– Ты пока соберешься, сам дедом станешь,– Силиверстович пил чай и внимательно посматривал в сторону городка.– Боюсь, что не доживу я до счастья этого.
– Доживешь. Я вон, в крайнем случае, через XЦX-овину к вам с бабулей с детишками заявлюсь.
– Хрен она тебя с ними пропустит куда. Форс-мажор ты для детишек-то. Противопоказаны они, видать, некоторым по жизни людям. А ты, видать, из таких.
– Ну, это ты зря, Евлампий Силиверстович, детишек я люблю. Даже чужих. А своих-то, наверняка буду.
– Посмотрим. Давайте сворачивайтесь. Заканчиваем здесь, да домой. Прибрать тут нужно за собой и в Сибирь смотаться через денек. Может там, в глуши все и заскладировать. А здесь все похоронить. Закидать этими тротиловыми эквивалентами, чтобы любопытные не шастали. А карьер здесь знатный. Видать веками камень дробили для построек. Вон сколь зданий понастроено из него. Да и ограда вроде монастырская из него же. Собор-то точно. Однако пушчонка пробивает запросто.
– Нет, собор вроде кирпичный,– Мишка взял бинокль.– Хотя под штукатуркой не понять. А в городе-то стрельба стихла совсем. Раньше красные управились. Вон к мосту им на подмогу еще и морячки подходят. Полк целый пылит. Орлы прямо. Силиверстович глянул в сторону моста.
– Ишь ты, как в кино, в лентах пулеметных некоторые. Теперь полковнику Сахарову остается только сматывать, если жив еще.
Два следующих часа провозились с аппаратурой. Мишка почти угадал. Большинство приборов в лаборатории были им без надобности и предназначались в свое время для проведения исследовательских работ в области высокой физики. С уровнем образовательным «хроников» вникать во все эти проблемы было бессмысленно. Силиверстович посоветовал дверь закрыть и забыть про сортир без воды и приборы бесполезные.
– Этот вход, когда завалим, тогда сюда только опять же с помощью динамита можно будет попасть. Это барахлишко в Сибирь перебросим и там посмотрим. Пошли, взглянем на прощанье, как там дела у красных, да домой уже пора.
У красных дела, похоже, были в полном порядке. Стрельба прекратилась совершенно, а по центральной улице, наверняка потом названой улицей Ленина, железной поступью шли морячки ротными колоннами. Они еще и пели там что-то, но сюда едва доносились отдельные слова, и по ним можно было понять, что поют:– «Смело, мы в бой пойдем…».-
Присели на камни и принялись рассматривать городок на прощанье в бинокли.
– А вот там село Карачарово, в котором Илья Муромец на печи сидел,– Мишка попробовал разглядеть родное село былинного богатыря.– Значит, он не муромец, а карачаровец.
– А какая разница, кто он? Пацан был правильный, отморозков всяких мочил по всей Руси и даже по Хохляндии тогдашней гастролировал,– Серега рассмеялся.– Может в его времена махнуть? Поглядеть на героя. Жаль я года его жизни не знаю. В каком он веке-то геройствовал? А, Миш?
– А я что, конский доктор что ли, чтобы знать все? Вон у Евлампия Силиверстовича спроси. Он, пади помнит.
– Ну, Мишаня, ты меня совсем в деды дряхлые записал. Шутишь все. А Илья Муромец-то действительно был и церковью канонизирован. Монахом Киевско-Печерской лавры жизнь закончил. Я жития его читал. Умер-то не старым еще – в 45-ть лет. А родился действительно вон в той деревне – Карачарово в 1143-м году. Это в житиях так пишут, 1-го января поминают.
– Так может, и махнем к нему в гости?– Серега взглянул в бинокль на родную деревню богатыря.– Раз время знаем. Выходит он в 1176-м с печи слез и всего-то двенадцать лет, потом жил?
– Некоторые и по сто живут, а от них ничего кроме черточки между двумя датами не остается. Ну что пора домой? Забрасываем вход гранатами допотопскими и к Агафье Тихоновне? Заждалась, пади там нас уже?
– Если по времени, то еще и ждать не начинала. Бегает сейчас где-то пешком под лавку. А к нам гости идут, кстати. Вон поднимаются в количестве трех человек. Два мужика и девка с ними. Что делать будем? Прятаться или пообщаемся с местным контингентом? Вроде не красные. Скорее всего – мятежники белогвардейские в бегах,– предположил Серега. Силиверстович и Мишка с любопытством взглянули в сторону тяжело бредущих к ним по склону береговому людей. Двое мужчин и женщина. Впереди шел мужчина лет сорока, в военном френче и офицерской фуражке с кокардой, следом за ним переставляла ноги женщина в длинной юбке. Замыкал процессию парнишка лет 15-ти. «Хроников» они по-видимому заметили еще раньше, чем их самих высмотрел Серега, и, очевидно, посчитав, не опасными, решили не обходить. Однако наган в руке офицер держал и с курком уже взведенным.
– «Завесы» на всякий случай активируйте, как бы палить не начал беляк с расстройства,– Силиверстович достал пластину и прихлопнул ее к ладони. Мишка с Серегой пожали плечами и повторили туже процедуру.
– Как скажешь, товарищ командир. Да только вряд ли он по нам палить вот так сразу примется. Не похожи мы на красных.
