Судьбой приказано спастись

– Понимаешь, когда он так смотрит наверх, громко дышит со звуком и трясёт в это время свою тушу, подпрыгивая, то тогда я тоже начинаю делать, как он. Поднимаю голову и начинаю громко дышать, издавать звуки и трястись. Такой смех понятен только нам двоим. Я всегда стараюсь делать как он. Я разговаривать умею по-медвежьи. Для меня это очень легко. Любой его звук я запоминаю всегда как музыку, замечая при этом, какие делает он движения в это время лапой, головой и всем своим телом. Когда я начинаю делать за ним такие движения и такие же звуки, то замечаю, что он понимает меня и так же отвечает. Мне всегда нравилось долго за ним наблюдать и делать точно так же, как он, и много раз повторять. Потом все его звуки и движения стали приходить сами по себе, по привычке, так как я и он всегда находились рядом, и я привык делать всё почти так, как он это делал. Потом я стал понимать даже и его дыхание. Это для меня, как разговор молча. Когда мы лежим рядом и он начинает на меня тихо дышать, я от него сразу отхожу, потому что понимаю, что он хочет сказать мне: «Отстань, не мешай мне спать, а то расцарапаю». В общем, я его с полуслова понимаю.

Этот незатейливый рассказ Кузьмы, который он сопровождал порой комичными жестами и забавными звуками, заметно развеселил всех, за исключением Валентина Николаевича – улыбка едва тронула уголки его губ. Ему не было скучно – нет. Просто он был очень удивлён тем, с каким непринуждённым юмором парень всё это рассказывал. А ведь в то время, о котором он рассказывал, он был совсем ещё ребёнком, и тогда ему, наверняка, было не до смеха. В тайге даже взрослому-то находиться страшно, а уж ребёнку тем более. Слушая Кузьму, Валентин Николаевич невольно представлял себя на месте мальчика… Вот поэтому он и воспринял рассказ Кузьмы со всей серьёзностью и твёрдо решил, что должен сделать всё от него зависящее, чтобы парень был счастлив. А для этого, как минимум, нужно, чтобы Юлия непременно выздоровела. Ведь всем ясно без преувеличения, что эти двое – Кузьма и Юлия – просто созданы друг для друга. Подумав об этом, старик решил немедленно обратиться к Кириллу и попросить адвоката найти его фронтового друга и на словах передать от него – Валентина – огромную просьбу принять участие в судьбе этой девочки и помочь в её лечении.

Валентин сидел, сгорбив спину и нахмурившись. Он обдумывал, с чего начать разговор с Кириллом, но, молодой человек, как будто прочитав его мысли, сам подошёл к старику, облегчив тем самым его заботы. Почувствовав это, Валентин несколько напряжённо произнёс, не поворачивая головы:

– Кирилл, я хочу тебя кое о чём попросить…

– Валентин Николаевич! – как можно мягче проговорил молодой человек, заметив его волнение. – Любое дело, которым я занимаюсь – это своего рода практика для меня. Благодаря этому, я в своей профессии постоянно учусь. А помочь лично вам и всем здесь присутствующим – это, вдобавок ко всему, ещё и приятная практика. Так что любую вашу просьбу я готов выполнить с удвоенной энергией. Мне ещё дедушка говорил, что вы постоянно просите помочь кому-то и сами готовы всегда помогать – в этом вы для меня являетесь примером.

Но есть и ещё одна важная причина, по которой мне хочется не только помочь, но ещё при всех искренне пожать вам руку и с огромным уважением обнять вас. Вы единственный человек на моём веку, который удостоился высокой награды другого государства. Вас представили к награде уже давно, и, несмотря на то, что вы считались погибшим, награда вас всё-таки нашла.

После небольшой паузы Кирилл обратился уже ко всем присутствующим:

– Я думаю, что всем вам, наверное, будет интересно узнать о событиях, предшествовавших решению правительства Франции удостоить Валентина Николаевича столь высокой награды – героя Франции.

