– А Ковригу-то не нашли, – вклинился Булат, с интересом поглядывая на самогон.
– Как не нашли?! Я же… я же всё подробно описал! И ст-стук, и к-косу… и Ковригу с… с косой! – И Копченый потрясенно налил себе стопочку.
– Ядрен батон, Копченый, полиция осмотрела всё железнодорожное полотно. Прям твое паломничество повторили. И ничего. Ты нам расскажи, как всё было, а мы вечерком, ближе к полуночи, и сами туда сгоняем. Да, брат шаман?
Лунослав с готовностью кивнул, не совсем понимая, как разговаривать с такими, как Копченый. Зато Копченый прекрасно понимал, как ему разговаривать со всеми.
– Ну конечно! Дерьмо это всё! – скривился он. – Никого и не нашли бы! И вы ничего не найдете! Жертвы-то – пропадают! Что, не слышали, что в народе говорят?!
– А что в народе говорят? – поинтересовался Булат и, подсев к Копченому, бережно влил ему в рот полную стопку.
Копченый закашлялся, закусил, а потом его как будто прорвало. Он всё говорил и говорил – и про прокля?тый день рождения; и про то, как они с Ковригой на нём услышали этот дурацкий слух; и про Шлагбаум; и про то, как Коврига до конца мужиком оставался, а сам он шел и молился, божился, что бросит пить, курить, изменять… В итоге Копченый выговорился, а Лунослав и Булат получили полную картину случившегося, что называется, из первых рук.
– Это же просто байка, еще одна городская легенда, – осторожно сказал Лунослав.
– Да? А про сандаль слышали? – шепотом спросил Копченый, и Булат тут же влил ему в рот еще самогона. – Говорят, иногда, особенно в старых домах, можно услышать вот такой звук. – И он выразительно и размеренно пошлепал себя ладонью по голой коленке. – Так вот это…
– Знаем мы этот шлепающий звук по ночам! – хохотнул Булат. – Плавали – знаем!
– Нет же! Это… это… – Копченый понизил голос. – Это шлепает сандаль, за которым не ухаживали при жизни!..
Булат застыл, а потом расхохотался, одобрительно хлопнув Копченого по плечу.
– Так, ясно. Значит, может материализовываться обувь, за которой не ухаживали. Мы проверим, – серьезно сказал Лунослав, записав всё в блокнотик, и на всякий случай покосился на свои сандалии. – Спасибо, за… эм-м… фольклор.
После этого сотрудники бюро направились к выходу.
– Я вам говорю, в Ивоте орудует какая-то секта или культ! – крикнул им вслед Копченый. – Это они сделали так, что любая жуткая болтовня становится правдой! Зуб даю!
– А вот это мы точно проверим! – беззаботно бросил Булат.
Оказавшись на улице, Лунослав с облегчением выдохнул:
– Думал, всё пройдет куда сложнее.
– А чего тут сложного? Подливай да слушай! – усмехнулся Булат. – Ну а мы что? В полночь на Шлагбаум?
– В полночь на Шлагбаум. – И Лунослав неуютно поежился.
После этого они отправились обратно в бюро – коротать время за беседами и игрой в карты на одевание.
Полночь того же дня. Шлагбаум.
К перекрестку подъехало такси, из которого вылезли Булат и взволнованный Лунослав. Едва дождавшись оплаты, таксист дал по газам, и машина с визгом скрылась в ночной мгле.
– Наверное, покатил рассказывать про очередных дураков, решивших здесь прогуляться, – хмыкнул Булат, вдыхая сырой воздух.
– Или у него проблемы посерьезнее, – возразил Лунослав. – Он всю дорогу таблетки от диареи грыз.
– Тут мешок цемента сразу грызть надо – дело такое. Ну что, пошли, брат шаман?
– А пошли, брат Булат, – отважно кивнул Лунослав.
Булат усмехнулся, включил фонарик и первым ступил на железнодорожное полотно.
Черное небо над их головами было беззвездным и пустым, словно отлитым в дьявольском копыте; однако его света вполне хватало, чтобы не сломать где-нибудь ногу. Верхушки темных деревьев со скрипом покачивались, хотя ветра не было. Где-то не то ухала, не то охала сова. Так и хотелось самому постучать по рельсам…
– Так, про мутное образование нашего бюро – знаю, – бодро сказал Булат, пуская при помощи фонарика пугающие тени. – А что по поводу твоей книженции? Что за язык, на котором ты свою вуду-кашу бормочешь?
– Ну-у… – неопределенно протянул Лунослав.
– И-и?
– Да не знаю я! В смысле – не знаю язык, который Черномикон показывает.
– Ну а смысл-то его понимаешь?
– Эм… Примерно, – смутился Лунослав.
– Примерно? – удивился Булат. – А вдруг ты нас всех матом на потустороннем кроешь!
– Не крою. Но горло от этого чтения дерет так, будто стакан стеклянных заноз с завода выпиваешь!
– Да?
– Да.
– Тогда ладно.
Лунослав и Булат в задумчивом молчании прошли еще несколько метров, как вдруг позади них раздалось отчетливое и тихое – тук-тук! Сова тотчас умолкла, а деревья заскрипели еще громче и зловещей. Сотрудники бюро замерли. Черномикон ощутимо дернулся.
– Не оборачивайся! – в страхе прошептал Лунослав, хватая Булата за рукав.
– Ядрен батон, дрищ! Ты чего?! Это же наша работа! – возмутился тот, вырываясь из хватки напарника.
– Хорошо-хорошо! Просто дай мне… чуток подышать! Вот та-ак! Фу-ух! Фу-ух!
Тук-тук! – снова постучал кто-то позади них по металлу.
– Не томи – не яблоко в заднице! – И Булат, схватив Лунослава, обернулся вместе с ним.
Луч фонарика выхватил из темноты ползшую по рельсам ужасную мертвую женщину, разрубленную пополам. Длинные черные волосы покойницы обрамляли ее бледное лицо с пустым взглядом; в руках у нее была жуткая коса, сделанная из острых полос разорванных рельсов. Вторая половина покойницы, едва сучившая ногами, болталась в остатках порванного савана.
– Мать моя, твою мать! – обмер в ужасе Лунослав. – А п-почему на ней саван?! Она же не в нём грибы собирала?!
– Лунтик! Книгу! – скомандовал Булат и молодцевато расправил плечи.
– Сам ты «лунтик»! – оскорбился тот, выхватывая затрепетавший Черномикон.