– Нет. Не вспоминал,– выдал молодой человек.
Хилай засмеялась, и искры из ее глаз разлетались в стороны еще яснее, хотя ее взор стал более мутным, так как глаза накрыло волнами жидкости, которые она сейчас точно не хотела.
Внутри Илана происходили новые метаморфозы. Все полосы и границы были уже смыты. Война захватила весь его разум и давно перебросилась на мирную территорию. Теперь уже не было пути назад. Оставались только варианты: прожить ее или разобрать, долго и упорно работая над каждым потоптанным ногами бесчувственных варваров ростком поля любви и доброты. Или же отдаться искреннему чувству любви, и она сама приведет к мирному финалу. Илан, как глубоко влюбленный молодой человек с открытым сердцем, отдался последнему варианту. Недолго пришлось ждать ответа любви.
– Нет, вспоминал. Да. Но только в одном случае. Только в одном случае я вспоминал о тебе…
Он остановился на мгновение. Его глаза теперь тоже покрылись тонким слоем жидкости, которая текла из глубин его сердца цвета индиго. Воды его сердца перебросились в глаза и уже могущественными волнами превосходили по высоте языки пламени Хилай. Она это тоже заметила, но не хотела в это верить.
– Я вспоминал о тебе только в одном случае – каждый раз, когда расправлял грудь, чтобы сделать вдох…
Хилай сделала медленно шаг назад, еле заметно мотая головой, он опять выиграл. Он опять ее накрыл. И вновь ее огонь есть ничто перед мощью этого огромного холодного водопада. Она развернулась и убежала к морю. Илан, оставив рюкзак, бросился за ней и догнал ее, когда она была уже по колено в воде. В холодной осенней воде. Он обнял ее, и они так стояли в воде, и каждый лил свои эмоции по щекам, опустошая долгие переживания. Они оба казались самыми счастливыми людьми на свете. Хилай осознала, что она первый раз в жизни чувствует оковы и цепи на руках, ногах, на сердце, узы счастья, и что она повязана ими на всю жизнь. Илан первый раз в жизнь услышал запах свободы.
Глава 10
В следующие выходные мама Хилай попросилась пойти на ярмарку с ней вместе, так как предстоял еще один праздник ровно на десятый день от ритуала с месяцем. Это был фестиваль огней, который длился пять дней. Ей необходимо было в лавке, над которой висела вывеска «Индийский дом», купить свечи и украшения для двора дома. Заодно маме не терпелось увидеть, кого так долго и мучительно в тот вечер ждала ее дочь.
На ярмарке было как всегда людно. Хилай незаметно отлучилась от мамы и встретилась с Иланом, и они пошли к морю. Она рассказала ему, что пришла с мамой за покупками к большому празднику. И что праздновать в этом году будут в городе, где учится Илан. Приглашенных будет более пятисот человек, которые съедутся с разных точек страны. Сам сбор гостей намечается на второй день фестиваля, который знаменует день освобождения мира от страха. С этого дня начинают запускать фейерверки, а Хилай исполнит на сцене танец с зажженными маленькими лампадками.
Илан узнал место и время проведения праздника. На этот раз ничего не сообщил о своем приходе, а Хилай не хотела знать. Традиционный час вдыхания жизни у Илан пришел к концу, он проводил ее к маме, а сам пошел в лавку к отцу.
В день празднования Илан оделся в свои лучшие одежды и пошел после третьего занятия на фестиваль. Действительно было очень много гостей и заметить одного-двух неприглашенных было невозможно. Гости встречались самых разных национальностей, а встречающие всем были рады. И тут вдруг откуда-то возникла сзади него Хилай и слегка толкнула его в плечо, он обернулся и увидел ее в зеленом наряде цвета свежей травы. Весь наряд был украшен будто настоящим золотом и драгоценностями. Сзади за ней тянулся длинный отрез прозрачного шифона в тон наряду, богато расшитый узорами. Она поздоровалась, Илан нужно было время, чтобы прийти в себя после такой волшебной красоты феи, в столь новом для него формате. Она предложила ему пройти с ней, чтобы она могла его угостить традиционными сладостями.
