Пережитых годов этажи

за любовь мою к людям Земли,
время шалых весенних потоков
для меня, если можешь, продли.

Эти строки Николая Якушева являются одними из самых важных для понимания его мудрости и силы духа.

В конце жизни Николай Михайлович в своих дневниках часто возвращается к прошлому, вспоминает былое – спокойно или с горьким сожалением. Он много читает, черпает в литературе мудрые мысли, размышляет о современности, слишком часто удручающей его. Теперь уже нечего скрывать ни от себя, ни от других, не приходится ждать от реальности чего-то нового. За два месяца до смерти Якушев напишет в дневнике: «Прошел месяц со времени последней записи. Ничего не изменилось, всё, как было – ем, сплю, читаю, что попадется. Не пишу и, кажется, ничего больше писать не буду. Зачем? Хотя хотел бы писать что-то вроде раздумий о прожитом: “Жил-был я”».

Это, по сути, прощальное откровение, сквозь горечь которого прорывается надежда, желание еще что-то сказать. И память остается с ним, теперь ее время:

Ночь спустилась черная, как деготь,
стужей потянуло от реки.
Не спеши воспоминанья трогать,
для последних дней побереги.
Вот тогда на всё, что в даль отплыло,
можешь поглядеть со стороны.
И понять, что «не было» и «было»,
может быть, между собой равны…

Глубокие, выстраданные строки много повидавшего и пережившего человека.

У любого творца есть сильные и слабые произведения. Поэта судят не по провалам, а по вершинам, по его достижениям, которых, несомненно, у Якушева было немало. «Мальчик, играющий разноцветными раковинами…», «Сквозь даль годов…», «Не знаю, сколько ты ждала…», «Я плохо верю в дружбу тех…», «Крушение легенды…», «В окно вагона, словно в прошлое…», «В старом русском городе…», «Ода подлецам», «Жизнь прошла не под звуки победного марша…» – эти стихи Николая Якушева надо читать не ради праздного удовольствия, а для осознания того, что нам дается на земле, – ценности жизни во всех ипостасях, как определил для себя он сам.

Сергей ХОМУТОВ,

член Союза писателей России,

заслуженный работник культуры РФ

«Загорались мы…»

Загорались мы
и потухали,
как других таких же
целый ряд…
В молодости многие стихами
так, как мы,
немножко говорят.

Но у первого же
поворота
обвиним себя
в растрате сил,
станет стыдно вспоминать,
как что-то
в молодости жарко говорил.

Обрастем упрямым равнодушьем,
и тогда
не очень и далек
час, когда расчетливо затушим
тлеющий безумством уголек.

Сединой изъеденная белой,
оборвется жизненная нить.
И за то, что ничего не сделал,
не придется
никого винить.

«Вот и всё!..»

Вот и всё!
На карнизе под крышей
над паденьем повисла вода.
Я поднял воротник и вышел,
чтоб сюда не прийти никогда.

Падал снег.
Я хотел быть резким,
я хотел засвистать – и не мог.
И окошко твое с занавеской,
отраженное, блекло у ног.

Вот и всё.
Так любовь кончалась,
холодок пробегал по спине,
и фонарная тень качалась
на широкой кирпичной стене.

Что осталось?
Сказать со смехом,
что признанья мои – чепуха?
Я ушел, заштрихованный снегом,
а в окне твоем – свет потухал.

«Опять лесами бродит осень…»

Опять лесами бродит осень.
На сучьях вымокших осин,
на темных кронах медных сосен
висит заплаканная синь.

Листвы сырая позолота,
щетина ржавая хвои.
Сквозь буреломы и болота
тропинки тянутся мои.

И я иду, скользя по грязи
дождем иссеченных крутин.
Передо мной, пока без связи,