Столько обо всем наслушались и про все наговорились, что, кажется, много времени прошло.
Деревня открылась за буграми, дорога тут была прямая, через лес и пашни, а не кривунами по реке, через торосы, как прежде. Кони зарысили. Догнали мальчиков-гольдов. Они вдвоем шли с котомками. Видно, с утра отпущены попом домой. Не ближний путь шагать им до стойбища Бельго. Егор велел своим потесниться. Маленьких гольдов посадили в кошевку и прикрыли меховым одеялом. Один сразу задрожал, озноб почувствовался сильней, когда мальчик стал согреваться.
– Чаем тебя напоить, – сказала бабка Дарья, – да уложить спать на полати. Потом уж дойдешь домой. Может, и попутчики будут. Разве можно в такой мороз пешком. Вот они и болеют с детства. Кашляют, а говорят, что мороза не боятся.
– Где-то Василий, – сказал Егор. – Что-то с ним…
– Ничего с ним не станется, – ответила Наталья. Но в душе и она беспокоилась.
Таня выбежала встречать приехавших.
– Где Василий?
– Дома. Он устал с охоты, – ответила Татьяна как-то боязливо, как показалось Егору. – Бедняга ваш Васька, – громко сказала Татьяна, входя в избу. – Замаялся.
Василий живо спрыгнул с полатей.
– Ты куда это забрался? – удивилась Таня. – Повыше бы!
Вид у Васьки виноватый, он как побитый.
«Где-то таскался, может, совсем не на охоте, – снимая доху, подумал Егор. – На грамотного чего не подумаешь! А часто он как виноватый. А будто добрый и кроткий».
– Ну, чего расселся? – грубо сказала Василию мать. – Пособи дедушке раздеться, иди коней распряги, дела полон рот, бесстыжий, а от тебя водкой разит. Книги разложил, все читаешь. Читарь какой нашелся!
– Я не пил! – ответил Вася обиженно и ушел.
– Что ты его обижаешь! – сказал отец насмешливо.
– Его обидишь!
– Он в самом деле пришел из тайги, замаялся…
Татьяна прыснула.
– Ты что?
– Ничего. А что я? – строго спросила Татьяна у Егора.
Послышались колокольцы. Вихрем промчались мимо избы Ильюшкины кони.
– Вот как молодые-то постятся! – приговаривал дед, еще не находя себе места на лавке, зная, что чем-то заняться надо, но еще не зная чем.
Вид сына Егору не понравился. Что-то он все же натворил на этот раз.
– А Федька где? – спросил дед.
– Все там же.
– Что такое! – удивился старик. – Все болеют. Еще фершала им не хватало.
В протаявшее окно видно было, как Илья выскочил из саней, открыл ворота, заехал во двор, и ворота закрылись.
Наталья заметила тревогу в глазах Татьяны. Та замерла и окаменела, на ворота глядя.
… – Я больше не хочу тут жить! – сказала Дуняша мужу. – Я тебе изменила.
Илья обмер. Этого он не ожидал. Дикие глаза его загорелись, и он крикнул:
– Делимся!
– Да ты отцу скажи.
– Что там отец! – кричал Ильюшка как от боли. – Делимся, и все! Сейчас же!
– Как это сейчас? – улыбнулась Дуняша, и лицо ее стало теплым, а Илье от этого стало еще больней. Он готов был разреветься.
– Куда идти-то? Избы у тебя нет.
– Изба будет живо. Лес есть! – Глаза Ильи сверкали с каждым словом, как пароходные фонари в непогоду с порывами ветра. – А пока пойдем в старую избу к Кузнецовым. И все!
– Пока своей не будет, я никуда не пойду. Или уеду в Тамбовку.
– Да ты что?
Илья еще не знал и не думал, на самом ли деле изменила ему жена или нет. Но все, что она говорила, казалось ему таким страшным, что он согласен был сделать все…
– Вот ты все молчал и ухмылялся. Эх ты! Гром не грянет, – сказала ему жена.
– Я сейчас к Ваське пойду. Он и его отец никогда мне ни в чем не откажут. Мой товарищ, Васька отдаст мне избу…
– Не смей! – мертвея лицом, закричала Дуня так страшно, что Илья обмер. Впервые в жизни она закричала.
Ворота заскрипели. Въехали подводы. В избу зашли родители.
…На другой день Илья привез сухие бревна, которые были наготовлены у него на заимке давно. Он попросил Егора определить уровень и отвес. Пришел китаец Сашка Кузнецов. Втроем они начали строить дом.
За обедом Пахом спросил:
– Что же это ты?
– Я сказал, что делимся! – спокойно ответил Илья.
– И все?
– И все!
На другой день Илья продолжал работу с Сашкой. Егор с артелью мужиков, не ожидая бумаги из Хабаровки, начал постройку школы.