Думы Бэрга

– И в каком виде она будет начисляться? – спросил Эрик.

Теперь и до Бэрга дошла очередь поперхнуться пивом после такого вопроса.

– Ай, шутник! – хохоча едва выговорил он. – Ну, Эрик! Ха-ха! Могу сказать тебе только одно, что хоть Система шуток и не любит, но добрый юмор всегда поддержит!

***

Изода, – так звали спасительницу Нэи, – была весьма спортивной внешности. Облегающая тело черная майка, спортивного пошива брюки розового цвета блестели на солнце. Ткань была пропитана каким-то специальным лаком. Изода была немного выше Нэи. Черные густые волосы спускались несколько ниже плеч. А Нэя была, как всегда, в длинном платье пониже колен.

– Ты всегда в таком прикиде? – спросила Изода, глядя на Нэю.

– Ты имеешь в виду платье? – немного сжалась Нэя.

– Ну естественно, – ответила Изода, встряхнув густыми волосами.

– Да, постоянно, – слабеньким голосом пропищала Нэя.

– И охота тебе вот так ходить? Я, конечно, не против, но прикиды менять надо, – улыбнулась Изода.

– Ты имеешь в виду брюки, что ли? – Нэя вдалась в легкий румянец.

– Ну, да, – ответила Изода. – А чего это тебя так смутило?

– Не знаю, – произнесла Нэя и потупила взор.

– Ну-ка, посмотри на меня, – Изода приподняла ее подбородок и добро взглянула на Нэю. – Эээ! Да ты, я вижу, совсем отстала от жизни, девочка.

– Я стараюсь быть смиренной… – ответила Нэя.

– Что? Смиренной? – Изода думала, что ослышалась.

– Да, – тихо добавила Нэя, едва сдерживая слезы.

Внутри Нэи стало что-то происходить. Она почувствовала, что Изода и есть тот человек, которому можно пожаловаться на свою жизнь. Да хотя какая там, к шутам, жизнь, коли ходишь в рабах!

– Ты, моя хорошая, не смиренная, а напрочь забитая кем-то. Даже, вернее, замороченная! Здорово над тобой поработали! Такие мозги хоть на свалку! НЛП – в чистом виде! Ого! Вот это да! Кто же тебе, красавица, так мозги-то запарил?! – Изода смотрела на несчастную.

Нэя не могла более терпеть. Уткнувшись лицом в грудь своей спасительницы, она зарыдала.

– Ах, даже вот как? – проронила Изода, гладя Нэю по голове. – А ну-ка давай-ка рассказывай, девонька, да по порядку.

Та, утерев нос, рассказала ей свою грустную историю, которая так счастливо и интересно начиналась. Как всю жизнь она стремилась к прекрасному, хотела стать сильной, не потому что была слаба, а потому что хотела доказать прежде всего самой себе, а потом и окружающим, что она совсем не такая, как о ней думают. А все о ней думали, мягко говоря, не очень хорошо. Слаба она умом, думали вокруг нее умники да умницы. Не пойми что, мол, в голове у нее. И это было с самого ее детства, потому что она была не такая как все. А главное то, что и не хотела быть как все. Слышала она только, что боевые искусства Востока фактически для избранных. Для тех, кто хочет достичь совершенства духа и тела. Для тех, кто хочет доказать свое истинное «Я»! Для тех, кто может действительно не от мира сего. Кому дана сила, тому она дана. А вот кому она не дана? Для тех и боевые искусства Востока! Ибо они делают человека личностью! Оковы рабства падают, и личность делает человека человеком. Ибо он идет к Истине, которая протягивает ему руки. Человек, сделав один шаг к Ней, уже чувствует, как Она тепло обнимает его. А что может быть теплее и нежнее Ее объятий! Нэя рассказала, как болела, как повстречала своего учителя, как попросилась к нему в ученики. Поначалу было все хорошо. Он многое рассказал ей интересного. Посвятил в уникальную функцию иммунитета, и открыл глаза на то, как его убивают антибиотиком. В результате чего начинает развиваться онкология. Рассказала о том, как внимала она каждому произнесенному им слову. Буквально «в рот ему глядела». Не представляла жизни без него, без его науки. Как выдержала высокую, аж тридцать девять и пять, температуру целую неделю! Это после того, когда поняла, что если она не выдержит ее, то у нее начнется рак. Медики на этот счет хорошенько постарались, пичкая ее антибиотиками. И это тогда, когда ее положили в стационар, обнаружив пневмонию. А родные что, только руками развели! И лежала она дура дурой в стационаре, в теплые майские дни. А бабка всегда говорила одно и тоже, что, мол, ну надо же воспаление легких лечить. Ах, бабка, бабка! Одно слово – медикаментозно-коматозное существо, полусумасшедшая. Сколько Нэя от нее натерпелась. Не напишешь. Одно слово – «Баушка!» Именно баушка, а не бабушка! А была еще двоюродная бабушка, так та все время ей на мозги давила, когда видела, как Нэя пытается влезть в шортики:

– Ну ты ведь девочка!

