Военные будни, часть 2

– Так может нарезать им всем по паре десятин в Сибири и пусть притихнут лет на пятьсот,– нашел выход Сафронов.

– Они не согласны по паре десятин, Степа. Они хотят вообще от нас все эти территории очистить, а Сибирь в придачу, как приз получить,– усмехнулся старшина.

– А вот так я не согласен. Да пошли они в пень. Ишь привереды. Я им по две десятины… Хрен тогда им,– посуровел Степан.– Вот и воюем во все века поэтому. У них проблема с перенаселенностью, а мы ее решаем, по мере сил убавляя население в числе,– опять усмехнулся старшина.

– И в эту войну тоже убавим слегка, чтобы лет на сто угомонились,– поддержал его мысль Сафронов.

– Лет на сто вряд ли угомонятся. Это как нужно их тогда поубавить численно?– потер подбородок старшина.

– А может вообще их изничтожить напрочь, чтобы и следа не осталось? Да заселить нашими людьми всю эту Европу выпендристую?– пришла в голову мысль Сафронову, как ему показалось замечательная.

– А ты знаешь, я как-то думал об этом и пришел к выводу, что было уже так. Заселили. Но быстро зеселенцы забыли, что они заселились и полезли опять же на нас. Ты посмотри на немцев, французов, англичан. Чем они от нас отличаются? Такие же, на первый взгляд. Языки другие, а морды такие же бледнолицые. У нас в России, в СССР теперь, штук двести народов проживают и говорят на разных языках. Столько, наверное, в Европе нет стран даже. Можем, конечно, перебить опять всю Европу и заселить. Только это не выход. Пройдет сто, двести лет и опять перенаселенность заставит их воевать с нами.

– Так не давать им образовывать свои отдельные государства, а чтобы не перенаселяли, разрешать им осваивать Сибирь. И тогда зачем им воевать?– никак не мог понять геополитики Сафронов.

– Тебя бы советникам к товарищу Сталину,– вздохнул старшина устало.– Пора спать, хлопцы. И что-то расслабились мы сегодня. Сидим, будто и войны нет. Забыли, что бывает, когда вот так безоглядно расслабляются люди? Приходят злые дядьки с ножами и поголовье уменьшают. Иванов, заступаешь первым, как самый глазастый. И по установленному ранее графику. Меня можно не тревожить. Я сегодня добрый, но спросонья, могу и застрелить на хрен. Пошли осваивать хозяйский сеновал. В избе душно и клопы наверняка есть.

Эта ночь, такая же короткая, как и предыдущие, ничем не запомнилась старшине Баранову и выспался он в этот раз полноценно. Проснулся опять сам ровно в шесть часов. Глаза сами открылись, и сон ушел, будто организм отдохнувший прогнал сонливость в одно мгновение. Прислушавшись к своим ощущениям, старшина с удовлетворением отметил, что порез ведет себя вполне прилично. Чешется местами, как при выздоровлении положено, а остальной уже проголодался и направлял мысли в этом направлении.

– Подъем,– известил спящих бойцов старшина, встав и направившись к спуску. Рядовой Иванов и сержант Черпак, зашевелились, шурша сеном и, старшина подбодрил их очередной командой.– Выходи строиться на зарядку. Форма одежды – раз. Часы, трусы, противогаз.

Во дворе старшину встретил улыбающийся Сафронов, сидящий на скамейке у баньки, с котом на коленях.

– Доброе утро, Алексей Павлович. Как спалось на новом месте? Как самочувствие?– поприветствовал он начальство.

– Твоими молитвами,– отшутился старшина.

– Моими? Да я и не знаю ни одной,– засмущался Сафронов.

– Это как же так? Крест носишь, а ни одной молитвы не знаешь? Даже "Отче наш"?

– И её. Кроме "Господи помилуй", ничего в голову не приходит. А вы много их наизусть знаете?– с надеждой жаждущего, взглянул Степан на старшину.

– Ну, пару тройку знаю. "Отче наш", само собой, Господню молитву, Честному кресту, Богородице дева Радуйся, ну и еще несколько,– перечислил старшина.

– А записать можете? Я бы заучил, товарищ старшина. У меня всегда память была хорошей. Я в школе рабочей молодежи когда учился, то все стишки на память легко запоминал и сейчас все помню. Вот, например Маяковского.– "Я волком бы выгрыз бюрократизм. Манда ты, почтения нет. К любым чертям с матерями катись…– начал Сафронов декламацию, но старшина его перебил:

– Кто там у Маяковского Манда, который потом к чертям с матерями катись?

– Бюрократизм. Ну, чиновник такой,– махнул пренебрежительно рукой Сафронов,– запишите?

– Уговорил. Пока "Отче наш". Когда ее вызубришь, тогда следующую получишь.

– Вот спасибо, вот выручили. А то верно ведь, крест есть, а как с Богом разговаривать не знаю,– заулыбался Степан.

– С Богом ты можешь не обязательно по молитвам писаным общаться. Свою сугубую можешь молитву творить. От сердца если, то Он услышит и воздаст,– старшине было чудно ощущать себя наставником в христианстве. Впервые в жизни ему пришлось в такой ситуации оказаться, и чувствовал он себя при этом несколько неловко. Так будто теперь отвечает перед кем-то за этого человека и, боясь сказать, что-то не правильно.

