Рано иль поздно

31 марта 2003 г. Ульянова Т. М. подала в мировой суд Ленинского района клеветническую «Жалобу в порядке частного обвинения», в которой извратила факты инцидента, случившегося 23 ноября 2002 г.

А именно:

1) Она сообщает, что вышла в коридор общего пользования, дабы узнать, о чём разговаривает вышедший ранее её муж Сыскунов и сосед Наседкин, и в этот момент Наседкин якобы брызнул ей в лицо из газового баллончика. То есть, гр. Ульянова утверждает, что мы с Сыскуновым мирно беседовали (обсуждали, допустим, футбольные новости и рассказывали друг другу анекдоты), а когда она появилась из своих дверей, я вдруг ни с того ни с сего набросился на неё и пшикнул газом из баллончик а в лицо, причинив «физическую боль»… Здесь явно описаны действия человека, находящегося в остром припадке сумасшествия или в крайней степени опьянения. Думаю, и сами Ульяновы-Сыскуновы, и свидетели (моя жена Наседкина Т. М, капитан Первушкин Н. Н. и два милиционера, бывшие с ним) подтвердят, что ни сумасшедшим, ни пьяным я в тот вечер не был.

2) Газовый баллончик «Шок» свободно продаётся в магазинах как средство самообороны, действие газа после применения прекращается через 20 минут и никаких серьёзных последствий для здоровья оно не представляет. Я вынужденно применил его для самозащиты против Сыскунова, который ворвался в МОЮ квартиру и набросился на меня с угрозами и кулаками. «Пшикнул» я один раз в тот момент, когда сам находился в прихожей своей квартиры, а Сыскунов, чуть отступив, находился у порога моей квартиры в коридоре. В этот момент и появилась из своих дверей Ульянова. Между нашими дверями расстояние 4 (ЧЕТЫРЕ) метра, между тем, зона действия баллончика «Шок» ТОЛЬКО ДО 2,5 (ДВУХ С ПОЛОВИНОЙ) метров, а более-менее серьёзно он действует на расстоянии ДО 1 (ОДНОГО) метра. Это чётко указано на самом баллончике, изъятом у меня капитаном Первушкиным для экспертизы. Так что никак не могла гр. Ульянова почувствовать «физическую боль», тем более «резкую» и пр. «предсмертные» симптомы.

3) Более того, Ульянова ВООБЩЕ не могла ощутить воздействие газа из этого баллончика, так как я приобрёл его в магазине «Охотник» за 50 рублей в июне 1999 г., когда после начала конфликтных отношений с Ульяновыми-Сыскуновы-ми мне начали угрожать расправой по телефону. Срок годности газового баллончика – 2 (два) года, так что в день применения 23 ноября 2002 г. уже более 2 (ДВУХ) лет, как срок годности его истёк (что могут подтвердить капитан Первушкин и результаты экспертизы), и фактически он был таким же безопасным и безвредным, как освежитель воздуха. И сама Ульянова на предварительной беседе у судьи 4 апреля 2003 г. неоднократно и справедливо подчеркивала, что на Сыскунова газ совершенно не подействовал, хотя Сыскунов в любом случае находился к нашей двери ближе, чем Ульянова. Таким образом, что и как делала Ульянова со своим лицом перед обращением к врачам, если на нём действительно были заметны какие-то следы воздействия, каким дезодорантом или антистатиком – знают только сами Ульяновы-Сыскуновы.

4) Думается ещё, что если бы каким чудом Ульянова и вправду серьёзно пострадала от газа вечером 23 ноября 2002 г., она обратилась бы в суд уже на следующий день. Почему же Ульяновы-Сыскуновы составили «жалобу» спустя 4 (четыре) месяца после инцидента? Это можно объяснить только тем, что 12 февраля 2003 г. Ленинский райсуд ещё раз вынес уже второе решение (первое было 12 марта 1999 г.) о сносе незаконных перегородок и возвращении соседям украденного Ульяновыми-Сыскуновыми общего коридора, так что с помощью мирового суда ответчики Ульяновы-Сыскуновы теперь пытаются шантажировать меня как истца, дабы я не настаивал на исполнении решения Ленинского райсуда.

