В гости к мертвым

– Не знаешь?

– Что, реально корабельный?

– Ага, дорог как память.

– Соседей «кондрат» не хватает?

– Бывает, – ответил, улыбаясь, Григорий, шаркая тапками по коридору.

Спустя пару секунд он громко сказал из прихожей:

– Влад! Милиция.

Обувшись и одевшись, я вышел на площадку. Если бы не форма, бронежилет и автомат, я бы подумал, что передо мной школьник-переросток, рядом с ним стоял, нет… Рядом с ним пытался устоять на ногах мужик лет сорока, который «кыш» сказать не может, с инструментальным ящиком в руке.

– Вы вызывали? – спросил меня сержант, замученный какой-то, осунувшийся.

– Да, вот квартира.

– Вы уверенны, что там кто-то есть?

– А вы послушайте, я подошел и позвонил.

Тишина, которая до этого была за дверью, сменилась шебуршанием и возней.

– Ясно, открывайте, – сказал сержант мужику, потом отошел к электрическому щитку, и, оттянув предохранитель на «ксюхе», беззвучно опустил его…

На удивление, слесарь секунд за десять справился с замком, открыл дверь и, дурацки улыбаясь, сказал:

– Опыт не про…

Из-за открытой двери на него вывалилось то, что еще несколько часов назад было Анной, я ее только по свитеру и рыжим волосам узнал. С перемазанным запекшейся кровью бледно-серым лицом, издавая какие-то непонятные звуки, «оно» как-то шустро шагнуло на площадку. Зацепившись скрюченными пальцами с ярким и явно дорогим маникюром за лямку комбинезона и притянув ничего не понимающего работягу, хватануло его зубами за затылок, а потом за шею, вырвав просто огромный кусок мяса. Я попятился назад, пытаясь понять, что же это…

Та-та… – очередь на два или три патрона разнесла голову Анне, оглушив всех.

– Ты охренел! – пошел я на сержанта…

– Спокойно! – заорал он, наведя на меня автомат, – Это уже не человек… ты что, не видел?

– Ты гонишь? Я утром с ней разговаривал!

– Успокойся, говорю, кто еще в квартире… был?

– Дети и ее мать, – ответил я, схватившись за голову и сползая по стене, – охренеть можно…

– Фу, воняет-то как, – закрыл рот и нос рукой Григорий и шагнул к себе в квартиру, – я «скорую» вызову, этому…

Слесарь стонал и раскачивался, сидя на полу, и, морщась от боли, заворачивал такие матюги, что впору записывать.

– Идемте, – сержант включил фонарь и подошел к двери квартиры, откуда по лестничной площадке распространялся невыносимый смрад, – сколько, говорите, их там?

– Должно было быть четверо, – я встал позади сержанта и добавил, – что тут у вас происходит, мля?

– В смысле, у нас?

– В смысле, в городе… Зомби-Апокалипсис какой-то.

– Во, а я все слова подбирал, как их называть-то… Зомби, точно! А они все психи, психи… – сказал сержант, и, приложив фонарь к цевью, шагнул в квартиру.

Когда я включил свет в коридоре, который осветил и часть зала, удержаться от рвоты было невозможно, и я испачкал какой-то пуфик у тумбочки в коридоре. Бабушка была практически съедена, а та часть, что от неё осталась, еще лежала на полу и шевелилась. Ее кишечник растянулся через весь коридор, она протягивала к нам руки с висящими на костях лохмотьями мышц и кожи. Сержант выстрелил в обезображенную голову.

…Топ, топ, топ… Из зала вывернуло то, что, наверное, было Сашкиной дочкой, почти цела, только на щеке дыра от укуса, но весь рот перемазан кровью, а ее оскал мне показался совсем не человеческим. Она быстро шла на меня, выставив вперед руки, я только и успел отскочить, перевернув на неё тумбочку. Пятилетняя зомби чуть потеряла равновесие, изогнулась и словно приготовилась к прыжку…

Бах!

– Фу, мля… – страх заставил меня отшатнуться и упереться спиной в стену, – еще мальчик старший где-то…

Но, обшарив доступное пространство фонарем, из коридора мы ничего не заметили. Сержант подкрался к двери в зал, быстро заглянул и выглянул, потом опять заглянул, протянул руку и включил свет – никого, только куча кровавых следов детских стоп на ковре и диване. На улице кто-то неистово закричал, моля о помощи и заставив меня дернуться.

– Точно должен быть еще ребенок? – спросил сержант, выйдя из зала.

Он тоже далеко не бодро выглядит, а автомат в его руках ходуном ходит, как только в цель попадал еще…

– Ты это, ствол отверни и палец со спуска…

– А? А, да, – выполнил мою просьбу сержант и осторожно прошел на кухню.

– И биться сердце перестало! – протянул появившийся в дверях с двустволкой в руках Григорий, а потом метнулся назад, и я услышал, как он тоже опустошает на лестничной клетке свой желудок.

Что-то звякнуло, словно упало и разбилось.

– Сержант, – кивнул я на дверь в ванную комнату и щелкнул выключателем на стене, – я открываю, ты смотришь.

– Угу…

Дверь оказалась закрыта изнутри и не открылась, я с силой дернул, сорвав хиленькую щеколду и распахнул дверь… Увидев милицейскую форму, мальчик, прячущийся в ванне и выглядывающий из-за ее края, впал в истерику. Он был, слава богу, цел и невредим. Рыдал, пытался что-то сказать, но ужасно заикался и всхлипывал.

– Никитка, все… – вытащил я его и прижал к себе, вышел из ванной комнаты, а затем боком из квартиры, дабы ребенок не видел то, что осталось от его родных, – сейчас домой поедем, слышишь меня? Все, успокойся.

Григорий провел нас к себе в зал, я усадил Никиту на диван и почувствовал специфический запах.

– Никитка, ты посиди тут, я сейчас, дядя Гриша вот тебя охранять будет, видишь, ружье какое у него?

Мальчик, всхлипывая на каждом вдохе, кивнул и покосился на Григория.

– Была же у бабушки твоя одежда какая-нибудь?

Сказать, что ребенок был перепуган – это ничего не сказать, стресс затормозил его конкретно. Не дождавшись ответа, я вернулся в кварту Сашкиной тещи, и, полазив по ящикам, нашел детскую одежду и сменное белье.