Так и поступили родители Ильи. Они отвезли его в избу. Усадили его горемычного на лавку. Поставили перед ним еду.
Мать снова пустила слезу.
– Ешь, сыночек. Поправляйся.
А батюшка добавил:
– Мы с матушкой поедем на полюшко. Хлебушек надобно убирать. А ты отдохни на лавочке. В прохладе. Авось тебе легче станет.
Родители ушли.
Илья остался в сумрачной, прохладной избе один. И вдруг его обуяла тоска сильная. По солнышку ясному. По широким зелёным просторам, которые никогда не заканчиваются, сколько не иди. По лесу нехоженому и таинственному, где водятся лешие да кикиморы. По речке Корчаге, с её прозрачной, ключевой водицей.
Но более всего затосковал добрый молодец по своей избраннице, Алёнушке. Он теперь уже не сможет увидеть её, когда синий вечер незаметно окутает землю. И не принесут уже лёгкие ноженьки его к её заветному крылечку, и не заглянет он больше в её синие и бездонные глаза…
Сокрушённо вздохнул Илья, но взял себя в руки. Он всё же надеялся, что болезнь отпустит его, и он снова станет прежним. Сильным, да ладным…
Наступил вечер. Он принёс с собой прохладу, отдых и веселье. Мимо Алёнышкого крылечка порхнула первая стайка смеющихся девиц-красавиц и их ухажёров. Подружки увидели Алёнушку на крылечке и покликали её идти с собой. Но она осталась безучастной к их просьбам. Красная девица ждала своего наречённого, а он всё не появлялся. Так и просидела она целый вечер на крыльце, не дождавшись своего Илюшеньки. Сначала огорчилась, а потом подумала, что устал, видно, её суженый от трудов тяжких, от того и не пришёл. С этими мыслями покинула она крылечко и ушла в свой дом.
Наступил следующий вечер. Картина повторилась. Снова не пришёл её Илюшенька. Не похоже это было на него. А раз не пришёл, то, видно, случилось с ним что-то неведомое.
Забеспокоилось её сердечко. Хотела она сходить в дом Ильи, чтобы узнать причину долгого его отсутствия, но укротила свой эмоциональный порыв. Не принято было в те далёкие времена переступать красной девице порог дома жениха, до свадьбы. Молва людская могла осудить такой поступок.
А когда, на третий вечер, встревоженная Алёнушка вновь стала высматривать своего суженого, к ней на крылечко подсела её подруга Настенька, выпорхнув из стайки девиц-красавиц, идущих на гулянье. Неожиданно для Алёны. Её весёлые, живые глаза выглядели тусклыми. Обычно заводная и голосистая, она вела себя почему-то скованно и неловко. Словно в чём-то провинилась перед Алёнушкой.
Заглянув в глаза своей близкой подружке, она тихо спросила:
– Ждёшь своего Илюшеньку?
Алёнушка насторожилась.
– Жду.
Настенька отвела свои бойкие глаза в сторону.
– Не придёт он, Алёнушка, не жди.
Избранница Ильи почувствовала что-то неладное.
– Почему?
Голос подружки Алёнушки дрогнул:
– Поранился он сильно, работая в полюшке.
Сердце Алёнушки сжалось.
– Что ты говоришь такое, Настенька? Я не понимаю тебя!
Губки её подруги задрожали. Потупив глаза долу, она глухо ответила:
– Нехожалый он, Алёнушка. Калека сирый. Люди говорят, что не будет он, горемычный, больше выступать соколом, а станет он сиднем сидеть у себя в избе. Такая теперь его горькая судьбинушка.
Алёнушка слушала свою подругу, а в очах мерк белый свет.
– Страшные слова ты сказала мне, милая подруженька, нещадные. Больно сделала мне. Ранила моё сердечко тяжело…
Отмахнулась руками, словно хотела отвести беду.
– Не верю я дурной вести. Не может Илюшенька быть нехожалым!
Уткнула своё личико в ладошки. Заплакала.
– Не может, и всё!
Настенька поднялась с крылечка и тихо сказала:
– Не обижайся на меня, Алёнушка. Я рассказала тебе то, о чём люди добрые говорят. И только.
Уходя, дала добрый совет:
– Ты бы, Алёнушка, сама зашла к Илюшеньке в гости. Там, на месте, и узнала бы всю правдушку. Долго ещё сидела Алёнушка на крылечке, словно вдруг стала каменной. Весть страшная и нежданная поразила её в самое сердце. У неё не было сил даже с крылечка подняться. Ноженьки не держали. Так и сидела бы она дальше, если бы не вышла из избы её матушка, Пелагея Ивановна.
Увидев пригорюнившуюся дочь, она спросила:
– Доченька моя, почему ты такая печальная?
Алёнушка подняла свои заплаканные глаза на матушку.
– Беда пришла, матушка, большая беда…
Её синие очи снова утонули в слезах.
– Не знаю я, что делать мне, и как быть мне дальше…. Ой, бедная моя головушка!
Мать ласково положила свои руки на её вздрагивающие плечи.
– Алёнушка, не терзай так сердечко своё. Поведай мне о своей печали-кручинушке
Попыталась поймать её безутешный взгляд.
– Или кто обидел тебя, дитятко моё?
Алёнушка прижалась головой своей к руке матери, как бы ища у неё защиты. Из уголков глаз её текли прозрачные слезинки.
– Никто меня не обидел, матушка. А услышала я весть страшную, сердечко моё поранившую.
Мать нежно погладила её по голове.