Он заберет нас из-под сени той
В сиянье дня, к расплывчатому лику.
И не узнать, откуда есть пошел,
Где занялся… ты станешь дик и странен.
Но что сказать? Громаднее, чем пол,
Весь мир еще и светел, и пространен.
Mea culpa
Когда все сказано, о чем нам говорить?
О чем писать перед лицом томов собранья?
Кого любить (игрушку сердца раздобыть),
Кого спасать (когда оправданно страданье)?
Когда все – вылитые кто-то там еще,
Кого и как нам отличить чертой особой?
Когда отравленный твой кубок подслащен
Святой державою, готовой встать у гроба.
И если иродов здесь более, чем звезд,
И всяк – тиран своей душе, и плеть тирана,
О чем нам петь, кому светить, когда колосс
И тот устал кидать подачки солнца странам?
Вот видит бог – хотя он каждому и свой –
Что золотой сбруей натерло нам сильнее,
Чем оходившей бок оглоблею-войной,
Нагайкой-страхом, розгой глупых поучений.
Когда все выбрано – что ты предложишь нам?
Когда все слилось, показавши неотличье,
Когда цветет весна прыщавая по лбам,
Чей скос вещает нам про радость неоличью?
И это, знаю, только маленький аванс
Грядущих выплат по лежалым вкладам злобы.
Я ухожу туда, где не солжет весна,
Где не сожжет война, где не сподлит утроба.
Когда все выбиты – в кого еще стрелять?
И если жалко даже уточек из глины,
Что говорить о тех, кого уж не разнять
С разбитым зеркалом сверкающей витрины.
Я все сказал. И если дальше – тишина,
Я принимаю. Я хочу лишь быть уверен,
Что все добрал, что опустевшая казна –
Не меа кульпа. И тогда – уйти скорее.
Гон
1
В крапинах, в искрах,
Лисицы бегут.
В скраде лесистом
И берег – не крут.
Повелеваю.
Недолго – раз-два,
Вот и слетает
Моя голова.
Вот и слетела.