5) Вызывает недоумение и не поддаётся никакому логическому объяснению тот факт, что, по существу, один и тот же Ленинский суд принимает к рассмотрению жалобу-иск от гр. Ульяновой, которая демонстративно более четырёх лет отказывалась исполнять решение Ленинского суда от 12 марта 1999 г. и уже второй месяц также демонстративно саботирует исполнение нового решения Ленинского суда от 12 февраля 2003 г.

В связи с вышеизложенным прошу дать соответствующую оценку «жалобе» Ульяновой от 31 марта 2003 г. и рассмотреть вопрос о привлечении гр. Ульяновой к уголовной ответственности за клевету и оскорбления, позорящие мои честь и достоинство. Я довольно известен как писатель и журналист не только в Баранове, но и за его пределами (книги мои издаются в Москве, за границей), пользуюсь уважением как чело-век, работающий на повышение культурного имиджа Барановщины и мне совсем не нравится, что, мягко говоря, непорядочные люди вроде Ульяновых-Сыскуновых могут меня не только обворовывать, грабить, терроризировать, запугивать, шантажировать, но ещё после этого меня же и выставлять сумасшедшим, маньяком, хулиганом да ещё путём измышлений подводить меня под категорию «обвиняемого» и «уголовного подсудимого». А если завтра им придёт в голову обвинить меня голословно в попытке изнасилования или покушении на жизнь?

Прошу и учесть, что моё заявление на хулиганские действия Ульяновых-Сыскуновых находится в Ленинском мировом суде с 23 декабря 2002 г. без рассмотрения.

Но 11-го апреля быстро выяснилось, что мои «петиции» нравятся далеко не всем. К примеру, той же судье Фоминой.

Она тут же безапелляционно и напрочь, причём без особых объяснений, отклонила просьбу о рассмотрении моего встречного заявления, а в моих «возражениях» ей жутко не понравилась просьба-предложение «о привлечении гр. Ульяновой к уголовной ответственности за клевету и оскорбления», и она (судья) пригрозила и эту бумагу завернуть, если я не дополню её доброй фразой: дескать, от судебного преследования гр. Ульяновой за клевету я отказываюсь…

Увы, я поддался на давление – написал-дополнил. И здесь сам собой вызрел ДОБРЫЙ СОВЕТ: ни в коем случае нельзя поддаваться прессингу судьи, отказывающего принять к рассмотрению ваши законные заявления и/или заставляющего менять-искажать их суть; тут же потребуйте письменного обоснования в отказе и немедленно обращайтесь в вышестоящие судейские инстанции, а ещё лучше – в прокуратуру. С первых же шагов судебного действа поддавшись необоснованному давлению суда или противной стороны, вы тут незамедлительно начнёте проигрывать процесс морально, а затем, можно не сомневаться, проиграете и фактически.

На этом, первом, заседании появился и молодой шустрый парнишка, оказавшийся новым адвокатом истицы. Скорее всего, для него (свидетели – моя жена, Сыскунов и капитан милиции Первушкин – ждали вызова в коридоре) были повторены все обстоятельства дела, а затем зачитаны протоколы, заявление и справка Ульяновой из станции скорой медицинской помощи. Она, эта справка, была весьма прикольной: выдана почему-то только 25 ноября (на третий день после инцидента) и значилось в ней, что прибывший по вызову врач обнаружил у гражданки Ульяновой покраснение кожи и слезотечение, что могло быть «реакцией на неизвестное аэрозольное вещество» и следом был вписан диагноз: «остеохондроз шейного отдела позвоночника» (?!).

Что касается протоколов, то я с удовлетворением отметил, что в милицейском протоколе изъятия у меня газового баллончика чётко отмечено-зафиксировано: срок его годности давно истёк. И в бумаге из экспертно-криминалистического управления вполне справедливо утверждалось:

Результаты проведённого исследования свидетельствуют о наличии в представленном веществе (из баллончика «Шок» – Н. Н.) капсаицина – экстракта стручкового перца, который ни к сильнодействующим, ни к ядовитым веществам не относится.

Да и заключение в акте судебно-медицинской экспертизы, которую Ульянова прошла почему-то только на 6-й день после злополучного «пшика», на взгляд любого здравомыслящего человека, свидетельствовало вполне в мою пользу.

1. Согласно данным меддокументации (? – Н. Н.), у Ульяновой выявлены отечность лица, гиперемия (покраснение) слизистых оболочек глаз, слезотечение. Это является следствием воздействия раздражающих веществ, возможно (! – Н. Н.), из газового баллончика 23 ноября 2002 г.

