Эльфийская кулинария

Поэтому, раз игра символических интерпретаций невозможна без самости, которая в то же время является следствием, которое человек может избежать, такая игра не находится в высших потребностях человеческого духа необходимо. А раз лоскутное королевство следственно формируется из игры интерпретаций, «общество» человеческое возникает свободно, и не необходимо. И таким образом вопрос «обладает-ли человек потребностью в интеллектуальной игре» обретает ответ «да», а вопрос «обладает-ли человек потребностью именно в интерпретации символов как разновидности интеллектуальной игры» обретает ответ «нет», если рассматривать человека на чисто-духовном уровне. И здесь видно, раз сам интеллект позволяет утверждать вышесказанное, что обретение более развитого органа не приводит к необходимости играния именно что в игру интерпретации символов. Однако, как человеческий дух мыслится без человека, так и дух игр мыслится без игр: без мыслительного органа всякий субъект может быть участником игры, но не игроком. Появление более развитого интеллектуального органа явило потенцию потому человеческому естеству стать игроком в интеллектуальной игре, сама такая «интеллектуальная игра» существует и за пределами человеческой природы. Ведь раз мы живём в том же мире что и животные, для них также существуют интеллектуальные игры, в которые те не играют, ибо не обладают должным развитым органом. Но необладание должным развитым органом не отрицает для нас такие игры, и для них следственно тоже. Это всё равно что утверждать, что субъект, не обладая обонятельным органом своим естеством отрицает само существование запахов. А о том, сколь многое от нашей человеческой природы скрыто по причине отсутствия подходящего органа, так и говорить не приходится.

Человек что придерживается рассуждений о духе здесь не увидит эльфизм учением античеловеческим, но таким, которое предлагает новый способ постижения человеческого естества; материалист же увидит неисчерпаемый потенциал в развитии мыслительного органа с помощью эльфийских принципов существования, что непременно расширит его представления о мыслительном органе и о том, каким способом такой орган вообще обладает потенциалом формироваться и развиваться в истории природы. А значит эльфизм не выступает как движение античеловеческое ни в воззрении материалистов, ни в воззрении идеалистов, если такое изначально могло быть помыслимо. И даже как антисоциальное оно понимается лишь по той причине, что эльфы выступают не против символических интеракций, но против того утверждения, что не может быть иного социального мира чем мир лоскутного королевства, противопоставляя ему примитивные, почти животные формы человеческих отношений.

Чайный гриб, комбуча и явление эльфийской кулинарии.

Эльфизм как следственное учение о слепках до сих пор не предоставило внятных объяснений о слепках как таковых, но лишь по той причине, что (в их же видении) не познавший принципы эльфийской кулинарии и не обладающей потенцией сотворить комбучу в целом и не удостоится получить ни знания, ни опыта.

Всякий житель лоскутного королевства представляет из себя потенциальный октаэдр, в чьём центре можно узреть три оси координат: сакральное-профанное, эзотерическое-экзотерическое, явленное – воображаемое. Всякий символ в понимании эльфов житель лоскутного королевства интерпретирует в образуемых из осей координат плоскостях такого октаэдра, и тем считается человек опаснее, чем более тот обладает мыслить, интерпретируя символы в различных плоскостях одновременно. Так мыслят киберы в понимании эльфов.

