Мститель

– Так вроде сербы всегда были за нас. Может, освободим их?

– Обязательно освободим, но позже, вначале разберемся с текущими делами. Этого перевязал?

– Ага.

– Эх, попал ты парняга, ох попал!

Размахнувшись, что есть силы засадил ботинком по больной ноге пленному и тут же добавил ему второй удар в лицо, чтобы заглушить крик боли, готовый вырваться из его глотки.

– Молчать, сука! – зло прошипел я в ухо пленного паренька. – Если хоть слово не по делу вякнешь, отдам тебя тому здоровому сербу, с чьей сестрой ты забавлялся. Понял? Только твое хорошее поведение и преданность мне помогут избежать этого!

– Я понял, все понял, господин! Сделаю все, как вы скажете!

– Быстро и четко рассказал, как работала ваша группа, и что должно произойти дальше. Сколько вас всего и где остальные? Кто главарь и кого ты называл Хозяином?

– Сколько всего человек в группе, я не знаю, меня самого сюда взяли недавно. Мехмед – мой двоюродный дядя, он и привел в банду. Хозяин – это главарь, его зовут Ахмед, он бывший военный, у него несколько кораблей и команда больше ста человек, сейчас они где-то в море, на берегу осталось немного. А всего в отряде Ахмеда около тысячи вооруженных бандитов. Вчера Мехмед встречал небольшой катер, на котором были трое: один англичанин, молодой пацан и какой-то украинец. Англичанин рассказал, что следом идет его родственник с хорошим грузом на борту и просил помочь ему, потому что тот наивный и доверчивый человек. Вот Мехмед и решил подзаработать и захватить груз. Этот пирс давно стоял заброшенный, Ахмед держал здесь рабов и часть груза перед перепродажей.

– Чей буксир?

– Это посудина толстяка, который вас встречал. Он должен Ахмеду денег, и его семью держали в заложниках, пока родственники не соберут выкуп. Мехмед предложил ему подзаработать и сократить сумму выкупа. Тот согласился.

– Когда вернется Ахмед?

– Я не знаю, но, наверное, скоро. Завтра-послезавтра в Синоп должен прибыть Визирь из Стамбула, он заберет Черного генерала с собой. Тех людей, которых захватили с генералом, должны будут прилюдно казнить на площади, и под это дело местные торгаши организуют большое торговище – базар. Ахмед привезет ходовой товар – славянских рабов, молодых блондинок Наташек.

– Сюда он заглянет?

– Конечно. У него есть еще две стоянки, но здесь сербы, которых он тоже захочет продать. Так что сюда люди Ахмеда обязательно придут.

– Ясно. Буксир на ходу?

– Вроде да, но точно не знаю, топливные баки там пустые.

– У нас есть хороший товар: старинные сабли, автоматы и пистолеты из золота, медикаменты, швейцарские часы, дорогая одежда и прочее. Кому все это можно продать?

– Много кому, но проще продать сербов. На них есть покупатель, который купил всех их соотечественников. Лучше продать сербов, за них можно взять хороший барыш. А можно сразу на горючку поменять: тот бей, который хотел купить сербов, как раз топливом и торгует.

– Ай молодец. Видишь, какой умный мальчик. На лету все схватываешь. На, держи за это таблетку, – протянул я ему упаковку с обезболивающим. – Кроме Ахмеда и его людей больше никто сюда не придет?

– Вроде нет. Разве что Мехмед с братьями может заглянуть, чтобы посмотреть, какой куш мы взяли, но раньше обеда он не появится: пока сменится, пока дома отдохнет. Только после обеда и появится.

– Есть куда перегнать наш сейнер так, чтобы в глаза не бросался?

– Можно сразу к Бараку, это тот самый торговец топливом. Утром, как рассветет, выйдем в гавань и перегоним ваш сейнер к его причалу. Свяжемся по рации, я с ним поговорю, – сказал парень, жадно разжевывая таблетки. – Как мне к вам обращаться, господин?

– Эфенди, – через плечо бросил я.

Имя самого пленника меня вовсе не интересовало: зачем оно мне, если этого паренька в любом случае скоро придется уничтожить.

Оставив раненого валяться на земле под присмотром керчанина, я вернулся обратно в двухэтажный барак. Убитых турок затащили на первый этаж и свалили в кучу в углу. Мои мужики почему-то выглядели какими-то грустными и были чем-то встревожены.

