Они ждали приказа генерала Салана, главаря фашистского заговора против французского и алжирского народов, чтобы обрушиться вооруженной лавиной на метрополию, нанести решающий удар по ее республиканскому строю. А когда единое массовое выступление французских трудящихся сорвало попытку фашистского переворота в стране и террористы из ОАС начали свой «фестиваль бомб» во Франции и Алжире, именно из легионеров составлялись наиболее активные боевые группы ОАС, именно легионеры стали «героями» многочисленных процессов об убийствах из-за угла, покушениях, поджогах, взрывах.
Террор не помог, не помогли и наемники. В марте 1962 года были подписаны Эвианские соглашения о прекращении огня и самоопределении Алжира, а еще через два месяца Алжир праздновал завоевание своей независимости. И пришлось Иностранному легиону убираться из страны, на земле которой он был создан более века назад и где пролил потоки крови мирных, невинных людей.
Легионеры попытались обосноваться во французской Гвиане, но отношение населения страны к наемникам было настолько враждебным, что от этого намерения пришлось отказаться.
Позднее новая база легиона была создана в Джибути, столице Французского Сомали. Насилие, грабежи, расстрелы мирных жителей, строительство тюрем и концлагерей – вот чем занимались в этой стране солдаты Иностранного легиона.
Есть мрачная символика в том, что после изгнания французских колонизаторов из Алжира Иностранный легион одну из своих баз устроил в маленьком городке Обане под Марселем, где в годы Второй мировой войны размещался гитлеровский концентрационный лагерь – лагерь смерти, как их прозвали во всей Европе. Там пытали и уничтожали заключенных, среди которых было немало французских патриотов – участников движения Сопротивления. Сегодня методы гитлеровских извергов изучаются и берутся на вооружение наемными вояками.
И теперь представьте мою реакцию на все это мракобесие, когда я из реалий СВО образца 2023 года «проваливаюсь» в Африку начала 1980-х и попадаю в структуру, где открыто пропагандируют фашизм! Мягко выражаясь, я охренел, а если сказать прямо, то люто возненавидел всех этих лягушатников и фашистских недобитков.
Причем фраза «фашистские недобитки» – это не какая-то абстракция, которую вы часто слышите с экрана телевизора из уст различных пропагандистов, нет, здесь все предельно просто и лаконично: в 1982 году человеку, родившемуся в 1920–1925 годах, то есть успевшему повоевать во Второй мировой войне, около шестидесяти лет. Таким образом, это весьма живой и бодрый мужчина, у которого в прошлом за плечами вполне может быть служба в одном из лагерей смерти или что-то еще похлеще.
Легион, в рядах которого насчитывается около восьми тысяч наемников, хотя по названию и французский, однако по составу больше похож на иностранный. Кроме французов, которые составляют половину легионеров, здесь служат англичане, ирландцы, португальцы, итальянцы, греки, арабы, шведы, американцы и лица других национальностей. Все они живут и действуют под вымышленными именами.
Контракт на службу в легионе наемник подписывает на пять лет, после чего может выйти в отставку с фальшивыми документами и под чужим именем. Есть в легионе наемники, которые решились остаться в нем на всю жизнь. Такие обычно делают себе на руке наколку – «Великий неизвестный». Насчет величия профессионального убийцы говорить не приходится, а вот что касается «неизвестного», так это точно. Легионер на всю жизнь теряет свое имя, имена отца, матери, теряет национальность, теряет родину.
Хотя, в принципе, чего я ожидал? Что, как только я заявлюсь в вербовочный центр легиона, то меня сразу же примут на должность генерала, осыплют всяческими благами, да еще и в задницу расцелуют? Оно, конечно же, хотелось именно этого, но по факту, естественно, получилось иначе.
Это все из-за того, что мы в современной России разбалованы по самое не балуй. Если кто вам скажет, что в Европе царит демократия и всяческое человеколюбие, то плюньте этому дебилу прямо в рожу. Ни хрена подобного! Это у нас в России – демократия и человеколюбие, а у них там, в Европах, сплошь тоталитаризм, варварство и кощунство. Я думал, французы – культурные люди, типа носовым платочком все протирают, вежливые, обходительные, а на самом деле вроде цыган: крикливые, гомонят, горлопанят почем зря, еще и свиньи редкостные.
