Клятва при гробе Господнем

Не насытишь души своей мудростию,
Не спасешь от кручины и горести —
Такова, человек! судьба твоя!
А воля Божия не изменится,
Не пойдет волна супротив воды,
Не зацветет дерево засохлое,
Не взойдет солнце середи ночи,
Не являться месяцу в полуденье.
Послушайте повесть, люди добрые!

Гудочник поклонился низко и особенным речитативом начал напевать, подыгрывая на гудке:

В славном было городе Царьграде,
Жил-был там большой боярин,
Хоробёр смолоду, а мудр под старость,
Седина его мудростью убелилась,
Золота, серебра было у него без сметы,
У царя был он в чести, в почете,
Первым сидел он в Царской Думе.
Высоки были его красные хоромы.
Могучи были его добрые кони.

«А все суета!» – молвил Гудочник и продолжал:

Но утеха его под старость,
Дороже ему серебра и злата.
Дороже каменьев самоцветных.
Дочь была у него – родимое чадо,
От супружества честна, многолетня,
Красавица первая в Царьграде,
Бровь соколиная, ходит, будто пава,
Бела, как снег русский, а щеки румяны,
Будто красное Христовское яичко…

В это мгновение показалась в двери седая голова старика, боярского управителя. Хозяйка поспешно встала со своего места и заботливо начала спрашивать его: «Что тебе надобно, Онисифор? Чего ты ищешь?»

Старик вошел в комнату, помолился образам, низко поклонился на все стороны и чинно проговорил: «Боярыня, государыня! приказал мне известить тебя боярин, что возвратился он домой и изволит обретаться у себя».

Хозяйка и гостьи вздрогнули невольно. Управитель продолжал: «И велел молвить, что желал бы прийти к тебе в терем, со своими боярскими гостями, если только не помешает он веселью твоих гостей».

– Дорогие мои подруги, конечно, будут рады честным гостям, – сказала хозяйка, обращаясь к гостям своим.

«В твоей воле, дорогая наша подруга», – заговорили гостьи.

Хозяйка подошла к управителю и вполголоса спросила: «Весел ли боярин?» – «Как ясное солнышко весел и радостен: он получил великие почести от Великого князя», – тихо отвечал управитель. Боярыня махнула рукою; управитель пошел, по данному знаку – Бог знает для чего – служанки убрали все чарки и чашки, оставя на столе только закуски; гостьи поправили свои уборы, скромно сели рядком, каждая сложила руки, опустили глаза, веселая непринужденность их исчезла. Хозяйка стала середи терема, как будто для встречи гостей.

– Мать моя, боярыня! велишь ли мне выйти, или позволишь остаться и повеселить гостей? – спросил смиренно Гудочник. Мы забыли сказать, что рабыни боярские все скрылись тогда в другую комнату и кормилица боярыни ушла с ними, но, отворив немного дверь, она ждала: не прикажут ли ей чего? – Боярыня казалась в недоумении. – «Меня ведь знает боярин твой, государыня», – примолвил Гудочник, взял гудок свой, вышел в переднюю комнату и остался там.

Вскоре на лестнице послышались веселые голоса и смех боярина Старкова и гостей. Лишь только боярин отворил двери, как раздался звучный голос Гудочника: «Се жених грядет в полунощи!» – «А, старик! ты здесь – вот спасибо!» – сказал боярин. Он и гости его были уже гораздо навеселе. – «Постой же, мы позовем тебя», – прибавил боярин.

Он вошел в терем, за ним шли почетные бояре великокняжеские: Юрья Патрикеевич, Ощера, князь Тарусский, князь Мещерский и другие, всего более десяти человек.

«Здравия и душевного спасения!» – воскликнули пришедшие. Хозяйка и гостьи низко поклонились им. «Княгиня Авдотья Васильевна – матушка Ненила Ивановна – Юрья Патрикеевич – Иван Федорович», – раздалось с разных сторон.

– Что же? Ведь скоро и прощеный день, начало поста, – сказал боярин Старков, – а там Светлый праздник; скоро придется прощаться, а тогда христосоваться, теперь же можно просто поцеловаться – дело масленичное! – Он утер бороду и начал целоваться с гостьями, по порядку; за ним пошли другие бояре.

– Эх! мало! – воскликнул Старков, поцеловавшись с последнею. – Кого бы еще поцеловать?

«Кубок с добрым вином, – отвечал Ощера. – Какой ты недогадливый!»

– Ах! и в самом деле! И боярыни выкушают с нами!

«Нет, нет! Мы не употребляем ничего хмельного!» – заговорили все они.

– Да ведь в вине хмелю нет!

«Нет, нет! Ах! нет! Не станем!»

– Ин, хоть грушевки, что-ли, хозяйка добрая! А, нам винца либо медку. Да, попочтевай, что тут у тебя, вареное, пряженое…

Гости расселись по лавкам, хозяйка ушла в другую комнату и вскоре явилась с подносом, на котором были чарки по числу гостий и кубки по числу гостей. Начался шумный разговор между мужчинами.

– Ну, где же ты, старик, ступай-ка сюда! – вскричал наконец боярин Старков.

Гудочник явился с гудком своим и с низкими поклонами. «Поздравляю тебя с великокняжескими милостями, боярин», – сказал он.

– Ха, ха, ха! разве уж об этом толкуют в Москве? Да как это народ узнал?

«Княжеская милость, словно орел, по поднебесью летает, и не диво, что все видят и знают ее. Народ знает даже и то, что ты остаешься в Москве главным начальником, а князь Юрья Патрикеевич идет с победоносным воинством разгромить врага великокняжеского».

– А что ты думаешь: разве хуже другого разгромлю? – вскричал Юрья, – да, вот как! – Он осушил разом стакан свой, поставил его на стол и взялся за хворосты.

«Исполать тебе молодцу!» – вскричали другие.

– Однако ж, боярин, – сказал Юрья, – пировать, пировать, да не запироваться – ведь нам в эту ночь много дела.

«Как, батюшка, князь, – молвил Гудочник, – в ночь? Да ведь Бог создал ночь на покой человеку?»

– У кого есть такие дела, как у нас, – отвечал Юрья, – тому все равно, ночь ли, день ли. Завтра утром в поход…

«И сокрушатся враги твои!»

– На здоровье! – вскричали все,

«Да выкушайте, боярыни, княгини, с нами. Эх! родимые! С такими молодцами, да не выкушать!»

– Нет, боярин! отродясь во рту у нас капельки хмельного не бывало, – сказала одна. – «Да и пора со двора», – прибавила другая. Все встали, начали прощаться и целоваться с хозяйкою, тихо, важно, со щеки на щеку и в губы. Бояре выгадали себе по поцелую и весело отправились в большие покои хозяина, оставя хозяйку в тереме. Гудочник успел уже пропеть боярам несколько песен; и особенно угодил следующей песнею:

Не от грома, не от молнии, не от вихоря