Если сакральное противопоставляется профанному и эзотерическое противопоставляется экзотерическому на правах естественного знания, то выглядит весьма странным здесь не столько тот факт, что явленное противопоставляется воображаемому, сколько факт именно наличия такой оси координат в октаэдре. Сакральное и профанное знание есть знание чисто-условное, разнящееся только по причине социального характера, однако и сакральное и профанное знание не противопоставляется друг другу как «истина» и «не истина», и потому потенциальная интерпретация символа другим учитывает, относится-ли «транслятор» к сообществу другого, или нет. Экзотерика и эзотерика по существу вопрос о знании функций, о знании отношений внешних и внутренних, о свободе сгущать и совмещать и о необходимости иметь инаковость. Здесь роль общества является мерой не столько истинности, сколько самой по себе мерой существования такого знания. Потому видно, как интерпретация символа в контексте «эзотерик-профан» претендует на ложь, а «экзотерик-сакральный» претендует на истину; сакральный экзотерик есть в этом видении учёный. Однако было сказано ранее, что ни сакральное, ни профанное знание по своей отдельности не является истиной. Эзотерика не является также подлинной ложью, как экзотерика не является подлинной правдой, ибо за ложь и правду отвечают не сами формы знания, а методология их «добычи» и сама по себе доказательная база. Учитывая, что интерпретация символов есть процесс общественный, здесь мера истинности знания символа действительно измеряется лишь наличием сообщества, ибо нельзя утверждать об эзотерической форме символа, не имея при этом то общество, которое также принимает эзотерическую семиотику. Но здесь мы упираемся в корень той проблемы, что общество как мера истинности внутреннего значения символа не является истинной мерой, в то время как для самого общества такая истинность неоспорима: не по правилам интерпретировать символ ссылаясь на самого себя. Здесь и требуется внести киберам ось явленного и воображаемого, сформировав кристалл.

Теперь можно представить видение символа на почве воображаемой сакральной экзотерики, что претендует на истинность транслируемого знания более, чем на почве той же сакральной экзотерики, но явленной в мире. И теперь, обладая потенцией так помыслить, знания о внешних и внутренних отношениях символа подвластны контролю киберов: здесь можно утвердить, что все неявленное до сих пор в мире не обладает правом на участие в играх символических интерпретаций, а всё в мире явленное не обладает истинностью, если то существует силой воображения одного эзотерика-профана, и здесь же утвердить, что если воображаемое сообщество станет временной частью реального, то в этом случае за символом признается заслуга его истинности. Этим образом происходит захват новых символов, мир игры лоскутного королевства пополняется армией инаковых смыслов, что были изъяты из множества других игровых миров, сами за собой при этом не обозначив происхождение из Духа игр.

Эльфийская кулинария предлагает стереть разницу между воображаемым и являемым на тех принципах, что всё воображаемое не должно противоречить законам мира не лоскутного королевства, но за его пределами, там, где живут эльфы. Здесь всякому чайному грибу следует вчитаться в этот принцип подробнее, ибо тут мы убираем из сердцевины октаэдра его третью ось, оставляя при этом его измерение. То есть по факту не убираем саму ось, но воспринимаем её за единую точку отсчёта, ибо её противоположности синкретизируются в единый принцип комбучи, и здесь октаэдр становится сферой эльфийской кулинарии. Теперь, если в пределах октаэдра вас могли вынести на поверхность и измерить, ныне вы хоть и остались в пределах лоскутного королевства, но уже находитесь вне власти киберов, вы одновременно мыслите в 8 плоскостях октаэдра, не рассуждая о каждом из 8 плоскостей по отдельности.

Представьте, что вам требуется приготовить ресторанное блюдо, не используя при этом ничего из достижений лоскутного королевства. Здесь вдруг окажется, что реализовать на своём столе меню ресторана столь же невозможно, сколь невозможным оказывается приготовить блюдо из собственного воображения, ведь как воображаемый, так и «реальный», игровой общественный мир просто не приспособлен вам себя явить в реальном, внеигровом мире. Общество и воображение здесь отождествляется также, как отождествляется реальное и воображаемое. Находясь на границе периферий двух сфер, чайный гриб получает некоторое пространство для героических свершений во имя учреждения воображаемого как реального и явленного в мире. Теперь чтобы приготовить хлеб, потребуется самому посадить, вырастить, собрать и перемолоть солод в муку, а если то представляется в глазах чайного гриба непосильным, ему потребуется заменить солодовую муку на иную её разновидность, например, на желудёвую муку.