За сорок пять лет жизни я много чего повидал и имею весьма скептический взгляд на эту самую жизнь, но все равно глубоко внутри себя остаюсь неисправимым романтиком, который продолжает верить во что-то такое эдакое. Одной из таких романтических грез для меня всегда был Французский Иностранный легион. Сами слова «Легион» или «легионеры»… Сразу в голове возникает что-то такое из древнеримской истории…
– Куда ты прешь, скотина черномазая! – заорал я на бегущего за машиной паренька.
Мелкий придурок едва не попал под колеса ехавшего следом за нами грузовика. Машина стукнула его правым крылом, подросток отлетел от удара на обочину красной пыльной дороги.
Чертова красная земля! Красная пыль в сезон засухи повсюду, она въедается в одежду, кожу, волосы, превращая все это своим окрасом в поверхность Марса.
От резкого торможения я стукнулся о деревянный борт. Тяжелая винтовка в руках направлена в сторону ближайшей «зеленки», которая тут повсюду. Глаза рыскают из стороны в сторону в поисках опасности, вроде все спокойно. Знаками показал своей команде рассыпаться по округе, беря под охрану и контроль два наших грузовика. Сам направился к копошащемуся и воющему от боли пареньку в придорожных кустах. Лоб ему расшибло будь здоров, вон как кровища хлещет.
Моя команда, особенно из числа новичков, глядит на меня как на умалишенного. Ну еще бы, с чего такая доброта и человеколюбие к совершенно постороннему пацану, который сам бросился под колеса грузовика? Тем более от белого человека? Местные привыкли, что белые не особо их привечают, ставя по шкале ценности в один ряд с обезьянами и крысами. Но я-то не простой белый, я – русский, а значит, для меня любой человек, независимо от цвета кожи, в первую очередь – человек!
Тут, конечно, не плохо было бы вспомнить слова из знаменитой песни Shamana «Я русский», но, честно говоря, я не знаю ни единой его песни, да и сам он как певец мне не нравится, какой-то он слишком слащавый, прилизанный и показушно попсовый. То ли дело Юра Клинский, он же Хой…
Стоп! Про мертвого негра не Хой пел, а «Запрещенные барабанщики». Вот блин, от этой жары в голове каша. Итак, что тут у нас с чернокожим парнишкой? Жив? Сейчас поглядим.
Глава 4
Паренек был тщедушен, как многие африканские дети. Скелет, обтянутый кожей. Оборванные до колен шорты, замызганная майка, слетевшая от удара плетенная из листьев шляпа и полное отсутствие обуви на ногах. Босоногая Африка во всей своей красе!
Пацан, завидев меня, тут же выполз из кустов, но не бросился наутек, а наоборот на карачках пополз навстречу, что-то отчаянно лепеча на непонятном мне наречии. Я, можно сказать, полиглот, за то время, что провел в Африке, подтянул свои навыки разговорного языка и бегло говорю на французском и английском, также начал осваивать суахили и арабский – основные языки западного побережья Африки. На каком языке лепетал пацан, я не разобрал, но, скорее всего, на том же самом наречии, на котором говорили местные племена баконги – язык банту. Причем банту – это не какой-то один язык, вроде русского, это целая семья языков, вроде всех наших славянских, где не факт, что серб поймет русского, а болгары разберут, чего там чешут словенцы или чехи.
– Паспарту, – позвал я своего зама. – Что малой чешет?
Паспарту начал закидывать пацана вопросами на тех наречиях, что знал сам, потом, видимо, понял, чего там пацаненок лепечет, и позвал одного из ветеранов нашего отряда – пожилого Векесу, который был самым старым бойцом в моей группе, ему почти сорок лет, а по африканским меркам это весьма почтенный возраст. Они тут ведь в Африке долго не живут, это вам не Япония.
Пока Векеса, смешно придерживая на бегу винтовку, семенил в нашу сторону, я ухватил пацана за голову, осмотрел его рану, промыл ее слабым спиртовым раствором и наложил бинтовую повязку. Кости черепа целы – это самое главное, а рассеченная кожа заживет. Шрамы украшают мужчин. Дал пацаненку напиться, а потом еще и угостил кусочком сахара, который таскал в подсумке специально для таких случаев – одаривать местную ребятню.
Векеса провел короткую беседу с пацаном и тут же доложил о результатах:
– Парень говорит, что в деревне, куда мы едем, на нас подготовлена засада. Вчера приехали «белые фуражки», некоторых мужчин убили, некоторых женщин изнасиловали, согнали всех детей и женщин в несколько больших сараев, облили стены бензином, мужчин разместили на улице, приказали сидеть тихо, а то сожгут всех. Отец этого паренька подслушал разговор «белых фуражек», где они совещались, как бы половчее устроить засаду на своих сослуживцев, которые должны приехать сегодня после полудня. После засады, в которой все легионеры должны быть убиты, местных планировали сжечь. Папаша этого пацана тайком разобрал часть стены сарая, и ночью паренек сбежал, чтобы предупредить нас.