– Чего такое хмурые? – спросил я.

– Валеру убили, – огорошил меня Митяй.

– Как?! – опешил я. – Кто? Я не слышал никаких выстрелов.

– Видимо, когда турки ворвались и начали шмалять в разные стороны, одна пуля пробила стенку и прямиком Валерчику в сердце угодила. Вон он лежит, мы его шторкой прикрыли. Надо бы похоронить пацана. Хороший мужик был.

– Похороним, обязательно похороним, – сказал я, осматривая труп немого.

Действительно, небольшое входное круглое пулевое отверстие в левой стороне груди. Крови немного, при беглом осмотре и не заметишь. Жаль мужика, он был самым спокойным и тихим из нас, и дело вовсе не в том, что он не разговаривал. Просто он был другим – более интеллигентным, более вежливым и культурным. Хорошим был мужиком!

Царство ему небесное, земля пусть ему будет пухом!

Глава 3

Валеру похоронили рядом с причалом. Там был кусок вывороченного взрывом бетонного покрытия, с помощью лопат расширили и углубили воронку, положили туда тело Валеры, замотанное в ковер, присыпали землей. Распили бутылку турецкой водки и сухо щелкнули затворами пяти автоматов, изобразив скорбный салют.

Сейнер мы оставили пришвартованным на причале возле злополучного барака. Все ценное, включая топливо, перетащили на буксир. Чтобы быстрее справиться с погрузочно-разгрузочными работами, припахали сербов и пленных турок. Вкалывали всю ночь как проклятые, но с рассветом все было окончено, и когда солнце появилось над горизонтом, буксир прогревал свои силовые машины.

В команду записали не только сербов, но и турок в полном составе, вместе с женщинами. Кстати, турки на самом деле оказались этническими грузинами. Многие не знают, но в Турции полно этнических грузин; даже их последний национальный лидер Эрдоган и тот имел грузинские корни: его предки были родом из Батуми. Старшим над турками поставили одного из сербов – мужчину по имени Баян: мне он показался самым рассудительным и спокойным из своих соплеменников.

С сербами я пересекался много раз: у нас в вузе их было очень много, действовала целая программа по обмену студентами, одно время я даже курировал подобную группу сербских студентов.

Сербы, как и любая другая нация, обладают как положительными, так и отрицательными чертами. И, рассматривая сербов со всех сторон, обнаруживаешь, что, пожалуй, как и у всех, положительное перевешивает отрицательное. Есть у сербов такая схожая с нами черта – это любовь перемыть кости своим европейским соседям и навесить ярлыки. Босанцы тупые, болгары – хитрожопые цыгане, как и итальянцы. Македонцы тоже хреновые, хорваты – фашистские козлы, черногорцы – просто козлы. Все западные страны – швабы, у которых нет души, и ваще роботы, в большей или меньшей степени.

Но Россия – старший брат и вообще мама. Так и говорят: «majka Rusija», «na nebe – bog, a na zemli – Rusija», «nas i rusa 300 miliona» и так далее. Это, если непонятно, переводится так: «мамка Россия», «на небе – бог, а на земле – Россия» и «нас с русскими 300 миллионов». Но в то же время это отношение вызвано корыстными мотивами, как мне кажется. Обмануть руса при этом не возбраняется, так как, по мнению большинства, каждый русский – олигарх. Когда пытаешься объяснить, что это не так, кивают головой на Черногорию, где русские скупили все побережье.

Как и мы, сербы любят поговорить о душе и собственной исключительности, считая себя богоизбранным народом. Мой сербский знакомый, который учился у нас на инженера, как-то рассказал о своем приятеле, православном, который очень рассердился, когда на старости лет узнал, что Иисус не серб, а еврей.

Религия – больше способ самоидентификации народа, ибо окатоличенный серб – это хорват, а оправославленный хорват – это серб (не я придумал, так священник объяснял). Со всякими постами и другими правилами вообще никто не парится. Тетки заходят в церковь в мини-юбках, без платков на голове и прочего. У девяноста процентов пацанов татухи, часто на религиозную тему, а о том, что существует запрет на тату, думаю, никто и не догадывается. Но при этом будут бить себя пяткой в грудь, какие они православцы, и рассказывать о том, как римокатолики хотят погубить православие. Мясо и ракия в пост заходят как дети в школу. Выглядит все это забавно. Также, как и в России, где наряду с православными праздниками существуют и чисто языческие.

