Пассажир без лица

Прижавшись плечом к столбу, чтобы хоть как-то защититься от ветра, разметавшего ее длинные каштановые волосы, она нажала на кнопку вызова.

– Пост охраны Кэрнгормс, – ответил голос, чья интонация свидетельствовала об удивлении.

– Инспектор Грейс Кемпбелл, полиция Глазго. – Пришлось почти кричать, чтобы ее услышали. – Я хочу допросить одного из ваших постояльцев в рамках расследования уголовного дела.

– Часы посещений закончились. Приезжайте завтра после тринадцати.

Грейс воздела глаза к небу.

– Завтра человек, которого я разыскиваю, возможно, будет мертв, – соврала она. – Полагаю, вы не хотите брать ответственность за это на себя.

Несколько секунд молчания, затем снова тот же голос:

– Покажите мне ваши документы.

Грейс показала.

– Ближе, пожалуйста.

Грейс почти прижала полицейское удостоверение к глазку видеокамеры.

– Кого вы хотите увидеть?

– Скотта Дайса.

Ответа не последовало. Она мысленно взмолилась, чтобы ей сейчас не сообщили, что бывший инспектор умер или что по какому-то прописанному в законах правилу разговоры с ним запрещены.

Прошло тридцать секунд, после чего она услышала писк сработавшего электронного замка, едва различимый за скрипами деревьев и воем ветра.

Она села в машину, заложила за ухо растрепавшуюся прядь волос и въехала на территорию Кэрнгормса. Внутри она проследовала по гравиевой дорожке, по обоим бокам которой росли высаженные через равные интервалы сосны.

Через несколько секунд она наконец заметила корпус пансионата, возвышавшийся в конце этой парадной аллеи: массивное четырехэтажное строение, судя по виду, в прошлом буржуазный дом.

Глава 11

Припарковав машину, Грейс быстрым шагом прошла через парк, в котором в полумраке заканчивающегося зимнего дня различила несколько скамеек и статуй. Несмотря на непрекращающийся ветер, на земле не было ни листочка. Эта аккуратность контрастировала с жалким видом таблички-указателя, виденной ею по дороге. Быть педофилом-насильником, оказывается, прибыльное дело, – подумала Грейс, обходя влекомую горячими конями каменную колесницу, украшающую фонтан. Прогнав свой горький цинизм, она поспешила на свет фонарей, висевших по обе стороны входной двери; ей хотелось поскорее встретиться лицом к лицу с одним из главных действующих лиц своей драмы.

Совладав с раздражением, она поднялась на крыльцо и позвонила. Ей открыли, и она вошла в величественный холл, выложенный каменными плитами. Слабый запах эфира смутно напоминал больницу. В глубине коридора был виден изгиб широкой лестницы, позволяющей подняться на верхние этажи.

Грейс собиралась обратиться к суровому охраннику, сидящему за стойкой, но тут послышался стук каблуков по ступеням.

– Директриса идет, – сообщил охранник монотонным голосом. – Мне нужен документ, удостоверяющий личность, чтобы выдать вам пропуск.

Грейс протянула свое полицейское удостоверение и сдержанно поприветствовала направляющуюся к ней сурового вида женщину. Высокая, худая, лет пятидесяти, темные волосы собраны в узел, тонкие губы почти не заметны на костлявом лице. Она напоминала гувернантку из былых времен.

– Добрый вечер, инспектор. Мне сказали, что вы хотите видеть мистера Скотта Дайса. Его в чем-то подозревают? Принимая во внимание его состояние, меня бы сильно удивило, если бы он нарушил закон в недавнее время…

– Он может располагать важнейшей информацией, относящейся к делу о похищении человека, которое я веду сейчас.

– Не хотелось бы вас разочаровывать, но Скотт Дайс практически не разговаривает, и я даже не уверена, осознает ли он разницу между сном и явью. Он очень стар, к тому же предпринятая несколько лет назад попытка самоубийства оставила свои следы.

– И тем не менее я бы хотела попытаться.

– Да, конечно, – согласилась директор. – Он сейчас в своей комнате. Это на третьем этаже.

Через минуту две женщины уже шли по скрипучему паркету коридора, куда выходили комнаты постояльцев. На стенах были лепнина и старинные картины в потертых рамах, изображающие сельские сценки, коров, лошадей и овец. Вся эта деревенская атмосфера, далекая от больничной суровости, придавала лечебному учреждению сходство со старой усадьбой. Тусклое освещение, характерное для заведений такого типа, уступило место маленьким лампочкам в консолях из акажу, освещавшим коридор через равные интервалы.

– Сейчас время коллективных игр в салоне. – Директор посчитала, что должна объяснить тишину за закрытыми дверями, мимо которых они проходили. – В своей комнате остается только мистер Дайс.

– На этаже сейчас никого больше нет? – удивилась Грейс.

– Разумеется, есть. Дежурная медсестра Кетти.

Она остановилась перед комнаткой, где белокурая молодая женщина с вьющимися волосами укладывала в шкаф коробки с медикаментами.

– Кетти, представляю вам инспектора Грейс Кемпбелл, – сказала директор. – Она из полиции, приехала навестить мистера Дайса. Миссис Кемпбелл, это Кетти Ходжес, дежурная по этажу сестра, которая все знает о своих пациентах.

Та обернулась и поприветствовала детектива; с ее губ явно готов был сорваться вопрос.

– Ничего серьезного, – опередила ее Грейс, которой хотелось поскорее остаться наедине с бывшим инспектором.

– А… ладно, – произнесла в ответ медсестра. – Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь.

– Спасибо. Так его палата находится…

– Последняя справа. Самая большая и самая тихая.

– Я пойду туда одна, если вы не возражаете, – сказала Грейс, когда директриса двинулась вперед. – Перед уходом я зайду к вам.

– Хорошо, хорошо… как хотите. Значит, я вас оставляю.

– И последнее… У него диагностировали особые заболевания, вроде Альцгеймера?

– Нет. Однако это не значит, что он полностью в себе. Если вы знаете его досье так же, как я, то вам известно, что у этого человека… насыщенное прошлое.

Насыщенное. Насколько Грейс с сочувствием и пониманием относилась к подозреваемым, настолько же она не переносила, когда кто-то не решался называть преступления преступлениями, а изобличенных преступников тем, кем они были. Даже точные термины были недостаточно красноречивы, чтобы описать страдания жертв, тем более уменьшить их, а подобные уклончивые выражения были сродни новым актам насилия. Из-за нервного напряжения, в котором она находилась, ее раздражение сорвалось с губ быстрее, чем ей бы того хотелось:

– Изнасилование ребенка делает вас не человеком с насыщенным прошлым, а законченным мерзавцем, сломавшим невинную жизнь. Слова имеют значение, если мы хотим сохранить цивилизацию с человеческим лицом.

Директор и медсестра, разинув рот, остолбенели под твердым взглядом Грейс, на который она была способна, когда считала необходимым установить рамки.

– Да, вы правы, – сдалась директор. – Возможно, Кетти просто не хотела нас смущать, поскольку она, разумеется, в курсе преступлений своего пациента.

Грейс почти не слушала ответ. Этот обмен репликами еще больше усилил ее желание напомнить Скотту Дайсу о его преступлениях и заставить признаться во всем, что он скрыл от полиции в деле о похищении маленькой Хендрике.

– Я буду внизу, с другими пациентами, – сообщила директор.

Она ушла, а медсестра снова принялась укладывать в шкаф коробки.