– Пацаненок просит, чтобы мы помогли его односельчанам, – лаконично закончил Векеса пересказ разговора с раненым негритенком.
Ага, вон оно как! Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться, собственно говоря, к этому все и шло. Придурок Жан Батист Харза все-таки решил пойти на открытое противостояние. Хотя какое оно, к черту, открытое? Послал группу капрала Себастьяна Самни, чтобы те устроили на нас засаду и перестреляли всех к чертям собачьим. То, что это будет группа именно капрала Самни, я не сомневался: во-первых, именно она вчера рано утром выехала за ворота базы на двух грузовиках и одном джипе и к сегодняшнему утру так и не вернулась, а во-вторых, Самни, как и его покровитель Харза, на меня точат зуб с первого дня нашего знакомства.
– Паспарту, сколько человек было с капралом Самни, когда они вчера покинули базу?
– Двадцать, командант, – тут же доложил мой заместитель.
– Знаешь, что они с собой взяли?
– Точно было несколько пулеметов и грузили ящики с взрывчаткой, командант.
– Ну, теперь понятно, почему нам выдали такой скудный боекомплект, да еще и не разрешили брать пулеметы и винтовочные гранаты, – раздраженно хмыкнул я.
Ну что ж, так или иначе, но скрытый от посторонних глаз конфликт между мной и ветеранами легиона вызрел и прорвался всплеском гноя. Я, конечно, ожидал, что это произойдет в несколько иной форме, но капитан Харза, по большому счету, сделал все правильно. Командира базы, где моя группа сейчас тянет лямку, майора Сивонье, сейчас на месте нет, он укатил в Джибути по делам. Вместо него командиром базы остался капитан Шлинке – редкостный тупица и алкаш. А вот капитан Харза, хоть и гадливый придурок, но очень коварная и мстительная тварь, он с первого дня на меня зуб точит. Ну еще бы, ему, как потомственному «вишисту» и поклоннику Гитлера, я как славянин был поперек горла. Опять же, сиди я тише воды, ниже травы, признав верховенство ветеранов легиона над собой, как и все остальные новички-легионеры, возможно, не было бы никакого конфликта, но я специально провоцировал приспешников капитана Харза, частенько тролля их без особой причины. Мало того, в отличие от остальных белых, я не чурался якшаться с чернокожими легионерами, мало того, сколотил вокруг себя из черномазых банду численностью в дюжину рыл. А в прошлом месяце, несмотря на то что не прослужил еще даже года, получил звание капрала, а все потому что моя банда выиграла соревнования по армейскому многоборью, утерев нос постоянным чемпионам базы – взводу капрала Самни.
В общем, все шло к тому, что меня и мою банду порешат. Надо отдать должное, Харза решил убить сразу двух зайцев: избавиться от надоедливого славянина и его команды победителей, а также кардинальным образом решить проблему с тупыми африканцами, которые никак не хотели покидать свою деревню и переезжать на новое место, туда, где не были обнаружены залежи бокситов.
В этой деревне я уже был две недели назад, по приказу майора Сивонье провел переговоры с местными, наладил, так сказать, мосты и пришел к кое-каким призрачным договоренностям. За неделю, проведенную в гостях у местного вождя, смог вразумить местных, что им все равно придется свалить с насиженных мест, но есть шанс неплохо поторговаться с белыми. Я даже помог одному местному мужику из старейшин деревни с его раненой ногой. Старейшину на охоте порвала гиена, и нога жутко гноилась, даже странно, что еще не началась гангрена. Рану хорошенько прочистил, засыпал толчеными таблетками антибиотика, вроде помогло. А изначально местные жители просили ногу отрубить, а культю прижечь. В общем, даже с деревней все могло решиться миром, но почему-то большей части белых в Африке хочется все спорные вопросы решать грубой силой.
Сегодня утром мое отделение, которое усилили еще десятком легионеров-новичков, подняли по тревоге и в спешном порядке отправили в эту самую деревню – усмирять непонятно почему возникший бунт местных. Почему бунт должны были усмирять именно мы, а не местные власти – непонятно. Ладно бы еще была угроза для белокожих из числа работников компании, но здесь разработки еще не производились и белых не было. Опять же, совершенно было непонятно, почему нам выдали только винтовки и по три десятизарядных магазина на брата. То есть БК с гулькин нос, и про пулеметы с гранатами, положенные по штату, приказали забыть.