Подойдя к столу со сладостями, Хилай незаметно взяла еще и две сочные половинки маленьких, самых вислых лимонов. Набрав ему немного сладостей, она щедро покрыла всю тарелку всем соком лимона до последней капли. Ее глаза от одной мысли поедания этих сладостей округлились, а губы сморщились. Она тихо засмеялась себе и повернулась, чтобы вручить тарелку Илану. Он взял ее, и тут рядом с ними оказались мама и отец Хилай. Она никак не ожидала такого поворота событий.
– Дочь, познакомишь нас со своим гостем? – спросил ее отец, после того как поздоровался с Иланом.
– Да, пап, это Илан. Илан, мои родители— Фаравиндад и Нандини. – Девушка растерялась, но дело довела до конца.
Родители поблагодарили Илана за интерес к культуре и обычаям мамы Хилай и пожелали хорошо провести время. Далее все вместе пошли к столикам, чтобы совместно выпить чай. Мама и отец взяли в тарелки те же самые сладости, что и Илан, из уважения к его выбору. Илан, так как не знал, как необходимо есть эти прекрасно выглядящие яркие сладости, подождал, как начнут родители. У Хилай совсем худо стало в животе, перекручивало все от одной мысли, что станет с молодым человеком напротив, когда он начнет это есть, но главное, как отреагируют родители.
Илан приступил к своей трапезе, и произошла задержка на пару секунд, как он положил первый кусок в рот. Дале он перевел взгляд на Хилай, которая просящим взглядом смотрела на него, слегка нахмурив брови. В эти моменты она была особенно прекрасна, и Илану показалось, что все кислоты мира не смогли бы испортить ту красоту и живую энергию, которые исходили от нее. Он продолжал жевать и глотать сладости, запивая чаем. На третьем укусе родители Хилай его спросили, нравятся ли ему их традиционные сладости.
– Да! Из сладкого я ничего вкуснее еще в жизни не пробовал, – выдал Илан, после чего Хилай совсем стало неловко и стыдно за свою шалость.
Она резко схватила его тарелку под предлогом, что принесет ему еще кое-что, хотела выбросить содержимое и обновить ему тарелку.
Илан также резко вцепился в другой край тарелки, что было очень несвойственно ему, и, глядя ей в глаза, спокойно произнес:
– Я доем эти, потом вместе выберем новые.
Ее глаза почти умоляли его отпустить тарелку, на что он еще шире улыбнулся и повторил, что доест эти. Хилай села и поняла, что опять проиграла она. Неловко, обидно, сладко и нежно.
Далее состоялся танец Хилай с маленькими лампадами, что выглядело захватывающе красиво и очень чувственно. Илан вновь открыл ее для себя с новой стороны. Казалось, что в ней находится целый мир, который он бы хотел изучать всю свою жизнь.
Вечером он долго сидел у окна в своей комнате на седьмом этаже общежития и смотрел на яркие огоньки машин, размышляя о том, что он начал жить свободой. Но ведь это только начало. Что будет дальше? Так он еще сам не понимал, насколько сильно любит Хилай, ибо опыта жизненного в этой области ни у него, ни у нее не хватало.
Глава 11
События сменяют друг друга уже много тысяч лет, и всегда сначала происходит зарождение жизни, ее развитие, становление, созревание, создание новой семьи и новых жизней, проведение этих жизней до определенного статуса и затем законное увядание. Так было и в семье Илана. Идит уже была замужем и проживала счастливую жизнь с мужем заграницей. Ирит вышла замуж в родном городке и жила со своим супругом неподалеку от родителей. Амирам и Ашер пока не торопились с женитьбой, так как хотели дело отца сначала довести до определенного уровня, а Илан был на стадии раскопок новых истин.