Правда, Нэя уже научилась немного «скалить зубы»:

– И что мне теперь, одуванчиками в туалет ходить?

– Причем тут это, – слегка бренчащим голосом говорила старуха, – ээээ, просто эээ… ты девочка. Эээ… юбочка. Эээ… платьице. Эээ… так надо.

– Ну а если джинсики?

– Эээ… в джинсах тем более нельзя, – проговаривала старуха.

– Это почему? – не унималась Нэя, готовясь услышать коронный ответ.

– Эээ… они только для «зассых». В них только «зассыхи» ходят. Эээ… как увидишь в брюках, эээ… «зассыха». Слушай меня. Тетю Шуру. Тетя Шура плохого не пожелает.

С этими, еле выговоренными словами, старуха уходила прочь. Нэя, смотря ей вслед, думала: «Все хочешь, чтобы все по-твоему было. Не выйдет!». Нэя любила дискач. Любила резвиться. Только когда пришла она к учителю, все было хорошо, но потом оказалась действительно как в тюрьме. Нэя вздохнула:

– А вот теперь его нет. Не потому, что он умер, а потому что…

– Сбежал как трус с тонущего корабля! – произнесла Изода. – Теперь многие говорят о вреде антибиотика, и этот твой учитель, как ты говоришь, далеко не панацея!

– Но ведь поначалу было все хорошо! Почему он так со мной поступил? – чуть не плача произнесла Нэя.

– Да потому, что он испугался! Вот почему! Все весьма просто. Да и потом, он и сам решил, что ты теперь можешь обходиться и без него, – ответила Изода.

– Только не называй его трусом. Он хороший. Я его знаю больше тебя, – проговорила Нэя.

– Хорошо, не буду, – произнесла Изода, – только ответь мне на один вопрос. Такой маленький-маленький. С каких это радостей он назначил тебе быть послушной ему?

– Не знаю, – ответила Нэя, – может хотел укрыть меня от невзгод, от ошибок?

– Да?! – лицо Изоды аж вытянулось от изумления, – А титькой он тебя случайно не собирался кормить?

Нэя только вздохнула.

– Вот что, хорошая моя, а теперь слушай сюда, если, конечно, это тебе надо, – лицо Изоды было серьезным.

– Да, надо

– Так вот, слушай, – начала Изода, – ты все хочешь прикинуться смиренной. Пойми, у тебя плохо это получается. Ты далеко не смиренная, а попросту замороченная!

– Что значит «замороченная»? – спросила Нэя.

– А вот слушай дальше, – произнесла Изода и продолжила. – В наши дни замороченных, пожалуй, больше, чем в средневековье. То платки на голову напялят, то платья до колен, ну и так далее, и думают при этом, что все выполнили, дабы избежать срама. Мужчинам можно ходить в брюках, а женщинам, видите ли, нет. А то, что брюки – это далеко не смиренная форма, а боевая, никто об этом даже и не задумывается. Да и вообще, раньше мужчины носили портки! Ну давай, окунемся в древность!

Нэя засмеялась.

– Ну вот, вижу уже прекрасную реакцию! Юмор не повредит! – чуть не воскликнула Изода и продолжила. – Пойми, смирение и замороченность – две разные вещи! Замороченность ведет в рабство. Рабство человеку. А вот смирение, – Изода даже оглянулась по сторонам, – это оружие! Причем самое что ни на есть. Без всяких ироний и иносказаний. Смирение – сильное и страшное оружие! И вот ему-то как раз и никого не обучают. А только парят мозги для того, чтобы человек, якобы, освободился от рабства ошибок, а на самом деле чаще всего получается именно замороченность!

– А как же это так получается? – спросила Нэя.

– А очень просто! – ответила Изода. – Вот смотри, ведь ты знаешь, что такое здоровье?

– Конечно! Но я уверена, что ты не ведаешь что это такое, – ответила Нея.