Всё в пределах эльфийской кулинарии должно быть явленно в своём рецепте таким образом, чтобы готовящий блюдо мог его изготовить в этом, а потому и в любом другом воображаемом мире за пределами лоскутного королевства. Такой автономный от мира кулинар потому и именуется чайным грибом, а сама эльфийская кулинария порождает популярный среди бутонов жанр кулинарного эпоса, именуемого "комбучей". Здесь, конечно, культура эльфов разделяет "комбучу" как принцип, как жанр и как напиток.

Антинекроастротроп и карты, заклинательные и чудесные.

Не все иероглиферы обретая источники, о которых так немного было описано ранее, обращаются к эльфийскому искусству памяти и подсознательного. Если источник действительно представляется возможным нанести на материю, которая ничего более из себя кроме самой себя не представляет в пределах надлежащей ей гармонии, то его равноценно использовать как в пределах памяти и подсознательного, так и прямо обращаясь к его обналиченному естеству, – так утверждают иероглиферы.

Это самое обналиченное естество источника признается в качестве мифа, который описывает сам себя бесконечным множеством инаковых историй, и потому единственное как его можно выразить подлинно, так только в истории к нему не относящейся изначально. Поэтому в культуре иероглиферов распространены символические, вполне выражаемые «профанным словом» гравюры, которым даётся пояснение источником, и которые исполняются обналичено в качестве карты. Гравюры эти как правило рисуются, соблюдая сюжетные отсылки к произведениям о событиях в мире, что повлекли за собой силу источника, воздействующего на изображаемого героя, и очень редко встречаются те карты, где гравюры отражают видение самого героя. В первом случае, как и было сказано ранее, силы источника воздействуют на героя из мира, во втором же случае сам герой на гравюре воздействует на мир волеизъявлением своим. Первый тип карт можно именовать «магическим» (или «заклинательным»), а второй «волшебным» (или «чудесным»).

Среди иероглиферов существует табу на смешивание в одной колоде два типа карт, ибо традиция их использования учитывает принципиальную разницу в методах практики такого весьма занимательного чародейства: карты «заклинательные» должны выпадать сами собой путём их предварительного перемешивания и вытягивания одного счастливого случая. Таким образом соблюдается закон приведённого в движение мироздания, и таким образом само мироздание предоставит вариант, который звёздам будет «в лёгкость» обустроить в качестве подходящего пространства. Чудесные карты наоборот не выпадают, но заранее размещаются в угодной, заранее подготовленной последовательности в колоде, что символизирует эльфийский «дворец памяти», и вытаскиваются из неё. Одновременно с тем как чудесная карта вытаскивается, практик должен наделить её собственным волением, ведь в тот момент как карта выпадет на руку, само воление приведёт в движение силу источника на чудесной карте. Если практик ещё может отказаться от того, чтобы приводить силу заклинательной карты в движение, чудесная карта обязана своим появлением на свет быть отождествлённой с тем, что она уже явлена в мире не как карта, как то происходит у эльфов в практике их воздействия на мир и общения с ним же.

Совместить в одной колоде два типа карт или применить к картам традицию им не предназначенную, значит использовать достижение условной истины эльфийской философии в позиции очень опасной как для практика, так и для мира, по крайней мере так принято считать. Для традиции отождествить чудо с выпадением, значит утвердить собственное неспособное воление в мире, а заранее запомнить и вытянуть заклинание, значит участвовать в крахе космической гармонии: смерть звёзд в обход естественного хода событий может быть обусловлено только чёрной магией. Волевое профанирование в силе своего следствия и в силу воздействующей силы самой воли профанируемого приводят к тому, что практик занимается «самопроклятием» и сам же себя околдовывает, а чёрная магия прямо влияет на гармонию и существование всего космоса в целом и жизни каждой планеты в частности. И если самооколдовывающая глупость ещё поддаётся эльфийскому исцелению, то последствия чёрной магии терпит не только всякая планета, но и всякое её микромировое пространство, так или иначе. А практики, в которой последствия были просчитаны, определены и исправлены до наступления самих последствий заранее эльфам неизвестны.