За время, как наш герой понял, что борьба, какая бы она ни была в нем, не должна быть всепоглощающей, он разработал некие методики мирного взаимоотношения с отцом. Договорился, что по вечерам в выходные, после работы целый день в магазине и ужина дома, он будет уходить к Дову домой и учиться мудрости его дедушки. Отец был не против, так как дела действительно шли в гору, он вышел на компаньонов, которые были согласны с ним работать и расширять его бизнес. Отец даже подумывал открыть второй магазин в городе N., где сыновья смогли бы вести дела новой лавки. Амирам и Ашер прекрасно справлялись с этим вопросом и каждый раз обязательно в разговоре с отцом вставляли реплики, как Илан им помог в этом или другом вопросе.
Молодому человеку уже было девятнадцать лет. Его мысли стали совсем выбиваться из той клетки, в которой их заключил его отец, и в которой он сам старался их исправно держать. Они порой разлетались брызгами и обдавали его холодными каплями, возвращая как будто в жизнь. Ему было интересно этими мыслями делиться с мамой, братьями и сестрой, Хилай и с дедушкой Дова.
В один из таких дней разговор с дедушкой Дова зашел о понятии свободы. Илан захотел услышать его мнение, что есть для него свобода. Само определение термина он знал наизусть еще со школьной программы и немного начитался разных вариантов у мыслителей и философов по университетской программе. Но его интересовала другая сторона этого понятия. Он хотел услышать, как видят разные аспекты духовных ценностей человека обычные, такие, как он сам, люди.
Дедушка Дова, Рахамим, много путешествовал по молодости и видел немало бед и гонений. Он прожил очень тяжкую жизнь и, как многие другие его возраста, научился ценить ее искренне и проживать ее, смакуя каждую ее частичку в улыбках родных, в играх и криках своих внуков и в житейских бытовых разборках своих детей.
– Свобода… Свобода – это когда ты можешь думать и сказать то, что ты хочешь. Вслух и громко. Свобода – это когда твое сердце может само выбрать, с кем тебе быть и кем тебе стать. Свобода— это принять по своему собственному желанию быть менее успешным, чем тот, кого ты очень любишь. Свобода— это наш дар, который может нам позволить быть просто лучше, чем мы есть сегодня. Свобода – это когда тебя ударили, а ты можешь, по сути, нанести ответный удар. Между этим первым ударом и вторым находятся время и выбор, в них заключается наша свобода.
Свобода— это прекрасное преимущество немногих, потому что мы, люди, сами себя заключаем в кандалы несвободы. Часто мы теряем истинную ее ценность. У нас происходит подмена понятий. Мы начинаем считать свободой нанесение боли и несчастья другим, забывая, что наши границы свободы никогда не могут быть началом несвободы другого. Люди теряются и, расширяя свои границы, повреждают чужие дома, но они не понимают, что прежде всего они разрушают свой духовный дом, который потом восстановить невозможно. Они не понимают, что, захватывая новые территории, сами себя заключают в оковы страха потери этой власти, в мятежи и последующие трудности управления. Они забывают, что у самой свободы есть рамки и границы, и это их делает глубоко несчастными заключенными своих амбиций…
Рахамим после таких разговоров уходил в какие-то свои вспоминания, а Илан и Дов не могли нарушить эту тишину, как бы им ни хотелось продолжения его речей. Друзья всегда подолгу перебирали слова деда и размышляли над ними. Каждый раз им казалось, что после таких вечеров откровений дедушка оставался погруженным в свои мысли, а молодые люди, словно молодые птицы, приобретали новые перья для более искусного полета по воздуху жизни и над высокими горами ее преград.
Иногда перед уходом домой Илан заходил на побережье смотреть на ночное море. В этот день после разговора с Рахамимом друзья вместе пошли к камням и долго сидели, молчаливо глядя в дальние просторы моря, которые скрывались в подол глубокой ночи. Дов вновь завел свой разговор о старом:
– Илан, ты так ничего и не рисовал с тех пор?
– Нет.
– Мне вот этот простор ночи над морем было бы здорово увидеть твоими глазами и твоей кистью. Этот черный фон прямо так, как ты любишь.
– Я больше не рисую, Дов. Ты же знаешь.
– Хилай знает, что ты рисовал раньше? Представь, ведь ты бы мог написать ее портрет.
