Золотая лихорадка

Золотая лихорадка
Николай Павлович Задорнов

Сибириада
Николай Павлович Задорнов (1909—1992) – известный русский писатель, заслуженный деятель культуры Латвийской ССР (1969). Его перу принадлежат два больших цикла произведений об освоении Сибири и Дальнего Востока русскими первопроходцами в XIX веке.

«Золотая лихорадка» – продолжение широко известного романа «Амур-батюшка». В последние десятилетия XIX века на многочисленных притоках Амура были открыты богатые золотые россыпи. Гонимые нуждой и лишениями переселенцы целыми деревнями уходили в тайгу мыть благородный металл. То там, то тут в глубине приамурских лесов возникали «братские республики» старателей со своими законами и правителями. Некоторые из них даже вступали в открытую борьбу с царскими властями.

О жизни одной из таких «республик» и рассказывается в романе.

Николай Задорнов

Золотая лихорадка

Знак информационной поддержки 12+

© Задорнов Н.П., наследники, 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

Часть первая

Время тьмы

Глава 1

Егор проводил экспедицию ученого Максимова от деревни Уральской, с Амура, за хребты и теперь возвращался домой. Сегодня солнце большое и яркое, словно Егор подобрался к нему поближе. Лес вокруг холодный, еловый. Солнце жаркое, а прохладно.

Открылось озеро. Вокруг лес и горы, как шапки. А Егор знает, что горы тут должны быть высокие, он видел их издали. Глядя на них, брел по болотам и протокам на бате – долбленой лодке. А здесь они кажутся маленькими. Значит, это их вершины. Озеро не под облаками ли?

Подумалось, что в таких местах надо селиться сектантам, отшельникам. Покой и тишина. Крикнешь – как выстрел раздастся. Кажется, что вся природа здесь, как настороженная оленушка.

Егор поднял ружье и выстрелил дробью по стайке пролетавших уток. Все озеро, казалось, вздрогнуло, как испуганное. Утка свалилась вблизи. Через миг упала другая, немного пролетела подбитая.

Место чистое и глухое. Из озера вытекает широкая речка. У ее истока Егор разжег костер, ощипал уток и стал варить похлебку. Подумал, что это, наверно, и есть речка Ух. «Только Улугушка почему-то не сказал, что Ух вытекает из озера. Разве он в вершину никогда не добирался? Быть этого не может. Хитрый Улугушка! Моет золото. Нашел местечко!» – вспомнил Кузнецов своего приятеля из соседней деревни.

Улугушка не согласился проводничать. Пришлось идти Егору. Улугу советовал ему возвращаться по речке Ух, хвалил, что там безопасно, ночевать можно спокойно.

– Никто не застрелит с берега из-за лесины. Никого там нет, – говорил он, – некому грабить и воровать. Тебе будет хорошо. Возьми с собой лоток. Когда я там бывал, я еще не знал, какое золото, как его мыть, простого лотка сделать не умел. А ты попробуй, может быть, там есть…

У Егора с собой лоток.

Вчера с трудом тащил Егор свою лодку, купленную Максимовым для него у тунгусов. Волочил ее через низкую седловину там, где переволок через водораздел. Подложил под нее полозья и впрягся в лямки. Перейдя перевал, почувствовал, что заблудился. Стал искать какой-нибудь ключ. Куда вода потечет – там и дорога. Вода обязательно выведет. Любого человека. Заблудился – ищи текущую воду.

И побрел Егор в рыжих, измытых ичигах, шлепая по воде и грязи, тянул лодку по мелководью.

Увидел, что из-под дернины выбегала слабая струйка, перебивая лужицу, глубокую и чистую. На дне ее, как чудо, – лежала галька, несколько кругляшей. Вокруг росли мелкие, но густые деревья, опутанные подлеском и кустарником, и было сумрачно, тесно и как-то грустно. Только в ключевой водице светло, как в солнечном небе. Один камешек, как золотой самородок, чуть щербатый, но изрядно обкатанный.

Хотелось пить. Егор нагнулся к ключу, встал на ладони, упершись ими в траву по обе стороны лужи. Слышно стало, как журчит вода. Как перышко, невидимое в воде, течение оставляло след на ее поверхности. Рождался родник. Вот она – вода и верная дорога. Не хотелось Егору запускать свою огромную лапищу в родник, из которого он только что испил. Бог с ним! Неизвестно, что за камень; пусть лежит, тут ему и место. Вода дороже.

Он вспомнил, какие страшные засухи бывали на старых местах. Из низовьев Волги люди приходили на Каму с мешками, говорили, что бросили дома и хозяйство и что соседи их умирают от голода. От недорода народ мер повально. Почему люди держатся за старые места? Надо уходить оттуда, пусть помещики спохватятся и не утесняют крестьянство.

Здесь не знают, что такое засуха. Само слово, наверно, скоро забудется.

Егор тащил вчера лодку по траве и по камням, откидывая ногой белые валеги, как раскиданные кости, – сушняк мертвых кустарников и деревьев. На горном высоком и холодном лугу трава, как большие листья. Вспомнил дом, своих выросших детей, как тянет их город, как стреляют они зверей новыми ружьями, крыши кроют белым железом. А Егор тянет лямки, волочит лодку. Начальник экспедиции Максимов говорил, что памятник поставят человеку с лямкой, который открывал новые земли. Были бы дети счастливы! Если их американское железо и ружья не разбалуют, то пусть живут, как им хочется, по-своему. А я как привык.