В составлении колоды вне зависимости от того «чудесна-ли» такая колода или «заклинательна», значение имеет лишь карта в каждой своей отдельности от другой карты. Колода – чистилище оторванных и существующих друг от друга, выраженных в специфической символике сил, и потому привести в движение такие символические силы подвластны некто, кто не находятся в этом самом чистилище, то есть или практик собственной волей, или сам мир заклинательной молитвой практика. Книга же не является таким потайным герметичным карманом, ибо составляется она в гармонии с входящими в неё символами, и сама собой выражает закон собственной же гармонии, то есть такую гармонию, по которым правилам она была составлена, и такую гармонию, что позволяет ей присутствовать в мире собственным наличием. Если в такой книге занесены источники и гравюры, она именуется антинекроастротропом.

Антинекроастротроп составляется таким образом, чтобы его чтение могло проистекать в созидательном понимании как слева-направо, как справа-налево, так и в случайном порядке, ведь сам антинекроастротроп выражает пространственно-временную гармонию сил, которую естественно воспринимать и в пределах её собственного космоса, и в пределах некоторой части общего космоса. Чтение слева-направо отвечает за естественные законы этого собственного космоса, и причём так, что последняя страница гармонично продолжается первой страницей, как бы приводя этим образом силы к взаимообусловленной логике. Чтение справа-налево имеет в этом случае конец на последней странице, и это чтение отвечает за роль антинекроастротропа для общего космоса. Случайное чтение ответит за собственное влияние на жизнь читающего как бы собственным своим естеством. Это сродни вполне привычному гаданию по страницам и строкам обыкновенной, не антинекроастротропической книги, только сам антинекроастротроп на своих страницах существует в гармонии с силами каждой страницы, а не с предопределённым смысловым порядком автора.

Существуют же такие книги ради того, чтобы наделять мёртвые звёзды («некроастры») и пространство ими образующее («некроастротропы») силой гармонического комплекса гравюр и источников, что позволяет эльфам иметь, выражаясь грубо, обратную связь с космосом и в это же время рычаг взаимодействия с космосом не задействуя дух планеты. То есть еще раз: антинекроастротроп наделяет космос мёртвой звезды чистой психической субъектностью, которая по сути прямо вплетается в единую гармонию космоса. Связано это с тем, что материя мёртвой звезды в понимании эльфов сродни любой некогда-живой планетарной материи, что еще больше расширяет масштаб учения и сферу применения иероглифического искусства. Обращаясь к антинекроастротропу практик не взирает на чисто-интеллектуальный, воображаемый мир, но взгляд его устремлён к действительному союзнику, невыразимому профанным словом микрокосмосу в едином макрокосмосе, и достаточно лишь воления, чтобы выраженная в книге гармония источников явила свои последствия на Дух планеты. Чем больше антинекроастротропов, тем больше можно влиять на планету, соответственно. О принципах составления антинекроастротропа для, например, обильного низвержения дождя, известно лишь группе посвящённых, что формируется из тех иероглиферов, которые сами собственной практикой смогли определить прямое влияние составленной ими книги на планету, то есть по факту изначально об этих принципах не знает никто.

Очевидно, что книги посвящённых составляют костяк духовной эльфийской традиции. На основе таких книг как «концентрация солнечного луча через облачную призму», «фата моргана» и т.д. пишется беллетристическая литература, доступная повсеместно. Её авторами очень часто становятся вставшие на путь эльфизма иероглиферы, выражающие свой опыт таким поэтическим образом.

Непосвящённый такие книги сможет прочесть лишь на интуитивном уровне, но собственным языком так и не прийти к пониманию выраженной гармонии и её влияний. Максимум себе позволения – молитвенные обращения к антинекроастротропу, дабы тот собственным влиянием помог в каком-либо деле, мореходстве-ли, путешествии в горы и т.п. Эльфы же по взаимосогласию не читают антинекроастротропы в то время, когда их читает кто-то другой на том расстоянии, в пределах которого могут возникнуть природные противоречия. Также эльфам известно, что нельзя применять антинекроастротроп без цели, если не существует еще некоторое количество таких антинекроастротропов последствия устраняющих.

