Золотая лихорадка

* * *

– А что от тебя ханшином пахнет? – спросила Дуня.

– Свои угощали на помочах! – ответила Таня.

– В пост-то!

– Мало ли! А помнишь когда-то, как в Тамбовке плясали великим постом? Васька все о чем-то думает, ты бы хоть его возмутила, свела бы с ума, – говорила ей Татьяна.

– Куда сводить?

– Туда!

– Грех!

– С Васькой-то грех!.. – Татьяна расхохоталась. – Я бы другой раз сама думаю… Кто это нас с тобой смущает?

– А я согрешила! – печально сказала Дуня, садясь на сундук и локтями упираясь в свои колени.

– Это с Васькой-то?

– Нет. С Ильюшей! – Дуня понурилась. – Первый раз в жизни пожелала ему плохого… Пообещала обидеть его. И не могу забыть.

– Какие пустяки! Какая ты барыня! «Эх, барыня угорела, много сахару поела!» – прошлась Таня с притопом и взвизгнула: – И-и-и-эх! Эх! – и развела рукой. – Гуляй! В своей-то избе! Сейчас моя орава нагрянет.

– Нет, это не пустяки, – ответила Дуня.

– Васька у нас не влюбился ли в генеральшу? – сказала Татьяна. – Какой-то он задумчивый. А ведь парень что надо. А ну как черноглазая присушила, зараза! Знала бы – сливок не носила ей.

Василий пришел домой. Егор вернулся только что от своего приемного сына из-за речки. Он велел Васе почистить ружье. Василий посмотрел в дуло. Там – черно.

«Сам ездил, стрелял, а меня не пускает», – с обидой подумал Василий. Ему хотелось размяться, сразиться с каким-нибудь зверем. Вдруг нарвешься! И подумать в тайге, чтобы никто не мешал.

Генеральша так и стояла у него в памяти.

«Вы начитанный», – сказала она ему потом.

Генерал с женой устали в дороге. Вася посоветовал им задержаться в Уральском и одну ночь спокойно переночевать. Он сказал, что предупредит, чтобы все приготовили, даст домой телеграмму.

– У вас есть телеграф? – спросил тогда генерал.

– Нет. Но за рекой есть станок, и там живет телеграфист. Он живо перешлет отцу с нарочным.

Генеральша достала бумагу.

– Я напишу сам, – сказал Вася.

Она удивилась, какую толковую телеграмму составил. Написал безукоризненно грамотно, со всеми знаками препинания.

– Где вы учились? – спросила она.

– Отец отдавал меня знакомому. И сам старался.

– Хороший учитель оказался?

– Да, хороший человек.

– Как он сюда попал? Пьющий?

– Нет, он… хромой.

Генеральша хотела дать денег на телеграмму.

– Мне платить не придется, – ответил Вася. – Здесь у нас все свои и передадут без денег.

Пока проезжающие обедали на станке, он отнес телеграмму.

В дороге Василий рассказывал про Ивана Бердышова, про жизнь крестьян, про их промыслы.

– А доходят к вам газеты?

– Да, мы читаем.

– Вам, Василий Егорович, – сказала на прощание генеральша, – надо учиться. Может быть, когда-нибудь вам стоит поехать в Америку. Здесь это просто. Ездил же Бердышов! Теперь разрешено. Некоторые сектанты совсем переселяются туда. Вы бы отправились на корабле. То, что вы говорите про золотые богатства Амура, очень походит на рассказы про золотую лихорадку в Калифорнии.

Василий почувствовал, что новая знакомая хочет для него какой-то другой, лучшей жизни. Он и сам иногда думал об этом.

Ему казалось иногда, что еще будет он жить не здесь. «Не от Ивана ли Бердышова передались такие мечты? Тот бредил вслух, на Горюне, когда таскались на лодках с товаром по речкам и озерам, что заживет…»

После Горюна, на вечерке первый раз в жизни поцеловался Васька, и не сам поцеловался. Дуняша влепила ему поцелуй. Она тогда дразнила Илью!

Васька дружит с Ильей. Но до сих пор Дуняша нравится ему, и он душевно напрягается при встрече с ней, чтобы не выдать себя. А она хороша. И она и генеральша…

Васька бывал в городах. Черноглазые женщины нравились ему. Он встречал их в Благовещенске, куда ездил с отцом покупать коней, и в Николаевске, который нынче разжаловали, порт оттуда перевели. А прежде там стоял гарнизон, корабли, было много чиновников и военных. А теперь все заглохло, ничего, кроме торгашей и бардаков, не осталось.

Чудо что за глаза у генеральши. Умны и ласковы. На своих после такой и смотреть не захочешь. Черноглазые были редки среди светлых и русых крестьянских девушек.

Дуняша, конечно, хороша. В детстве Васька мог сидеть и любоваться на нее подолгу, как медведь на ветрянку мельницу.

Генеральша спросила: «Это по имени вашего отца названо место, где стоит Уральское?» Потом сказала: «Ваш отец знаменитый человек, и я не удивляюсь, что у него такие дети…»

А Егор сейчас стоял в углу перед иконой и молился на сон, закрыв лицо ладонями. Он думал о сыне и молился за него.

Егор замечал, что парень бывает грустным и всегда о чем-то думает, словно он что-то видит и понимает такое, что незаметно другим.

«Может быть, ему тоскливо без дела, он ведь все умеет, не в такой нужде вырос, как мы. Может быть, желает того, чего нет, невозможного».

«Почему ваш сын так безукоризненно грамотен? – спросила его генеральша. – Вы его учили?»