2. Данные телесные повреждения не повлекли за собой кратковременного расстройства здоровья или незначительной стойкой общей трудоспособности (как вред здоровью не квалифицируется).

Помимо этого имелась ещё и странная справка из какого-то опять госпиталя, будто Ульянова амбулаторно лечилась у них с 27 ноября по 3 декабря всё от того же «остеохондроза» (который, как известно, возникает от малоподвижного образа жизни, а совсем не от воздействия каких-либо газов).

Зачитав все эти бумажки-документы, Татьяна Карповна вызвала по очереди наших свидетелей, выслушала их, затем ещё раз предложила мне помириться с милейшей Тамарой Моисеевной (попросить прощения), выслушав мой категоричный отказ, она как бы тяжело вздохнула и назначила новое судилище на 23 апреля, при этом (я сначала ушам своим не поверил!) приказала мне принести-предъявить суду характеристики на меня от… Союза писателей и от соседей.

Мама миа! Вот оказывается до какого школьничества придётся дойти-опуститься…

Лёгким утешением этого судебно-фарсового дня стало то, что в почтовом ящике я обнаружил конверт со штампом подразделения судебных приставов и вполне замечательной бумагой.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ВОЗБУЖДЕНИИ ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО ПРОИЗВОДСТВА

…Руководствуясь п. 2 ст. 9 Федерального закона «Об исполнительном производстве», судебный пристав-исполнитель Веретёнкина О. А. постановила:

1. Возбудить исполнительное производство в отношении должника Ульяновой Тамары Моисеевны.

2. Должнику в течение 5 дней со дня возбуждения исполнительного производства предлагаю добровольно снести самовольно возведённые перегородки к кв. № 82 в доме № 36 по ул. Интернациональной в коридоре общего пользования, который привести в прежнее состояние.

В случае неисполнения должником требований исполнительного документа без уважительных причин в срок, установленный для их добровольного исполнения, судебным приставом-исполнителем осуществляется принудительное исполнение исполнительного (Увы, таков в этих кругах стиль! – Н. Н.) документа и выносится постановление о взыскании с должника исполнительного сбора и расходов по совершению исполнительных действий…

Постановление о возбуждении исполнительного производства может быть обжаловано в соответствующий суд по месту нахождения судебного пристава-исполнителя в 10-дневный срок со дня вынесения постановления.

Ну вот, преждевременно подумалось, есть, есть правда на земле!..

Однако ж, не будем торопиться и покончим с мировым судом.

Понятно, что характеристики на меня, как водится, пришлось писать-сочинять мне же самому. Соседи из 84-й и 156-й квартир, а также наш барановский литвождь подписи свои поставили с охотой: искренне соглашаясь, с одной стороны, со всем, что там было написано, а с другой, из благодарности ко мне, что не заставил, не упросил их писать эти бумаги самолично. А характеристики, надо признать, получились довольно симпатичные. Судья Фомина зачитала их вслух, узнав сама при этом и сообщив участникам процесса, что я «интеллигентный, образованный человек, известный писатель и журналист», что я «вежлив и предупредителен с соседями», что я «веду здоровый образ жизни», что у меня «хорошие семейные отношения с женой» и что у меня, наконец, есть «яркая положительная черта – стремление к справедливости»… Это – соседи.

А председатель писательской организации, в свою очередь, разъяснил суду, что член Союза писателей России Наседкин —

автор восьми книг, вышедших в основном в Москве, по праву является лидером тамбовской литературы, единственным из местных писателей, который своими изданиями-публикациями в столицах, за рубежом, в Интернете (где у него есть и свой персональный сайт) поддерживает имидж не только барановской литературы, но и города Баранова как культурного центра, Барановщины как региона с высоким уровнем культуры. Имя его широко известно любителям литературы. Именно такими людьми, как известный писатель и журналист Н. Н. Наседкин, гордится наша Барановская земля…

А далее Сан Саныч, наш писпредседатель, уже самолично добавил от себя, что

писатель Н. Н. Наседкин в быту человек скромный, ведёт здоровый образ жизни (не пьёт, не курит, морально устойчив), пользуется заслуженным уважением товарищей по перу…

К характеристикам была и приложена вырезка из свежего номера местной газеты, где на всю полосу красовался обо мне ну очень «медовый» очерк к грядущему буквально через два дня моему 50-летию. И очерк юбилейный был с выражением зачитан Татьяной Карповной. Правда, порой она делала неправильные, совершенно немыслимые ударения в словах, но общего впечатления, думаю, это не испортило.