Рассуждая о том, что «новый космос» мёртвой звезды всё-таки есть отдельная песнь в общей вселенской гармонии, здесь иероглиферы преступают самую на мой взгляд существенную, сказочную черту.

Надэльфийский мир.

Некоторое множество гармоний выступает между собой в тех отношениях, в которых выступают и гармонии в каждом отдельном субъекте. Рассуждая в качестве примера о каждом отдельном «грехе» как типе гармонирующей субстанции можно узреть как в каком-то одном человеке «чревоугодие» и «блуд» стоит в прямом отношении (в прямом угле), а в другом такое прямое отношение занимает «чревоугодие» и «гнев». Так можно выстраивать вневременную модель не души, но личности, и этим же образом можно выстраивать вневременную модель отношений антинекроастротропических гармоний, тем самым образуя созвездия.

По причине понимания субъектного мира антинекроастротропа как песни, созвездия понимаются как композиции, выстроенные в многомерном пространстве. Отождествляя при этом всякое созвездие с некоторого рода личностной моделью, в которой проявляются отношения отдельных гармоний друг к другу, гармонии эти теперь не мыслятся ни в пределах одной плоскости (источник), ни в пределах комбинации отношения плоскостей (карты), ни в пределах гармонизирующих в едином космосе плоскостей (антинекроастротропы), но в пределах явленного в самом мире пространства. Созвездия есть отношения нескольких гармонизирующих в своем микромире песен в единой личностной композиции, невыражаемой никак иначе чем в мире подлинно. Значит составляющий созвездия деятель в культуре эльфов есть ещё и композитор.

Композитором по очевидным причинам не может быть такой деятель, что не может читать антинекроастротропы, истинно понимая их гармонию источников, а значит композитор точно эльф. И дабы различать тех приставленных за бутонами композиторов и тех, кто формирует созвездия, первых называют «пчёлами», а вторых композиторами в обозначенном сейчас смысле этого слова. Но не всякий эльф становится композитором, ибо между собой эльфийский народ хоть и не делится выраженно и ярко, но является свободным по праву собственной природы, немногие готовы жертвовать эту самую свободу во благо общей пользы такого характера. Обуславливается это тем, что всякая композиция сталкивается с миром надэльфийских категорий.

Представьте, что у вас есть благословение, например, Духа мыши, а также в вашем распоряжении есть созвездие, которое вы силой собственного воления обращаете к соответствующему Духу. Не много ни мало, вы обращаете «личность» выражаемой только в этом пространстве через призму Духовной формы, а сила вашей воли обеспечивает претворение этих пустых символов в реальное одушевлённое в этом же мире нечто. Можно и не обращаться к духу: представьте, как одно созвездие будет составлено из некоторого множества гармоний, вызывающих молнию, и как наделение волей такого созвездия сочетается с магией обращения к самому Духу планеты. Истинное, надэльфийское волшебство начинается именно с того момента, как эльф приступает к композиции. Для составления этих композиций необходимо обладать возможностью созерцать последствия используемых антинекроастротропов и приводить эти же последствия к разрешению. Представить сколько потребуется соответствующих книг для реализации одной композиции – значит утвердить сколь множество гармоний нужно постигнуть и выразить хотя бы в одном антинекроастротропе. За свою жизнь эльф может составить не один такой труд, если конечно именно этим он имеет хотение заниматься, но как показывает время, на счету даже не каждого первого эльфа имеется хотя бы один антинекроастротроп. Как правило, он включает космос самого эльфа, причём (слева-направо) как идеальный, так (справа-налево) и автобиографический.

Всякий свободный эльф, приступая к написанию антинекроастротропа встаёт перед выбором принципиальной методы: «из себя в космос» или «из космоса в себя», что по сути заключает в себе выбор из путешествия как вечного становления себя и созерцания множества являемых микрокосмосов бутонов и иероглиферов. То есть или эльфы уходят в собственное искание, или остаются среди своих; ушедших принято изображать в красной остроконечной широкополой шляпе, которые те проецируют на себя психически, и которую потому могут видеть только другие эльфы.