– Нет. И знать ей это незачем. – Илан повернулся к другу, чтобы уловить его взгляд и отметить для себя, что тот все понял.
– Это твоя свобода, твой выбор. Пусть будет так, – заключил Дов, завершая сегодняшний разговор о свободе.
Друзья распрощались и разошлись по домам. Илан весь вечер не мог остановить этот зародыш мысли, который посеял в его голову друг. Ведь он смог бы прикоснуться своей кистью к самой первозданной красоте мира. «Написать ее портрет» – эти слова в голове так и не давали ему покоя, пока его не одолел крепкий сон, в котором он рисовал ее самыми яркими цветами на огромном холсте масляными красками без кистей. Он рисовал ее пальцами, а краски в руках ощущались терпкими, бархатистыми, теплыми и густыми. Мазки были огромные, и картина мало походила на нее, но он знал, что рисует именно свою свободу.
Глава 12
Осень шла медленным, неторопливым шагом и дарила жителям городка сладкие и уютные дни, свежие ранние вечера и краски в теплых оттенках меда и корицы. Хилай с мамой готовились к посту отца, который должен был проходить с 24-го по 30-й градус Скорпиона. Это был пост сожженного пути, с каждым днем которого Солнце сжигало по одному из грехов человека. Это были дни, посвященные семи демонам: осквернитель стихии Огня, осквернитель стихии Воздуха или Неба, осквернитель стихии Воды, осквернитель стихии Земли, осквернитель стихии Растений, осквернитель стихии Животных. Последний день, завершающий пост, был связан с осквернителем Человека. Эти дни Фаравиндад дочери с детства называл периодом выбора слова: мертвого слова или Благого. Это был пост очищения.
После поста в доме Хилай был очередной праздник, родители с Хилай зажгли 4 костра на территории их сада в очагах для огня. В этот вечер Илан выбрался из университета пораньше и приехал в гости к Хилай, когда ее родители уже покинули сад и ушли отдыхать в дом. Они нашли закрытый уголок сада, куда позвала его Хилай. Сидя на скамейке с красивой резьбой в восточном стиле, она рассказала ему, что сегодня у них праздник Великой Пустоты. Зажженные4 очага огня означают прошлое, настоящее, будущее и вечность. И тогда она повернулась к Илану и спросила игривым голосом и искрящимся взглядом:
– А который из этих огней означает твои чувства ко мне? – Она протянула последние нотки чуть дольше, чем положено, и повернулась к саду, который горел оранжевым заревом сквозь темноту ночи.
Потом она быстро остановила его ладонью, поднося на уровне лица, ниже середины носа.
– Нет, подожди, я же тебе не представила их. Ведь ты не знаешь, кого именно как зовут. – Она засмеялась и продолжила: – Итак, это господин Прошлое, вот тот – мосье Настоящее, этот слева – синьор Будущее, а вот эта самая жаркая и близкая к нам – госпожа Вечность! Что бы вы хотели выбрать из столь богатого предложения нашего магазина? – Она сменила голос на нарочито серьезный и грубоватый и смотрела проникающим во все недра души Илана взглядом.
– Я… Я выбираю никакой из них. Они прогорят, и их жар спадет. Скоро от них останутся только угли и зола. Мои чувства к тебе… они всегда со мной, и будут до той поры, пока бьется мое сердце. Надеюсь, что оно будет биться гораздо дольше, чем пламя этих очагов. Ну разве только… Если ты однажды сожжешь меня и я начисто выгорю, как эти мосье, синьор и господин. И стану вечной золой, а ты мои жалкие остатки рассеешь над Гангом. – Молодой человек шутливо говорил монотонным голосом древних философов и улыбался.
Хилай скрыла свой взгляд за занавесом пышных ресниц. Он указательный палец поставил под ее подбородок и поднял ее лицо, чтобы смотреть прямо в глаза. Тут они услышали голос Нандини, которая звала Хилай. Она быстро встала и шепотом сказала Илану, что пора идти, и убежала в сторону дома. Илан знал свой обратный путь через невысокий забор, и его ждали два с половиной часа дороги и вечность мечтаний до общежития.