Заметив заинтересованные взгляды, устремившиеся в его сторону, и услышав одобрительные возгласы по этому поводу, Кирилл начал подробное и неторопливое повествование об этих событиях:

– Однажды мой дед, возглавлявший Российский Союз ветеранов Великой Отечественной войны, на праздновании дня победы встретился с одним французским генералом, – начал рассказывать Кирилл. – Когда мой дедушка в разговоре с ним случайно упомянул имя Валентина Николаевича, француз с сожалением сказал, что он очень признателен ему за всё и очень хочет найти родных погибшего, чтобы рассказать им о его подвиге. Услышав такое признание генерала, дедушка удивлённо усмехнулся: «Ай, да, Валя, ай, да, молодец! Наш пострел, везде поспел!» Генерал, хотя и неплохо знал русский язык, недопонял эту поговорку и начал горячо убеждать его, что никакой стрельбы тогда, когда они с Валентином убежали из немецкого лагеря Дахау, неподалеку от города Мюнхена, не было. С волнением вспоминая побег из плена, он сказал, что от ран и голода тогда сильно ослаб и не мог даже стоять на ногах как следует, а Валентин нёс его на себе. Он подчеркнул, что побег был осуществлен во время долгой переправы из одного лагеря в другой. Небольшой отрезок того длинного пути пролегал вдоль одного болота. У края дороги, по которой их вели, Валентин, по словам генерала, заметил впереди небольшую яму, заполненную водой с грязью, которую все пленные старались обходить, чтобы туда не упасть. Валентин же, наоборот, решил специально залезть в эту жижу, прихватив с собой и генерала, надеясь таким образом спрятаться, а потом убежать.

Продолжая вспоминать об этом случае, генерал призадумался, промакнув носовым платком глаза, и добавил: «У меня воздуха совсем не хватало дышать, но он силой заставил меня погрузиться в эту грязную воду и силой удерживал меня там. Потом он высунулся, осмотрелся и помог мне в свою очередь выбираться, повторяя: «Спокойно… Спокойно…» Хорошо, что в это время на улице был сильный туман, и нас не было видно. Нам удалось уползти очень далеко и переждать день, а ночью он взвалил меня к себе на спину и долго тащил. Добравшись до какого-то леса, мы очень долго бродили по нему, не зная в какую сторону идти, чтоб не нарваться на немцев. Только через сутки мы оказались у границы Франции и наткнулись на местных жителей. Они оказались, к счастью, хорошими людьми, которые позаботились и выходили нас. После этого побега мы плечом к плечу сражались во французском партизанском отряде».

Здесь французский генерал ненадолго задумался, а потом продолжил: «Он воевал по-русски – всегда храбро! После смерти командира отряда, его возглавил я, а Валентин стал одним из лучших моих помощников. Шел 1944 год. Армия Сопротивления была тогда на подъёме. Тогда-то в одном из боёв с немцами Валентин неожиданно исчез. Может быть, Валентин погиб, а, может – опять попал в плен. Как ни старался я хоть что-либо о нём узнать… но…тщетны были все мои поиски. Я до сих пор не могу себе простить, что не уберёг своего заместителя и потерял такого друга и бойца. Ведь ему я обязан жизнью! Я его звал не Валя, а на французский манер – Вали, – вспоминал генерал. – После одного из последних боёв при открытии Второго фронта, я обнаружил Валентина в списках погибших, но мне в это до сих пор трудно верится, ведь тело убитого так и не найдено».

Тогда мой дедушка, выслушав генерала до конца, успокоил его: «Тот, о ком вы только что говорили – мой друг, и вы скоро его увидите. Видите ли, ваш Вали однажды рассказал мне, что в последние дни войны, когда армии союзников уже воевали по соседству, в одном из боёв он увидел русских солдат и, не раздумывая, бросился к своим. В том бою принимала участие как раз та танковая дивизия, в составе которой Валентин воевал ещё в самом начале войны. Командир дивизии был наслышан о его храбрости и отваге ещё в начале войны, и лично представлял его к награде не один раз. Может быть, именно благодаря этому, Валентину и удалось избежать расследования о том, как он попал в плен и как там уцелел, не говоря уже о том, как он попал в армию Сопротивления. В общем, его не стали тревожить в этом вопросе, и он снова, как и прежде, был в строю среди своих».

– Так что, Валентин Николаевич, придется вам вместе со мной в Москву лететь, – сказал Кирилл, закончив рассказ. – Там и встретитесь со своим боевым товарищем. А сейчас, я думаю, такой случай надо обмыть.

