1990-e годы

Она послушно поплелась вслед за своим надзирателем. Они поднялись по ступенькам и очутились на первом этаже большого дома. Она хотела было спросить лысого, где они находятся, но вовремя спохватилась.

Лысый открыл перед ней дверь в ванную и сказал:

– Мойся, только чтоб никаких глупостей.

«Какие ещё глупости?», устало подумала девочка.

Она медленно разделась и включила душ. На полочке возле лейки она обнаружила бутылку с шампунем и кусок мыла. Тщательно намылившись, девочка старательно смыла с себя всю накопившуюся за прошедшие кошмарные дни грязь.

Лысый открыл дверь и, не глядя на неё, положил на кафельный пол полотенце и одежду.

– Надень потом чистое, купили тут для тебя, – фыркнув, сказал он.

Девочка тщательно вытерлась и подавила рвавшийся наружу крик боли. Её юное тело было сплошь покрыто синяками, после многократных изнасилований между ног саднило и пульсировало. Тихо всхлипывая, она натянула на себя новое кружевное бельё и красное платье.

***

– Отлично, – сказал белобрысый, – ну-ка повернись, детка, дай я получше тебя рассмотрю.

Она не сомневалась, что кружевное бельё и красное платье купил ей он. Он был всё таким же обходительно уверенным, каким был в момент их первой встречи. Он так же мило улыбался и нагло её разглядывал, как и перед тем, как посадить в машину и навсегда лишить нормальной жизни.

– Давай, раздевайся, – скомандовал он, стягивая с себя штаны.

– А укол?

Белобрысый расхохотался.

– Укол? Какой укол?

– Пожалуйста, – взмолилась она.

Он захохотал ещё громче.

– А давай-ка ты, милочка, заработай. Ну! Покажи мне, что ты заслуживаешь укола! – сказал он, развалившись в кресле.

Быстро сняв платье, она подошла и встала перед ним на колени…

***

День за днём происходило одно и то же. Пленница совсем потеряла счёт времени и даже не догадывалась, что с момента её похищения минуло уже две недели. Её родители получили послание и срочно пытались собрать немыслимую для них сумму. Обойдя всех знакомых, и заняв деньги у всех, кто мог дать, они, наконец, связались с похитителями и сообщили размер суммы, которую удалось собрать.

Тогда их дочери отрезали мизинец, тщательно упаковали в конверт и подбросили в почтовый ящик.

Прилагаемая записка гласила:

«Пока не найдёте деньги, будете получать её по частям»

Надо сказать, что когда бородатый и толстый заговорили о необходимости резать пальцы, белобрысый до последнего уговаривал своих подельников этого не делать.

– Братан, ну зачем уродовать девочку? – возражал он. – Мы ведь можем продать её Амиру, если родители не выкупят.

– Амиру мы её и без пальцев продадим, – сказал толстый. – Много он за неё уже всё равно не даст, ведь мы её распечатали, а ты вдобавок ещё и на иглу посадил!

– К тому же родители по любому заплатят больше, надо только дать им понять, что мы не шутим, – добавил бородатый.

Лысый в разговоре не участвовал и молча играл в тетрис, а она лежала на кровати и отстранённо слушала, будто речь шла вовсе не о ней, а о ком-то другом. Наркотик превращал её жизнь в сказочно интересный сон с закрученным сюжетом голливудского фильма, в котором она играла главную роль.

Перед «операцией» белобрысый сделал ей ещё один укол.

– Извини, дорогая, я не смог их отговорить, – сказал он и, щёлкнув кусачками, лишил её пальца.

Осознание происходящего пришло вместе с болью. Она истошно закричала, и где-то наверху включили громкую музыку. Бородатый крепко её держал, пока белобрысый останавливал кровотечение и тщательно перевязывал страшную рану. Потом ей дали какие-то таблетки, от которых боль притупилась и вскоре она крепко уснула.

Через неделю ей отрезали ещё один палец.

Печально покачивая головой, белобрысый любезно предложил ей выбрать: убрать для симметрии мизинец на другой руке, или отсечь безымянный на той же, чтобы на одной кисти у неё осталось их только три.

– Мне очень жаль, дорогая, но придётся это сделать, – говорил белобрысый, – видишь ли, твои родичи никак не хотят заплатить за тебя требуемый выкуп, а все мы здесь, по сути, такие же заложники обстоятельств, как и ты, детка. Такова жизнь… Сожалею, но я вынужден это сделать.

Под действием наркотиков, она с трудом воспринимала происходящее, но общий смысл его тирады всё-таки уловила.

– Режь безымянный, – крикнула она и расхохоталась.

Ещё через неделю, её родители собрали требуемую сумму и передали похитителям. Для этого им пришлось продать квартиру.

***

Глубокой ночью в паре километров от жилых кварталов девочку вытолкнули из тонированной иномарки на обочину, и она, шатаясь, побрела в сторону дома, где раньше была их, ныне проданная, квартира.

Дойдя до жилого массива, она в изнеможении уселась на разбитый бордюр, уткнулась лицом в колени и начала засыпать.

– Девушка, что с вами? Вам плохо?

Она медленно подняла голову и обернулась.

Её ещё совсем недавно юное и миловидное лицо превратилось в жуткую физиономию законченной наркоманки. Под глазами залегли противоестественные для пятнадцатилетней школьницы мешки, из носа свисали застывшие сопли, а губы распухли и кровоточили.

Перед ней стоял молодой человек в военной форме. Он в удивлении раскрыл рот, собираясь спросить что-то ещё, но запнулся. Хмурясь, он оглядел её с ног до головы, задержав взгляд на пожелтевших синяках в районе предплечий и изувеченной руке.

– О господи, что эти звери с тобой сделали, – с жалостью пробормотал он. – Идём, я отведу тебя в больницу.

Ничего не говоря, она попыталась встать, но не смогла.

Молодой человек взял её на руки и бережно понёс в больницу.

Груз 200

– Сынок, я прошу тебя, не надо! Подумай о нас с матерью, пожалуйста!