– А если я не так ляпну что? Если разгневается Господь за сугубость эту? Давайте лучше проверенные людьми. От себя я подумаю,– рассудил тем временем Сафронов, не ведая, что разогнал и сомнения старшины по поводу своих способностй наставнических.

–"Господи, на все Воля Твоя",– подумал он и переложил ответственность со своих плеч слабых, человеческих, на Божьи – все сносящие. А вслух все же сказал:

– Господь не гневается из-за слов, сказанных. Он в сердце смотрит. Сердцевидцем Его называют еще. Ты и попросить не успеешь, а Он уже по сердцу поймет каков ты и что нужно тебе прежде всего. По сердцу и получать будешь, Степан.

– А молитвы тогда зачем, если Он такой сердцевидец?– наморщил лоб Степан.

– Молитвы нужны не Ему, а тебе. Они так составлены, что если их произносить, то наступает состояние благодатное. В этом их Сила. Попробуй на ночь "Отче наш" почитать и сразу станет на душе покойно,– объяснил, как мог, старшина.

– Выучу и обязательно попробую,– пообещал Сафронов и старшина тут же и записал ему молитву на листе химическим карандашом, а протягивая, извинился: – Почерк у меня каракульный, так что если какое слово непонятно, то переспроси,– Сафронов лист схватил так поспешно и впился глазами в каракули старшины с таким нетерпением, будто получил письмо от любимой Надюхи. Прочел, ничего переспрашивать, к радости старшины, не счел нужным и зашевелил губами, повторяя мысленно прочитанное. И старшина отошел от него почти на цыпочках, чтобы не мешать процессу запоминания.

Возвращаясь с озерца, он опять прошел мимо Сафронова и тот, видимо ожидавший его появление, вскочил со скамьи и, зачитав выученную молитву вслух, спросил взволнованным голосом:

– Правильно запомнил?

– Правильно,– подтвердил старшина.

– Алексей Павлович, давайте следующую, пожалуйста,– и старшине пришлось записать еще пару молитв, старательно выписывая каждое слово. И Степан опять буквально выхватил у него из рук лист бумаги.

– Чудны дела Твои, Господи,– прошептал старшина, отходя от скамьи, на которую опять присел рядовой. А на сеновале его сумели удивить в это утро Черпак с Ивановым. Эти двое, дрыхли себе, сопя носами, проигнорировав явно его команды, так что он даже растерялся, увидев их спящими.

– Явное падение дисциплины во вверенном мне Родиной подразделении РККА,– пробормотал он и гаркнул: – Подъем!!! Сукины дети!!!

"Сукиных детей" на этот раз подбросило как пружиной и через минуту они уже, подгоняемые старшиной, мчались принимать водные процедуры.

Задерживаться на хуторе старшина причин не видел и после завтрака увел бойцов в сторону дороги на Выборг. Заполненность ее уменьшилась до терпимой и, до обеда группа сумела преодолеть по ней все оставшееся расстояние до Выборга. Попав всего трижды под бомбежки. Удивил старшину опять Сафронов, второй раз за день. По команде "Воздух", при первом появлении авиации противника, он не бросил свое транспортное средство и не бросился в лес, как все прочие члены группы, а неспешно довел велосипед до первого дерева и, прислонив его к нему, присел рядом и принялся сворачивать самокрутку.

– Сафронов – эту команду следует выполнять шустрее,– сделал ему замечание старшина.

– Алексей Павлович, я вас понимаю. Беспокойство ваше, но ежели хорошенько подумать, то на хрена мы этим…– Сафронов кивнул в сторону летящих самолетов…– нужны. Цель мы для них не интересная. Тратить на нас бомбы глупо. Вон там на дороге грузовички – это совсем другое дело,– Сафронов выпустил клуб дыма и попросил Иванова:

– Леха, дай-ка винтарь.

– На. Зачем?– присел рядом с ним Иванов.

– Хочу навыки стрельбы вспомнить. На сборах целый месяц проторчали и ни разу пострелять из винтаря не дали. А винтовка наша Мосина, очень убойная и дальнобойная, если ее содержать в порядке. Леха, ты когда ее последний раз чистил?

– Вчера,– соврал Иванов.

– Я вижу. Эх, не я твой командир, рядовой Иванов. Повезло тебе,– Сафронов загнал патрон в патронник и, пристроив ствол винтовки на багажнике стоящего у дерева велосипеда, прицелился в летящие вдоль шоссе мессеры.

– Упреждение один силуэт и огонь,– пробормотал он, и выстрелил.– Считай, Леха, попадания,– крикнул он азартно, передергивая затвор винтовки.

– А как я пойму, что попадание?

– Задымился гад, значит, попал,– ответил Сафронов и снова выпалил в пролетающие мимо самолеты.

– Есть, попал, дымит гад,– заорал Иванов.– Дай, я тоже стрельну,– принялся он теребить Сафронова за рукав, мешая ему целиться.

– Леха, ты еще успеешь, не мешай. Да не тряси ты меня. Еще парочку подстрелю и тогда стреляй сам хоть до вечера,– ответил Сафронов.