– Ага, на калик перехожих похожи. Особенно ты в майке этой с надписью «Не учите меня жить». Поумнее, чего не мог подобрать?– не удержался от замечания внуку Силиверстович.
– Да я и не глядел особенно чего там написано. Не матерно и ладно.
– И у Михи тоже видок тот еще, рубашка вся вообще исписана и не по-нашенски. Чего хоть пишут, спросил продавца?
– Спросил. Написано.– «Я тебя люблю».– «Ай лав ю». Это на английском.
– Да по мне хоть на китайском. Вот я вполне за их современника сойду. Простенько одет,– назидательно проворчал Силиверстович.
– Ага, особенно лапти. Армейские берцы – размер 43-44-ре.
– Ну и что? А вдруг тут змеи есть? А я гадюк с детства не переношу. А ты думаешь, тогда ботинок не было? Вон, офицерик-то в сапогах хромовых вышагивает. Уж не сам ли полковник Сахаров к нам пожаловал со своими домочадцами? Парнишка на него личиком смахивает. И баба по возрасту в самый раз,– тем временем троица уже подходила к ним, и когда осталось метров тридцать, впереди идущий офицер во френче, без погон, повернул голову назад и что-то сказал, следовавшим за ним женщине и парнишке. Те остановились, а офицер зашагал дальше один и, остановившись метрах в десяти, хриплым, усталым голосом произнес:
– Здравствуйте, господа. Пикничок на природе? Время выбрали самое благоприятное для сего времяпрепровождения. Полковник Сахаров Николай Павлович – с кем имею честь?
– Здравствуйте, господин полковник,– ответил за всех Силиверстович.– Археологи мы, в экспедиции здесь из Санкт-Петербурга. Это Соболев Михаил Петрович – студент пока. Рядом с ним аспирант, хгм – Руковишников Сергей Алексеевич – внук мой. Меня же Евлампием Силиверстовичем можете называть, если с одного разу запомните.
– Запомню. Склеротических симптомов за собой пока не замечал. Со мной супруга моя Анастасия Григорьевна и сын Владимир,– полковник вложил наган в кобуру и, повернувшись к своим, сделал приглашающий жест.
– Знакомьтесь – это археологи из Питера,– успокоил он подошедших – супругу и сына.
– Здравствуйте, господа. До науки ли теперь? Война кругом гражданская,– женщина поправила повязанный на крестьянский манер платок. И с любопытством принялась рассматривать «археологов».– А где же инструментарий ваш? И что ищете в краях наших?
– «Глазастая. Ишь как сразу все просекла»,– подумал Мишка, тоже с любопытством рассматривая незваных гостей.
– Здесь рядом, в пещерку убраны,– глазом не моргнув, ответил Силиверстович.– А приехали мы вот эти каменоломни исследовать. Есть сведения, что здесь библиотека царя Иоанна Грозного может быть захоронена. Не желаете ли чайку с дороги?
– Вздор какой. Кто это вам наплел про библиотеку, да еще в этом карьере?– удивился полковник.– А вот от чайку бы не отказались, признаться с утра росинки маковой во рту не было.
– Михаил, принеси термос с кипятком,– Силиверстович принялся вынимать из рюкзака остатки продуктов.– Разносолов не предложим, но печеньице с сахаром пока еще есть. Присаживайтесь, господа,– Мишка смотался в пещеру за китайским чудом и, выставив пластиковые кружки, бросил в них пакетики чая. Залил кипятком и присев на камень, с любопытством продолжил рассматривать гостей. А те не заставили повторять приглашение дважды и присев у расстеленной скатерки, с любопытством уставились на термос и кружки, в которых чайные пакеты начинали окрашивать кипяток в морковные цвета.
– Это что за посудина у вас такая чудная?– заинтересовался полковник Сахаров.
– Термос это, Николай Павлович, китайский правда, но температуру держит исправно более суток.
– И заварка у вас порционная, тоже китайская?
– Нет, заварка английская, походный вариант. Очень удобно. Заварной чайник не требуется.
– Придумают же на туманном Альбионе,– удивился полковник, размешивая сахар в пластиковой кружке пластиковой же ложечкой.– И посуда тоже английская?– Силиверстович не стал уточнять, чья посуда. Пусть будет английская.
– Да, одноразовая.
– Как это? Разового использования что ли? А потом ее куда?– не поняла супруга полковника Анастасия Григорьевна.
– В утиль, на переработку. И снова под штамп. Пластмасса. Материал дешевый и много раз выдерживающий термообработку.
– Ее, что же и мыть нельзя?– опять не поняла Анастасия Григорьевна.
– А зачем? Она же дешевая. Проще новую взять. Копеечная посуда, специально для экспедиций создана. Бывает ведь, что и возможности помыть-то нет.
– А чай-то хорош, хоть и из пакета порционного, да и запах ароматный,– полковник с удовольствием грыз овсяное печенье и запивал его чаем.– И как там, в Питере красном? Лютуют большевики? ЧеКа ихнее, говорят, террор красный объявило.
– Мы, Николай Павлович, люди от политики далекие и во все эти тонкости не вникаем. Пока Бог миловал. Академия функционирует и при новой рабоче-крестьянской власти. Поживем-увидим.
– Ох уж мне эти интеллигентские кунштюки. Толстовщина, да достоевщина. Пропала ведь Россия. Не жаль державу?
– Россия, полковник, не пропадет. Была, есть и будет. Татаро-монгольское иго пережила, а уж большевиков…