Валентин внимательно посмотрел на молодого человека, улыбнулся сквозь выступившие слёзы и, оглядев всех собравшихся, согласился:

– Заметано! Святослав, где там водка? Неси сюда, да и закуску, смотри, не забудь. Мы обмывать этот французский орден сейчас же начнём. Хотя заранее этого не делают, но ради встречи с хорошими людьми мы это правило немного нарушим.

Святослав вошёл в домик, но неожиданно быстро и осторожно вышел обратно на крылечко и замахал мужчинам рукой, приглашая всех зайти в дом. Стараясь не шуметь, все тихонько вошли в дом и заулыбались, увидев, как на кровати мило спали, обнявшись, Юля и Юй Лоу. Девушка буквально приткнулась к груди китаянки, словно к родной матери. Посмотрев на эту идиллию, все так же осторожно вышли обратно на улицу. Чуть задержался только Кузьма: он решил прихватить с собой гитару.

– Наши дамы обо всём уже давно договорились, – пошутил Валентин.

Мужчины, приготовив на скорую руку закуски, уселись за стол. Выпили, закусили. После такой приятной трапезы, взяв гитару в руки, Кузьма стал осторожно наигрывать мелодию песни «День Победы», которую часто при встречах пели Святослав и Фёдор. Эта красивая, трогающая душу мелодия медленно пронизывала не только сердца присутствующих, но и близлежащую тишину тайги.

Закрыв глаза, Валентин слушал и радовался – радовался своему вкладу в Великую по значимости своей Победу и тому, что все его близкие смогли с честью пройти все испытания, что приготовила им судьба, получив в награду крепкую дружбу между собой и уважение. Победа – есть не только на войне победа. Победа – это та радость, которая его окружала; единство тех людей, кто был ему дорог. Он был рад, что дожил до времени, когда может без сомнения сказать: «Я – счастливый человек и мне большего не надо; главное, чтобы были счастливы те, кто мне дорог».

– Спасибо, парень, – тихо сказал Валентин, дослушав до конца мелодию, и с улыбкой подмигнул, повернув вверх, в знак одобрения им хорошего исполнения мелодии, большой палец руки.

Слушая песню, Святослав подумал, расчувствовавшись, что надо жить сегодняшним днём, нисколько не сожалея о прошлом. Ему вспомнилась мать. После душевных переживаний о совершённых в жизни ошибках, он стал забывать обиду, нанесённую ему матерью. Остатки дней он хотел провести рядом с ней. Будет ли она жить здесь – в тайге, или он уедет жить к ней – это совсем теперь неважно, главное –как можно дольше побыть рядом с ней.

Как часто мы начинаем ценить человека и дорожить им, когда его уже нет в живых. Как жалеем тогда, что не понимали раньше того, что всегда надо дорожить тем, что близкие твои рядом с тобой. От этих мыслей Святослав почувствовал себя вдруг очень одиноким. Почему-то именно сейчас ему захотелось увидеть мать, чтобы не расставаться с ней уже никогда.

А Валентин размечтался, как он обязательно отстроит здесь домик – и даже не один, а несколько. Тогда, наверное, с удовольствием будет приезжать в гости внучка – на каникулы или когда захочет увидеться с ним, со своим дедом. Ку Шанюан строил планы на будущее, представляя, как Ку Цзыма приедет к себе на Родину – в Китай: встретится там со своими родными, побывает на могилах своих бабушек и дедушек, а потом и вообще будет с огромным желанием очень часто бывать на своей Родине.

Кирилл же, сидя в задумчивости, просто радовался тому, что у его любимого дедушки есть друзья, которые теперь и ему становятся близкими людьми и которым хочется помогать с особым желанием.

Вероятно, и тайга в этот момент думала о чём-то своём. В доказательство этому по лесу неожиданно прошелестел чуть слышный ветерок, принеся с собой приглушённые звуки лесной жизни на фоне скрипа деревьев долгожителей, перезвонов птичьего пения и громких голосов крупных обитателей тайги. Вскоре средь этих разнообразных звуков тайги раздался громкий треск падающего дерева. Это растревожило сразу птиц и зверей, отчего поднялся громкий гвалт. Всё кругом ожило. Дыхание тайги, словно маятник жизни, может неожиданно, без всякой жалости, поглотить человеческую судьбу, а может сжалиться и предоставить человеку шанс жить дальше – всё зависит от самого человека…