И действительно, надо признать, характеристики (и особенно очерк) произвели на суд и противную сторону сильное впечатление. Взгляд судьи Фоминой явно потеплел и даже наполнился, как мне показалось, каким-то оттенком-блеском уважения ко мне, а адвокат дьявола… (тьфу, я хотел сказать – Ульяновой) тут же с жаром запротестовал против приобщения их к материалам суда, по какой такой причине я, признаться, так и не уразумел. Однако ж Татьяна Карповна характеристики-очерки к делу приобщила и тут же добавила ложку то ли мёда, то ли дёгтя: зачитала вслух две справки – из наркологического и психдиспансера. Неприятно, конечно, что такие справки, да ещё за твоей спиной на тебя запрашивают, но хорошо хоть и даже славно узнать, что ты, оказывается, в этих мрачных заведениях на учёте не стоишь…

И на том спасибо!

На данной ноте судилище в тот день и закончилось, ибо адвокат истицы, видимо, опасаясь благоприятного воздействия на суд моих характеристик и справок, а также явно желая потянуть время, настойчиво попросил пригласить в суд ещё одного ну очень важного свидетеля – врачиху «скорой помощи», спасшей его пациентку в тот злополучный вечер от «газовой смерти».

Через две недели, 7 мая, свидетельница Захаркина (молодая женщина), почему-то страшно волнуясь аж до пунцовых пятен на щеках , поведала суду, что хорошо и даже отлично помнит, как она, приехав по вызову, застала несчастную Ульянову в страшном состоянии: у неё наблюдались «пунцовые пятна на щеках, осиплость голоса, сухой лающий кашель, слезотечение»…

Показаниям свидетельницы, отлично помнящей подробности вызова и состояние «лающей» пациентки целых пять с половиной месяцев, цены бы не было, но ведь вот в чём закавыка: на мои уточняющие вопросы – какого числа это произошло и какие вызовы (а их, по её словам, бывает не менее 15-20 за смену), каких пациентов того дня она ещё запомнила? – ужасно нервничающая молодая женщина ответить не смогла…

Что-то с памятью её стало!

Я сидел, почти не слушая адвоката, что-то вещавшего следом, и размышлял о том, во сколько же обошлась Ульяновой избирательность памяти этой симпатичной и, судя по пылающему лицу, ещё не совсем потерявшей совесть женщины…

Когда мне было предоставлено последнее слово, я, по моему разумению, очень убедительно, логично и победоносно объяснил, что дело яснее ясного: все свидетельские показания можно трактовать 50 на 50 – и в пользу истицы, и в пользу ответчика, но следует учесть, что у Ульяновой в наличии есть только всякие сомнительные справки, а у меня – факты, факты, одни только факты.

Оглашение вердикта было назначено на 12 мая. Дело это – составление приговора – как оказалось, серьёзное, требует подготовки, размышлений, вероятно, консультаций, ну и, не исключено, уточнений о размерах всяких премиальных и прочих тонких материй…

Само собой, это всего лишь мои догадки-предположения. Признаюсь (хотя мне стыдно в этом признаваться!), на оглашение приговора я шёл в бодром настроении, уверенный почти на все сто в своей победе. Поэтому хочу для таких же наивных людей дать очередной ДОБРЫЙ СОВЕТ: до самого момента оглашения вердикта ни в коем случае нельзя быть уверенным в победе – тогда, если решение суда будет в вашу пользу, вы испытаете радость вдвойне, а если услышите из уст судьи, что проиграли – горечь и обида уже не будут такими острыми.

У меня тонус при выслушивании «моего» приговора начал понижаться очень скоро и к финалу-заключению достиг минусовой отметки. Думаю, в первую очередь для тех счастливчиков, кто никогда не бывал в роли обвиняемого, стоит процитировать-представить здесь хотя бы шапку и заключительную часть этого довольно специфического и в чём-то очень и очень гнетущего документа из судебно-криминального мира.

ПРИГОВОР

именем Российской Федерации

г. Баранов 12 мая 2003 г.