Симеон Сенатский и его История Александрова царствования, или Я не из его числа. Роман второй в четырёх книгах. Все книги в одном томе

    Павел

Вторая:

К пресечению и выявлению привлечь «француженку». Заодно и свои грехи старые в монастыре замолит.

    R.

– Нет, – возмущенно ответила Жаннет, когда прочитала сие послание, – перевод мне этот не знаком – и тем более резолюции. Но для чего вы все это показали, граф?

– Для того показал, милая Жаннет, чтобы вы мне ответили по возможности честно на три моих вопроса. Вот они. Пресекли ли вы этого аглицкого малого? Кому еще поручили это дело? И простите меня, старика, за любопытство, что за старые грехи припомнил вам князь?

– Ловлю вас на слове, граф, и отвечаю честно, что возможности на ваши вопросы ответить у меня нет. Я уже далеко не та девочка, что кружила голову вам – и всему свету. Простите меня, граф! – добавила с сожалением и встала. Граф посмотрел на нее и понимающе улыбнулся. Хотел было сказать свое обычное словцо – и осекся. Такая разительная перемена произошла в ее облике. Словно она на его глазах за одно мгновение повзрослела, превратилась из юной и беззаботной барышни в умудренную горьким опытом женщину.

– Жаннет, – заговорил он сочувственно, – поверьте мне, все забудется.

– Что забудется, граф? – резко спросила она его.

– Все! – твердо ответил он ей. – Но умоляю вас, помогите мне. Скажите хотя бы, кто был вместе с вами? Знаю, что Бутурлин. Но кто еще?

– Кто еще? – переспросила она его. – Что ж, извольте, скажу. С нами был Марков.

– Какой Марков?

– Тот самый, Мефодий Кириллович! Тот самый, – засмеялась она вдруг. Но смех у нее был, как говорится, сквозь слезы. – А грехов у меня, – оборвала смех, – много. Но в монастыре я их не отмолила – добавила. И кончим об этом! Расскажите лучше, что государь решил с «Историей Александрова царствования»? Помню, превесело я ее в монастыре читала. Правда, не на французском, а на русском языке она была написана, но так же превесело.

– Читали?

– Да, читала! И что в этом удивительного? Ведь эту «Историю» написал…

И сон мой, как обычно бывает с ними, прервался на самом интересном месте, хотя я уже знал, что сказала Жаннет графу Большову. Сон мой десятый как раз с этого места начинался. И вы его скоро прочитаете, но прежде я хочу, чтобы вы сон четвертый прочитали.

Итак!

Сон четвертый – воздухоплавательный, от Беса

приснившийся мне в парусной комнате

В парусной комнате дворца князя Ростова я писал свой роман первый «Фельдъегеря генералиссимуса» и подробнейшим образом в том романе ее описал. Не буду приводить это описание здесь и объяснять не читавшим тот роман, почему именно в той комнате я писал его.

– Так почему вы пьяны, полковник?

– Пришлось выпить, мадам, чтоб одного человечка откровенно разговорить!

– Что за человек, для чего его нужно было разговорить?

– А для того и хотел разговорить, чтобы узнать, что он за человек, почему за мной увязался?

– Разговорил?

– Нет. Крепок на водку, бестия, оказался! Чуть меня самого не «разговорил». – И Марков засмеялся: – Он за мной от самого Петербурга следил. И в той же самой гостинице, что и я, поселился. Вот и любопытство меня взяло, кто его ко мне приставил, зачем?

– Хорошо, я сама попробую его разговорить! – улыбнулась Жаннет – и преобразилась. Как ей это удалось – непостижимо. Одним поворотом головы, улыбкой своей вдруг из обворожительной светской дамы превратиться в еще более обворожительную, пардон… Впрочем, не будем произносить это нецензурное слово.

Генерал Бутурлин, ее муж, тут же сжал до хруста кулаки. Жаннет посмотрела на него удивленно и предостерегающе – и, как всегда, что называется, на скаку остановила.

– Мадам, так вы его не разговорите, – мрачно возразил ей Марков. – Этому человечку лет восемьдесят, не меньше. В библейских летах сей старец. И сообразно этому… разговоры свои дела ведет. Мы с ним пятую неделю здесь, в Кеми, проживаем. Так он каждую среду в монастырь наведывается, а в пятницу возвращается. Свои странно-скоротечные богомольные вояжи объясняет тем, что не достоин пока на сей святой соловецкой земле дольше пребывать, так как не все грехи свои отмолил.

– И не отмолит! – опять превратилась в светскую львицу Жаннет. – С пятницы по субботу там надо старые грехи свои отмаливать, чтобы новых грехов не натворить!