Эпилог

Валентин Николаевич приехал вскоре в Москву. Здесь наконец состоялась его встреча с французским генералом, за спасение которого он и был представлен к высокой награде. Расчувствовавшись, генерал обнял его, повторяя: «Вали… Вали… Ты живой, мой дорогой друг!» Повидался он, конечно, и с дедом Кирилла. По военной традиции они выпили по сто грамм «боевых» и проговорили до самого утра. Повидав фронтового друга-врача, встреча с которым и была главной целью поездки, Валентин Николаевич рассказал ему о болезни Юлии и тот пообещал помочь ей. Уже через две недели Юлия была в столице и проходила обследование в одной из лучших клиник страны. Лечением девушки занялись ученики доктора-фронтовика по личной его просьбе. Контролируя процесс лечения, он и сам принимал в нём активное участие, используя, конечно, и свой способ лечения настойкой ядовитого растения, при помощи которого вылечил когда-то и Валентина.

Кузьма часто навещал Юлю, и с каждой их встречей она становилась для него всё дороже. Живя с родителями на территории Посольства Китая в Москве, благодаря своей маме он начал с огромным старанием обучаться китайскому языку. Обладая хорошей памятью и идеальным музыкальным слухом, он с лёгкостью запоминал слова и даже целые фразы. Вскоре его знаний китайского было вполне достаточно, чтобы уметь поддержать разговор на бытовом уровне

Как-то раз Кузьма, улыбнувшись, сказал своей маме: «Мама, я знаю русский язык, знаю медвежий язык, а теперь знаю немного и свой родной китайский язык, которому ты меня учишь. За это я буду тебя учить языку, на котором я разговариваю с моим другом». В ответ его мама задорно засмеялась своим красивым звонким смехом: «Как это интересно! Я с удовольствием буду у тебя учиться. Ведь и я скоро буду жить в тайге рядом с твоим другом медведем, с кем надо будет уметь говорить на его языке».

Забегая вперед, хочется рассказать и ещё об одном интересном случае обучения особенностям международного понимания языков. Когда Ку Шанюан ушёл на заслуженный отдых, он приехал в тайгу и с удовольствием стал помогать Святославу по хозяйству. Однажды, во время их совместной работы, посол, нечаянно ударив себя молотком по пальцу, что-то очень громко и быстро выговорил на китайском языке. Святослав, услышав эту тираду, удивлённо на него посмотрел и, засмеявшись, заметил: «Как это у тебя здорово получилось». Посол в ответ тоже рассмеялся и сказал: «Это у нас так ругаются по-китайски. Хочешь, и тебя этому научу?» Святослав в ответ обрадовался: «Ещё как хочу на китайском материться! Представляешь, как будет хорошо: устал на русском ругаться, перешёл на китайский. Вот будет мне завидовать Валентин Николаевич. Если захочет, то я и его научу». Но посол вежливо поправил его: «Наши ругательства – это не ваш русский мат, а всего лишь громкое выражение отрицательных эмоций в словесном эквиваленте». Святослав воскликнул в ответ: «Какая разница, что другой! Главное, на китайском языке. А то, что без мата ваша ругань, так это мне нравится. Я ведь пошутил, конечно, сказав, что умею ругаться на русском. Я не только не ругаюсь, но и не люблю, когда при мне этим слишком увлекаются. И другим советую, как говориться, не тратить впустую время на ругань».

Ку Шанюан, приняв этот совет в свой адрес, смущённо заметил, что сейчас именно тот редкий случай, когда не возбраняется на самом деле таким образом выразить свои эмоции и расшифровал то, что выговорил недавно после удара молотком по пальцу. «В переводе на русский язык с нашего, китайского, это означает приблизительно следующее: «О, чёрт, чтоб ты истоптал язык свой клыками своими, и сдох чтоб, и не появлялся больше перед очами моими», – поэтично произнёс он.