А вот хамства нет – ни в магазине, ни в полиции, ни в других учреждениях. В основной массе все доброжелательны, готовы помочь. Но есть одна штука, я даже не знаю, как это назвать, для себя называю – низкая культурка. Например, встать в дверях в магазин двумя семействами – и пусть весь мир подождет. Но опять же, все это без агрессии, по недодумке какой-то. Но, насколько знаю, данная черта присуща многим нациям: видел такое и в Израиле, и в Испании, и в Италии.

Старшего грузина, того самого, которого я зарезал ножом, звали Або, его тоже похоронили – закопали на заднем дворе гостиницы, замотав в ковер. В подвале сидели его жена, дочь, два сына и племянник, а на буксире были их работники – два грека с Кипра. Я не стал запоминать их имена, лишь пригрозил скорой и кровавой расправой, если предадут. Вначале я удивился, что они выказали желание идти с нами, но потом сообразил, что особого выбора у них нет: остаться здесь – значит гарантированно попасть под гнев страшного Ахмеда.

Про этого турка мне уже столько всего наговорили, что первое, что я сделаю, если его встречу, это разряжу в него полный магазин автомата, а потом еще буду долго бить прикладом по голове, чтобы он, не дай бог, не поднялся, потому что, со слов окружающих, Ахмед был сущим демоном во плоти, который лютой ненавистью ненавидел всех русских.

Специализировался Ахмед на работорговле и набегах на поселения вдоль берегов Крыма и всего северного Причерноморья, угоняя в рабство преимущественно славян. Тех, кого он по каким-либо причинам не продавал в рабство, мучил до смерти и зверски убивал. Но местные, жители Синопа считали его героем и всячески ему потакали, по крайней мере, казни, которые он устраивал на городской площади, собирали толпы народу и вызывали аншлаги.

Сербы оказались весьма прилежны и сразу же приняли мое безоговорочное командование. Лишь сестра Мислава позволила себе легкую вольность, отлупив палкой своего мучителя. Но я приказал не вмешиваться, и лишь когда увидел, что девушка перешла от бессистемных ударов к целенаправленному битью по голове, дал команду оттащить запыхавшуюся тигрицу от ее жертвы.

Связались по рации с Петровичем, и указали им свои координаты. Катер был у нашего пирса уже через тридцать минут. Как только парни сошли на берег, произошел еще один инцидент. На этот раз отличился Гарик. Когда Исмаил вместе с Петровичем и Женевой вошел в холл гостиницы и увидел гору трупов, лежащих в огромной луже застывшей крови, у него, похоже, случился нервный приступ. Вообще, надо отметить, что наш турецкий подросток до этого держался весьма и весьма достойно, он воевал и переносил трудности наравне с остальными, более взрослыми мужчинами, и удивительно, как у него раньше не поехала крыша.

Гарик вдруг начал громко кричать, хватать себя за голову, а потом внезапно выхватил пистолет из кобуры и хотел было застрелиться. Но стоявший рядом Хохол мастерским ударом выбил пистолет из его рук, а потом еще и повалил парня на пол. Гарика скрутили, насильно влили в него два стакана крепкого алкоголя и, как только он уснул, утащили отсыпаться в каюту сейнера, а чтобы не натворил бед, связали руки и ноги. Если после долгого сна мозги Исмаила не придут в норму, то придется его застрелить, ибо возиться с умалишенным нет ни желания, ни опыта.

Пока остальные перетаскивали наши пожитки с сейнера на буксир, я терзал расспросами пленного турка и одного из грузин по имени Заза. Заза, старший сын Або, последние два года жил вместе с семьей в Синопе и неплохо знал местную обстановку. Он начертил мне несколько схем города, указав названия улиц и расположение особо интересовавших меня объектов. К таким относились гостиницы, постоялые дворы, богатые лавки, участок, на котором базировался отряд местной самообороны, самодельные АЗС и оружейные магазины. Полученную информацию я перепроверил у пленного турка и брата Зазы, молодого пацана по имени Бесо. Все сошлось!