнат, при случае спрашивая про состояние Анны любого, кто проходил мимо по делам. Богумира поднялась по главной лестнице на третий этаж и направилась к северному флигелю. По пути она наткнулась на Терки и успела перекинуться с ним парой слов.
– Мальчик вернулся? – тихо и почти скороговоркой спросил Терки.
– Да, он на кухне, и сам поднимется в комнату, – также быстро ответила Богумира.
– Хорошо, я бегу в конюшню, должен предупредить конюхов, чтобы запрягли сани и приготовили теплые шубы на случай, если придется Анну перевозить куда-нибудь, – сказал Терки, и оба пошли своим путем. В конце коридора стояли несколько человек и тихо ждали указаний.
– Что происходит? – шепотом спросила Богумира.
Постаревший Ааму, камердинер Франтишек и его жена, главная гувернантка замка Божена, одновременно взглянули на нее.
– На сей момент все в порядке, – ровным тоном ответил Франтишек и дважды почтительно, с некоторой робостью, постучал в дверь. Дверь отворил акушер и наполовину высунулся в коридор. Только Богумира передала ему миску с горячей водой, как позади них открылась дверь другой комнаты, и появился барон Алекс. Все мгновенно посторонились, и Алекс и акушер оказались друг напротив друга.
– Станислас, скажите мне, какое положение у Анны? – сдержанно, но с явным волнением, спросил барон.
– Барон, вам незачем беспокоиться. Процесс начался, и все идет по порядку, хорошо. Анна чувствует себя бодро. Никаких осложнений не выявлялось. Доктор Янковский только что обследовал баронессу. Предполагаем, в течение ближайшего часа все благополучно завершится. Доверьтесь нам, о всех новостях буду немедленно докладывать. Теперь позвольте вернуться к делу.
– Благодарю, Станислас. Прошу, продолжайте исполнять свои обязанности. Большое спасибо.
Акушер кивнул головой барону и возвратился в акушерскую с горячей водой.
В комнате вместо люстры по углам на столиках, покрытых голубой клеенкой, стояли четыре лампы на китовом жире, и все четыре блекло мерцали. Кроме Станисласа не было никого. Станислас подошел к длинному столу и поставил на него миску. Он перебрал акушерские инструменты и часть отложил в круглую железную коробку. Затем подошел к ведущей в родильную комнату двери и очень тихо постучал. Из комнаты вышел доктор Янковский и прикрыл за собой дверь. За ним следом потянулся легкий запах спирта, нашатыря и травяного парфюма. Доктор подошел прямо к столу, намылил руки и без звука подал знак Станисласу, чтобы тот налил воду.
Стояла странная тишина. Никакого звука, голосов или криков не было слышно даже из родильной комнаты – ни роженицы, ни докторов, ни даже инструментов. Лишь дрожь окон, свист ветра и потрескивание ламп на китовом жире заполняли холодную тишину замка. Доктор Янковский закончил мыть руки и из стеклянного пузыря налил себе на ладонь спирт. Станислас поставил ковшик с теплой водой рядом с рукомойником и посмотрел на доктора в ожидании очередной просьбы. Доктор протер руки спиртом и высушил новым полотенцем, поданным Станисласом.
– Значит, положение такое: пациент спит, мы ей дали успокоительное. Доктор фон Берка ее обследовал. Я даже не знаю, как это назвать, – доктор Янковский задумался, он искал слова. Станислас напряженно уставился на него. Внезапно задрожали окна, и где-то из коридора донесся звук разбитого стекла. Оба посмотрели в ту сторону. Пламя в лампах заиграло и чуть не погасло.
– Наверное, где-то разбилось окно, – практически про себя проговорил Станислас.
Доктор тихо приоткрыл дверь в родильную комнату, и убедившись, что там все по-прежнему, вернулся в акушерскую.
– Короче, – продолжил доктор Янковский, – мы имеем дело с очень необычным явлением. Говоря по правде, ни я, ни Новачек, ни фон Берка ни разу не встречались с подобным в нашей практике. Мы решили сделать кесарево сечение, чтобы получить возможность наблюдения за ребенком прямо в утробе матери. Да, про кесарево сечение Алекс должен знать заранее.
– Конечно, но в чем дело? Что с ребенком?
– Дело в том, что мы не знаем этого, а также не знаем, чего следует ожидать. Роженица фактически готова к естественным родам, но как только мы увидели первые признаки, у нее обнаружился жар.
– Да, но ведь такое бывает, что у роженицы может подняться температура при естественных родах?
– М-м-м, вы правы, такое бывает, и объяснить можно различными причинами, но сейчас дело в том, что источником жара является младенец. К тому же, при осмотре фон Берка подтвердил, что температура растет. Если бы это была какая-то инфекция, то источником явилась бы мать, но здесь… Мы должны немедленно сделать кесарево сечение и что-нибудь предпринять, потому что если температура будет расти дальше, маленькое сердце может не выдержать.
– Да, все понятно.
– Итак, подождите немного, мы начнем операцию и будем надеяться на лучшее. А вы тем временем сообщите барону Алексу про кесарево сечение. Ну а про непонятные обстоятельства лучше пока промолчать. Доктор Янковский быстро повернулся и ушел в родильную комнату.