Магазинное ружье у Егора с собой. Он новинок не чурается. Сыновья прочли в газете, что собираются строить через Сибирь железную дорогу. Купцы станут закупать больше рыбы – кеты…

Ключ слился сразу с двумя другими, ушел под сваленный ветром кедр.

Егор притомился. Надо лодку перетаскивать через чащу, валега мешает, поперек ключа лежит. Не пробить бы долбленую легкую лодку обколотыми, острыми, как кинжалы, обломками сучьев. Такое острие скрыться может и в охапке больших ветвей, мохнатых и мягких. Мошка вьется тучей, вокруг сыро. Егор решил найти место посуше, зажечь костер, поставить накомарник и ночевать. Сначала перетащил лодку. Солнце светило низко, как зимой, и вскоре ушло в шапки кедров.

Сегодня утром ключ превратился в речушку. Егор спустил лодку и впервые уселся в нее. Открылась марь. Речка шла по ней петляя. Кругом ржавчина, мертвые маленькие деревья и живые деревья, как темные кресты. Речка становилась шире.

Пошел дождь. Закрылась марь. Даже думать ни о чем не хотелось. Нельзя пристать к мокрому берегу в кочажниках. Нет сухого места.

«Кто поверит потом, что мы по всему Амуру сеяли хлеб и собирали хорошие урожаи, если дети со временем бросят пашни?» – думал Егор еще сегодня утром.

Когда речка вынесла его лодку к озеру, показалось Егору, что течение не спустило ее, а подняло, как на водяной бугор, такой светлой, большой и веселой была озерная вода. Солнце взошло, края озера – в тени.

«Река мне путь укажет!» – сказал себе Егор.

Он не стал брать пробы песков. Радуясь, что попал на большую дорогу, похлебал варево из рубленой утки, побродил немного по берегу. Сложил пожитки, шагнул в лодку и оттолкнулся большим шестом. Долбленый бат вместе с озерной водой ринулся в речку и понесся с ее водами. «Теперь уж скоро попаду домой!» – подумал Егор.

Начали подыматься голые, ободранные деревья, толстые и высокие, как остатки разрушенных домов или соборов, словно их кто-то нарочно расставил по мелколесью. Река зашумела на перекатах. Стоял тут когда-то другой, сильный лес и вымер.

Долго еще не исчезали мертвые великаны за ивняками. Наконец на крутом повороте реки потонули в тайге. Впереди появился черный палец с когтем. Коготь величиной с большое дерево. Лодка дошла до него, резко повернулась, понеслась под крутой каменной стеной. Вдруг лодку тряхнуло, а стена как треснула, открылась в ней расселина, и оттуда между двух каменных стен ворвался и хлынул в речку другой поток, весь в пене, наплывами расходилось его буйное течение по реке. Она взбудоражилась, а за поворотом, где кончился перебой, разведенный двумя сшибающимися течениями, понеслась еще стремительней. В лесу стал виден камень, кекур, как страшилище, похожее на бабу о двух головах. Дальше скалы, как каменные перья, мелкий и крупный лес подошел к ним и кое-где молодь завелась на их расселинах.

По левому берегу – пески, протоки, излучины, луга, острова, опять пески и нет никого – ни куликов, ни уток. И снова голые холмы песка, кое-где в ложбинах – ерничек. Баба с двумя головами угрожающе мчится навстречу и, как помело, под мышкой держит повалившуюся лиственницу, желтую, как метла, с иссохшими поднятыми ветром корнями.

Егор повернул лодку, загнал ее между песчаных кос, выпрыгнул. «Тут перебтор, спор речек!» – сказал он себе.

Вытащил лоток и пошел по берегу, загребая песок и тут же подставляя лоток под струю.

Он оглянулся на бабу о двух головах со столетней лесиной вместо метлы. «Место заметное!»

Егор разулся, босой пошел по воде. Садился на корточки, вставал, греб песок из ложа реки, опять приседал, греб из намыва, из обрыва, с косы, копал лопаткой.

Попался самородочек размером в сустав пальца. Еще попался кусок породы, весь в мелких зернах золота. И другой – побольше. Как несколько колец мятых – словно тек плавленый металл и охватил камень. Видимо, где-то в горах, поблизости, была богатая руда.

Егор оставил лоток, ружье надел на плечо, огляделся: «Сухарей мало. Надо хорошую рыбину поймать, сварить уху. И ружья нельзя оставлять. Береженого Бог бережет! – решил он. – А золото не уйдет. Только что это за река? Если это речка Ух, то меня вынесет в заливное озеро. Сюда можно будет вернуться нынешней осенью.

Здесь еще в июне лежат снега на вершинах гор, только сейчас они растаяли, где ни ступишь на берег – вода хлюпает под ичигами. На песке, на отмелях сухо. Днем тут жарко. Наверно, сыро, мозгляво ночью.

Но разве Ух такая большая река? Или Улугушка сам толком не знает?»