Теперь-то все сходится. Нас гонят на убой, чтобы потом обвинить в засаде местных и под шумок разгромить эту деревню, устроив ее жителям геноцид.
– Спроси у пацана, он знает, где точно разместилась засада на нас? – обратился я к Векесе.
Седовласый Векеса перевел мой вопрос. Пацан утвердительно закивал головой, радостно лыбясь, видимо решил, что раз я спрашиваю, где засада, значит, мы вступим в бой и отобьем его односельчан. Есть такая мысль. Отдавать под нож пару сотен африканцев не хотелось. Они мне, конечно, никто, но все-таки живые люди, опять же, лучше рубить врагов по частям, чем ждать, пока они выступят против меня единым фронтом. Сейчас рассчитаем взвод капрала Самни, а в дальнейшем предъявлю счет уже и капитану Харзе.
Пацан рассказал, что засаду на нас устроили в распадке между двух холмов при въезде в деревню. Злодеи разместились на вершинах холмов, установив на обратных склонах палатки, чтобы с комфортом пережидать полуденный зной.
Где располагались эти холмы, я знал, дорога, ведущая в деревню, делала зигзаг между двух огромных луж, в которых обычно нежились змеи и всякая ползучая гадость, потом грунтовка перепрыгивала через пересохшую из-за сезона засухи речушку, начинала подниматься вверх и проходила как раз между двумя невысокими холмами. Тот холм, что справа, был чуть повыше, а тот, что слева, чуть пониже, оба располагались примерно в ста метрах от дороги. Пространство между склонами холмов и пыльной грунтовкой было лишено всякой растительности и складок местности. Короче, идеальное место для засады, чтобы перещелкать пассажиров двух грузовиков, как мишени в тире.
При всей моей нелюбви к капралу Самни надо отметить, что вояка он был хороший и опытный, битый волчара, одним словом. У него за плечами долгие годы войн на Черном континенте. Такого на мякине не проведешь. Ну и остальные легионеры в группе капрала Самни тоже все с боевым опытом за плечами.
А вот в моем взводе, который численностью не дотягивает до полного состава в тридцать штыков, опытных бойцов всего трое, включая меня. Остальные – все сплошь новички, первого года службы, у которых из реального опыта только патрулирование и несение караула.
Те двенадцать человек, что составляли костяк моей банды, я тренировал лично, делая упор на прикладных приемах ведения боя. Со стороны ветеранам легиона мои тренировки казались каким-то несерьезным действием, но когда я выиграл соревнования, то майор Сивонье проникся и убедился, что я был прав.
Тут надо сказать, что командир базы, куда нас отправили с Паспарту служить сразу же после тренировочного лагеря, не просто так выделил меня из остальных новичков. Я его подкупил, дав в залог один из алмазов, и пообещал, что если моя группа выиграет соревнование, то к этому алмазу добавлю еще один. Надо ли говорить, что именно командир базы решал, кто победит в соревновании по многоборью.
Соревнование моя группа выиграла, и я предложил майору подать заявку на участие в следующем этапе турнира, но уже с командами с других баз. В этих соревнованиях было принято делать ставки, и соответственно, если бы неожиданно победила команда новичков, то поставивший на нее человек сорвал бы неплохой куш. Именно для того, чтобы прозондировать этот вопрос, майор Сивонье и уехал к вышестоящему командованию на ковер, а заодно и пристроить подаренные ему от меня алмазы.
По дальнейшей моей задумке, мою группу должны были освободить от всех насущных дел, чтобы мы могли тренироваться до седьмого пота, а уж потом, когда нас отправят на основную базу легиона на севере Африки, дать оттуда деру, купив в Марокко паспорта для всех моих людей. У брата Паспарту в Марокко был старый приятель, зарабатывавший себе на жизнь легализацией беглецов из легиона, которых на самом деле было очень много, но далеко не всем удавалось уйти от охотников за головами, коих обязательно направляли вслед за дезертирами. Дальше мы планировали перебраться на восточное побережье Африки, осесть в одной из тамошних стран, где никогда не видели советских инструкторов, специалистов и советников.
Эта небольшая страна на восточном побережье Африки была окончательной точкой в моем путешествии, именно с этой страной и был связан весь мой план по воздействию на мировые события в целом и в СССР в частности. Какая это страна, я пока не скажу, секрет.