– Ну что, я поехал и этого бедолагу в больницу завезу, хотя он скоро умрет и станет таким же, как эти, – сказал сержант, до этого разговаривавший с кем-то по рации.
– Как поехал? Эм… я не знаю, а следственная группа там, ну, или что должно быть?
– Должно, но не будет, – ответил он и вышел из квартиры, помог подняться перевязанному Григорием слесарю и вызвал лифт.
– Черти что! – сказал я, и, схватив с обувной полки две пары детских сапожек, не поняв, какие из них Никиты, вышел и захлопнул квартиру.
Раздев мальчишку и поставив в ванну, я поливал его из горячего душа и натирал напененной мочалкой… Да уж, я и сам чуть не обделался, что уж о ребенке-то говорить? Никита относительно успокоился, плакать перестал, но все еще продолжал периодически всхлипывать и молчал. На мои вопросы он либо только кивал, либо отрицательно мотал головой. Одев ребенка в чистое, я стал сам собираться.
– Куда же вы, на ночь-то глядя, попретесь? – сказал Григорий, – Оставайтесь.
– Нет, я его лучше домой отвезу, может, и его отец уже дома…
– Звонил ему еще?
– Да, нет доступа все так же.
– Все же, думаю, не стоит на улицу выходить.
– А завтра? Ты вообще понял, что случилось? Завтра в городе таких… эм… зомби будет в разы больше, я лучше в Ростоши, там народа меньше. Сержант говорит, что все покусанные умирают, а потом сами становятся такими же зомби.
– Что еще сказал?
– Сказал, что в голову только стрелять таким надо, по-другому не успокаиваются.
– Слушай, давай телефонами обменяемся… Мало ли, так, на всякий случай.
– Хорошо.
Обменялись телефонами, и Григорий тоже стал обуваться:
– Провожу вас до машины.
– Спасибо, не помешает, – посмотрел я на стоящий у стены 27-й Иж.
– О! Подожди, – Григорий ушел в комнату, погромыхал там с минуту и вернулся, – вот, держи.
– «Оса»?
– Да, вот патронов десяток, давно лежат.
– Да, из неё попасть, тем более в голову, только в упор можно.
– А хоть и так, все лучше, чем с пустыми руками… И почему, кстати, именно в голову?
– Сержант сказал… Он в обед по такому же психу, то есть зомби, полмагазина, говорит, выпустил, а ему хоть бы хны, в результате, из пистолета в голову угомонил.
– Понятно. Знаешь, как пользоваться-то?
– Знаю, был у меня такой, продал за ненадобностью… Батарейка живая?
– Да, менял на Новый Год.
– Ну что, Никитка, поехали домой? – присел я на корточки перед ребенком.
Он в ответ часто закивал. Я засунул «Осу» в карман куртки, в другой ссыпал патроны и поднял ребенка на руки.
– Впереди пойду, где машина? – спросил Григорий, взяв ружье и застегнув патронташ поверх пальто.
– У садика, со стороны ворот.
– Идем.
На лифте не поехали по вполне определенной причине, и, спускаясь по лестнице, на пролете между вторым и первым этажами, рядом с почтовыми ящиками, увидели трех мужиков, которые что-то обсуждали. Один из них был с «Сайгой» за спиной.
– О! вот и Иваныч тоже… Прочувствовал важность момента, – сказал тот, что с «Сайгой», – Далеко собрался?
– Да вот, – кивнул он на нас с Никиткой, которого я нес на руках, – до машины проводить, а то мало ли.
– Подожди, там у мусорных баков этот… ну, псих, дворника, эм-м… доедает.
– Так, а что вы тут? – спросил Григорий, – Валить его надо.
– Валить? – возмутился небольшого роста пузатый очкарик в дорогом домашнем халате поверх не менее дорогого костюма и в тапочках, – а кто вам, позвольте, дал право? Вот милиция приедет и решит.
– Дурак ты, Семен, – сказал Григорий, – хоть и образованный. А образованный дурак вдвойне страшен, для себя самого в первую очередь!
– Да что вы себе…
– Ладно, – перебил его перехвативший поудобнее ружье Григорий и открыл клапан патронташа, – не до тебя… Идем, Влад.
Из подъезда вышли, словно ожидая нападения, оглядываясь по сторонам и медленно ступая по дорожке к садику, которая проходила как раз мимо мусорных баков. Фонари горят у дома и вдоль дворовой дороги, натоптанная дорожка к садику не освещена и затенена деревьями.
– Может, по дороге? – спросил я.
– Долго, и неизвестно, сколько еще таких шляется, – ответил Григорий и вскинул ружье, – погодь…
Он медленно пошел к бакам, у которых можно было разглядеть стоящего на четвереньках человека в испачканной грязью короткой дубленке. И да, было похоже, что он, словно дикий зверь, поедает несчастного дворника, отрывая от него куски плоти зубами.
«Ба-бах» – саданул громкий выстрел, Никитка вздрогнул и еще сильнее прижался ко мне.
– Не бойся, – погладил я его по спине.
Григорий подошел ближе к бакам и, опустив ствол, выстрелил еще раз, похоже, уже в дворника, переломил стволы, и зарядив оружие, махнул мне рукой.
До забора садика шли быстро, практически бежали. По дороге проезжали редкие машины, а прохожих как-то было не много, хотя всего девять вечера. Те немногие, кто находился на улице, очень спешили добраться быстрей до дома… и крики, с разных сторон доносились крики.
Усадив Никитку на переднее сиденье и пристегнув его, завел машину.