Сон тридцать шестой, от Беса

Монахов в монастыре убивали в ночь со среды на четверг, потому Жаннет и сказала Маркову, что сей «библейский» старец грехи свои не отмолит.

Незамедлительно отправиться в город Кемь драгунскому полковнику Маркову Гавриле Гавриловичу было приказано самим государем.

– И побольше шума, господин полковник, там, в Кеми! – посоветовал ему государь. – И в дороге пошумите, – присовокупил тут же. – Вы это умеете. Что касается того, когда вам нагрянуть в монастырь, то об этом вас уведомит председатель комиссии – граф Большов Мефодий Кириллович. Он вслед за вами выедет, но путь свой проложит окольно с тишайшей предосторожностью. – И крепко пожав руку драгуну, государь вымолвил: – С богом, Гаврила Гаврилович! И, как говорится, без царя в голове – но с государем вашим в сердце. – И полетел сломя голову наш драгун в Кемь!

Что он творил в дороге, умолчу. Три дуэли, четыре расквашенные физиономии у станционных смотрителей – и прочее, и прочее, и прочее. Одним словом, Марков в Кемь летел на крыльях. Но молва все равно его опережала. На четвертой станции свежие лошади уже ожидали именно его, драгунского полковника Маркова, – и так уже до самой Кеми беспрепятственно!

А на первой станции станционный старикашка имел даже смелость ему, Маркову, вошедшему в станционную избу, предерзко заметить, что непозволительно так хлопать громко дверью, и указал взглядом на старика, покойно и степенно спящего в кресле.

Старик с окладистой белой бородой (Марков тут же определил ее в разряд библейской и потому стал прозывать старика библейским старцем) посмотрел равнодушно на драгуна из-под полусомкнутых век, поправил у себя на коленях серебряный ларец и опять погрузился в сон, прерванный драгуном.

А наш драгун подошел к станционному смотрителю и гаркнул: «Лошадей и водки! Немедленно». – «Водки извольте, – налил ему тут же водки смотритель. – А лошади все в разгоне».

Марков молча выпил водки – да и ухватил смотрителя, как говорится, вместо закуски за нос! И держа нос его между двух пальцев, ткнул в государеву бумагу.

Лошади тут же нашлись.

Бумага ли сия возымела действия, или два пальца драгуна, или все вкупе – бог весть.

На следующей станции тем же манером Марков потребовал водки и лошадей. Разумеется, ему их тотчас предоставили. Но вот что удивительно, господа читатели. Библейский старец при этом всем присутствовал.

Марков поначалу не придал этому значения. Отметил, конечно, для себя. Даже удивился, как он мог его обогнать? Ведь вроде бы никто в дороге его не обгонял!

Присутствие библейского старца на следующей станции ввело его уже в сильнейшее изумленное подозрение. Он даже, отъехав от этой станции три версты, остановил тройку и стал ждать старца. Прождав без толку часа четыре, плюнул на все это – и поехал дальше.

Разумеется, на следующей станции старец сидел покойно в кресле и уже на правах старого знакомого взглядом предостерег Маркова, чтобы он не сильно хлопнул дверью за собой.

Марков дверью не хлопнул – он ее просто за собой не закрыл. И в избу даже не стал входить. Крикнул станционному смотрителю с порога: «Лошадей живо!» И когда смотритель выбежал вслед за ним на улицу с возгласом: «Господин полковник, ваши лошади вас уже ждут!», ухватил его за нос, чтобы спросить с пристрастием: «А этому старцу ты лошадей тоже приготовил? И, поди, лучше моих!» – «Помилуйте! – вскричал от боли смотритель. – Как можно… „лучших“? Помилуйте, других лошадей у меня нет!» – «Нет? – отпустил нос Марков. – Смотри, если обманул, вернусь назад и такую взбучку задам не только твоему носу!» – «Не беспокойтесь, господин полковник. Попридержу старца, – понятливо ответил смотритель. – Будьте покойны, попридержу!» Но или обманул, или не смог выполнить своего обещания. И своего обещания драгун не исполнил – не вернулся назад, чтобы взбучку задать смотрителю, а, что называется, устроил гонки – и конечно же, их проиграл.

Когда Марков прибыл в Кемь и, еле волоча ноги, тяжело стал подниматься по шатким ступеням гостиничной лестницы к себе в номер, который он только что снял, библейский старец спускался по этой лестнице вниз. Взгляды их встретились.

«Вы что-то припозднились?» – прочел он во взгляде старца и спросил насмешливо:

– А что, по воздуху уже летают?

– Кто летает? – не удивился этому вопросу библейский старец.