После небольшой паузы Святослав, нерешительно зашевелив плечами, оценил перевод: «Как-то слишком уж это звучит интеллигентно и как-то не по-русски выходит, но всё равно очень по-философски». «Возможно…» – согласился посол и неожиданно предложил Святославу: «Я хочу сказать, что иногда можно, как ты говоришь, добавлять к этому и ругань с этаким русским акцентом, например, так: «Да пошел ты… тра-та-та-та-та-та, и дальше прочее… тра-та-та-та-та, как на вашем русском приблизительно звучит». Ку Шанюан всё это произнёс с таким артистизмом и такой живой и смешной мимикой, что Святослав не выдержал и, схватившись за живот, захохотал во весь голос. Видя такую реакцию Святослава, посол, весело улыбнувшись, продолжил: «А ещё я могу тебя научить на китайском анекдоты рассказывать. Они у нас очень смешные и очень по-русски выразительные. И там тоже есть тра-та-та-та-та-та-та». Выслушав посла, Святослав, буквально взявшись двумя руками за живот, на этот раз стал уже гомерически хохотать. Глядя на него, посол тоже валился с ног от хохота. И вот уже оба, схватившись за животы, покатывались от хохота и, словно дети, повторяли наперебой: «Тра-та-та-та-та-та-та».

Таким образом, обладая огромным чувством юмора, они быстро нашли общий язык. И теперь всегда, когда Святослав в ходе их совместной работы по хозяйству повторял за послом анекдоты и «философскую» ругань, посол одобрительно смеялся и повторял: «Здоровски… Здоровски…».

Находясь а тайге с ранней весны и до глубокой осени, Валентин Николаевич, Святослав и примкнувший к ним Егор активно занимались строительством. Кирилл на основании завещания Фёдора смог оформить купчую на землю и на ней теперь можно было построить сразу несколько домиков. На период зимы они опять покидали тайгу. Медведь после зимней спячки был благодарен людям за то, что те не забывали его и радовался, что не остаётся надолго один.

Зимовать Святослав отправлялся к матери – в свой родной с детства дом. В один из вечеров он предложил ей никогда не расставаться. Она не раздумывая приняла предложение Святослава, радуясь тому, что сын по-прежнему любит её. Святославу было очень приятно, что его мама снова рядом после стольких лет разлуки и рада этому. А ещё Святослав был рад тому, что Валентин и его мама – друзья с детства – теперь снова рядом, а их дружба переросла в привязанность друг другу, отчего они словно помолодели.

Иногда на недельку-другую к Святославу в гости в его родной дом приезжали Юлия и Кузьма. Заглядывали сюда также и Валентина с Егором. На весну была назначена их свадьба, которую планировалось провести сначала в городе, а потом уже в тайге. На эту торжественную церемонию была приглашена и журналистка – Галина Михайловна, неоценимо много сделавшая для Святослава и его сына. Она с удовольствием приняла это приглашение и с того момента Святослав и Галина Михайловна стали близкими друзьями. Эти два сильных, с несгибаемым стержнем внутри, человека, оставались по-прежнему трепетно-стеснительными, когда дело касалось их личной жизни. Подтверждением этому является их откровенный разговор, после которого они решили, наконец, соединить свои судьбы, и который, думается, достоин внимания читателей…

– Извините, но я чувствую себя неловко, примкнув к вашему узкому кругу близких и знакомых, – начала разговор Галина Михайловна, нерешительно подойдя к Святославу.

– Считайте, что с этого момента вы тоже наш близкий человек. Хотя, если честно признаться, я всегда вас считал, а особенно после ваше помощи Кузьме, очень близким человеком. Как будто я давно уже вас знаю, – смущённо признался Святослав.

– Находясь со всеми вместе здесь, мне захотелось вдруг написать новую статью о вашей необычной жизни в продолжение уже опубликованной когда-то и нашедшей неподдельный интерес наших читателей, а также написать и о тех, кто вас окружает. Очень надеюсь, что вы поможете мне в этом и позволите узнать через интервью о вашей настоящей жизни в тайге и вне её пределов, – объяснила журналистка.

Внимательно её выслушав, Святослав скромно ответил:

– Вряд ли мы заслуживаем этого… А если же вы собираетесь писать о тайге, то для этого надо здесь пожить, чтоб хоть немного её прочувствовать.

Она опустила голову, а потом еле слышно произнесла:

– Моя работа позволит здесь жить… Если, конечно… – Галина Михайловна на секунду замолчала, сделав глубокий вдох, чтобы немного унять волнение, но Святослав, догадавшись, чем завершится начатая ею фраза, в нетерпении уточнил:

– Вы этого очень хотите?

– Да, очень… – запинаясь, ответила журналистка.

Возникла долгая пауза, после которой она, видя задумчивый взгляд Святослава, добавила:

– Если, конечно, вы сами лично этого хотите.

– А как вы сами думаете – хочу я этого или нет?

– По вашему взгляду… я вижу…