Бомбардировщик

– Задача! – проорал Котов, обнаружив, что «Звезду» пытаются прикрыть. – Всем выполнять свою боевую задачу! Никому не вмешиваться, даже если всё огнем полыхает, это приказ!

– Стреляй, Юсуф, – упрямо проговорил Нестеров. Первый пилот «Петляка» даже не заметил, как перешел на шепот. – Всё равно стреляй, пока можешь, ясно тебе?

– Яснее дня, Нестор.

Откуда-то сверху упал нацистский «сорокопут» и совершенно неожиданно завис справа от «Петляка». К оторопи пилотов, немецкий ас тряс головой и что-то напряженно высматривал в противоположной от «Петляка» стороне. Казалось, «сорокопут» добровольно вызвался в сопровождение тяжелого бомбардировщика.

– Ради бога, Саня, скажи, что ты сейчас сидишь в гондоле правого крыла, – произнес Коккинаки сдавленным голосом.

– Ты же не веришь в Бога, Козинак. – Голос Покрышкина был таким же низким, ничего не выражающим. – А если бы, сука, верил – глядишь, я бы там и сидел.

Пилот «сорокопута» всё еще не замечал опасного соседства.

– Держитесь крепче, братцы. – Нестеров плавно потянул штурвал вправо.

«Петляк» надвинулся всей тушей на «сорокопута», точно хотел поглотить его. Стремительно вращавшийся винт четвертого двигателя, способный обеспечить бомбардировщику скорость до четырехсот пятидесяти километров в час, нацелился на хвост истребителя.

– Относ бомбы при прицеливании! Относ бомбы! – пролаял Кожедуб. – Вы чем там думаете?! Козинак! Нестор! Дайте прежний курс!

– Не дури, Нестор, – сказал Коккинаки. – Пусть Юсуф его собьет.

– Он глухой, – отозвался Нестеров.

– Кто? Юсуф?

– Я тебе дам – глухой! – немедленно огрызнулся черкес.

– Нет, пилот «сорокопута». Он либо глухой, либо у него контузия. Иначе бы он услышал «Петляка». А у нас совершенно нет на это времени.

Вопреки опасениям Коккинаки, Нестеров и не планировал рисковать «Петляком». Он пустил винт выше вражеской машины, и мощный поток воздуха сбросил «сорокопута» с курса. В последний момент немецкий пилот оглянулся, а потом и его изумленное лицо, и запутавшаяся в воздухе машина резко ушли вниз.

Исход опасной ситуации заметили только Нестеров и Коккинаки. Покрышкин, так и не покинувший левую мотогондолу, поливал огнем еще одного «сорокопута», что в этот момент сверлом поднимался от земли. Романов в кормовой оборонной полусфере не давал трем нацистским истребителям сесть «Петляку» на хвост. Бегочароев пристально высматривал среди зенитных разрывов врага, а Кожедуб не отрывался от бомбового прицела.

Неожиданно всё расцвело нестерпимыми, перенасыщенными красками. К задымленному ночному небу, исполосованному лучами прожекторов, поднимался огромный огненный шар. Береговые укрепления города-крепости разлетались медленно, словно во сне, но это лишь говорило о стремительной скорости обломков, наблюдаемых с высоты, и чудовищной силе взрыва. Поверхность Балтийского моря пошла темной, пенистой гармошкой.

На фоне пузыря адского пламени, пожиравшего берег Кёнигсберга, взлетал ведущий звена. Тяжелый бомбардировщик напоминал клеймо, поставленное прямо на шквал огня.

– Вот вам х**м по лбу, фрицы е***ые! – проорал Кожедуб. – Погодьте-погодьте, сейчас и мы свою подкинем!

– Фотопулемет! – быстро скомандовал Нестеров.

– Есть фотопулемет! – отозвался Бегочароев.

На носу и на корме «Петляка», как и на любом другом Пе-8, находились так называемые фотопулеметы. Они представляли собой фотокамеры, фиксировавшие использование боеприпасов. С их помощью экипажи выручали не только себя, но и боевых товарищей. Не самое бесполезное занятие, учитывая приказы НКО СССР, в которых говорилось о необходимости документального подтверждения того, что цель поражена. Разумеется, все делали вид, что эти самые подтверждения требовались исключительно ради выплат.[2 - Приказ НКО СССР № 0299 «О порядке награждения летного состава Военно-Воздушных Сил Красной Армии за хорошую боевую работу и мерах борьбы со скрытым дезертирством среди отдельных летчиков».]

Раздался голос Котова:

– «Звезда» – звену. Задачу выполнил. Ухожу.

Говорил он тяжело – так, словно тащил только что сброшенную супербомбу на собственном горбу. Котову что-то ответили с «Тетерева», но никто ничего не понял. Динамики пронзительно завизжали, нагоняя на всех необъяснимую крупную дрожь.

– А немцы-то опять учудили, – заметил Коккинаки.

Нестеров отрыл было рот, чтобы разузнать, о чём речь, и тут же захлопнул его.

Рядом с замком Нойхаузен, что располагался в семи километрах от Кёнигсберга, воздух как будто остекленел и накалился. Там, казалось, пылали невидимые печи, выдыхавшие необозримое количество жара прямиком в ночь. За колебаниями пространства просматривалась авиабаза люфтваффе. Такая же грозная и опасная, способная породить десятки погибельных жал, она словно пряталась за этим призрачным щитом.

Очарование экипажа «Петляка» нарушил вопль Гулаева с «Тетерева»:

– Сделано, родненькие! Сделано!

Не сговариваясь, Нестеров и Коккинаки повернули головы в другую сторону. «Петляка» легонько тряхнуло. Второй раз за десять минут ночь превратилась в ослепительно яркий день. Северо-восточные предместья Кёнигсберга – там, где располагался вагоностроительный завод, – раздирал пламенный монстр, порожденный детонацией трех тонн взрывчатого вещества из тринитротолуола, гексогена и алюминия.

– Вышли на цель! Готов отправить посылку! – отрапортовал Кожедуб. – Жду команды!

Однако сотрясалось не только побережье Балтийского моря, вырванное из иллюзии сна. Прожектора пытались сжечь облака, тревожно выли сирены, по оранжево-черным клубам дыма полз «Тетерев» – всё это внезапно предстало фальшивой декорацией к тому, что разворачивалось по курсу «Петляка». Окрестности немецкой авиабазы заливало багровое сияние.

– Не лети туда, – пробормотал Коккинаки, с каким-то детским упоением разглядывая искажения воздуха. – Ради бога, Нестор. У меня дурное предчувствие.

– Сбрасывать или нет?! – проорал Кожедуб.

Нестеров что-то прокричал и с удивлением понял, что не слышит собственного голоса. Звуки словно были выкрадены необычным свечением.

«Петляк» влетел в центр атмосферных возмущений.

3

– Так сбрасывать или нет?! – не то вскрикнул, не то проблеял Кожедуб.

Штурмана услышали, но никто не сподобился дать хоть сколько-нибудь осмысленный ответ. Кожедуб и сам бы не припомнил, что за слова исторг его рот. Все поголовно озирались по сторонам. Широко раскрытые глаза с испугом изучали незнакомый мир.