Так как у антинекроастротропов нет единой «базы» хранения, от региона к региону, от народа к народу разнятся труды. Потому выбравший путь становления себя обычно путешествует от одной эльфийской «библиотеки» к другой, собирая и переписывая соответствующие антинекроастротропы в форму беллетристических произведений (или запоминая их).

Для составления композиции на практике используется подобие, простите за такой бриколаж, «волшебной палочки», которой тренируют начертание положений звёзд в трёхмерном пространстве, доводя соответствующие начертания до уровня мышечной памяти, закладываемой также подсознательно, дабы те работали так, как работают источники; немногие искусные деятели за всю историю эльфийского народа достигли такой отточенной техники, если еще учитывать в памяти сколь много требуется времени для формирования композиции. Саму практику составления композиций нельзя назвать традицией в подлинном смысле этого слова, ибо её принципы корнями истекают из учения о слепках, до которой можно дойти самому чисто интеллектуально. Композиторы об этой практике не отзываются вовсе, но всякий открывший новую композицию волением своим выпускает её в мир, создавая таким образом духа, блуждающего по миру; и всякий кто нашел такого духа может впитать его гармонию, знание о нём, и силу его, если получит его благословение. Духов этих и именуют слепками, разделяя их на «данных до эльфов» в непроизносимом языке и «эльфами творимых», созерцаемых, явленных и сильных.

Эльфийские игры.

Завершить своё описание эльфизма мне не представляется возможным без конкретизации их игр; сейчас, когда мы вернулись к тому с чего и начинали собственное повествование, то есть к слепкам, следует вспомнить эпизод приведённый мной вначале: животные и всякого разного рода существа, благословение которых не представляется возможным получить, могут сами собой явить некоторое множество игр, побеждая в которых игрок обретёт чистейший опыт, который сможет использовать в обход собственного воления через Дух животного. В играх такого характера опыт подлинно переживается и собственным естеством, и как бы вне себя. Игры в пределах собственного пространства порождают сами собой мифологизированный символизм; играя, субъект вступает в мир иной символики, то есть всегда погружается в мир опыта вне-себя, но всякая его победа как субъекта подлинно-его: всякая победа приводит субъект к единому рассматриваемому понятию через мифологию иных символов в пределах игры.

То есть представим, что победа есть рассматриваемое понятие «Пиво». В мире социальной символической игры победить в контексте «пива», значит включить ряд каких-то определённых мифологик: сварить, купить, украсть, найти и т.д. В пределах их, мы к «пиву» придём через символы социальной мифологии. К этому же «пиву» можно прийти и вне пределов игр социальных символов, однако оно перестанет называться «пивом», ибо пиво само по себе как понятие исходит из профанного языка, мифологии социальных символов. Можно расширить понимание мифа такой игры, и «побеждать» в «пиво», например, с помощью творчества, хоть изображая его, хоть высекая из камня. Однако следует ли из этого, что качество такой игры вышло за пределы мифологии того символа, которое само по себе и подразумевается в понятии победы? Нет, «пиво» осталось самим собой.

Постараюсь описать как то происходит теперь у эльфа: выйдя на уровень созерцания Духов, понимая под Духами несомненно само понятие не путём интерпретации этого понятия или рефлекторно, но чисто, опытно, в «потоке», без необходимости его обличать в это самое понятие, подлинно (чувственно) и интуитивно он определяет из этого потока одну вещь от другой. То есть всякую вещь он переживает психически, от каждой терпит воздействие в пределах психики, и каждое такое воздействие так или иначе передаётся его телу. Ощущение этой вещи из общего потока может обозначиться или источником, или победой, или благословением. Благословение наделяет даром самости в этом потоке, источник позволяет эту самость обналичить в мире, победа позволяет пережить эту самую самость вещи. Проблема в том, что благословением может наделить только истинный хранитель Духа (и то не всякий этого захочет), вещи же иного характера благословением наделить не могут, их можно лишь переживать во множестве их же самопорождений, то есть мифах, в пределах игровых пространств. Игровой опыт такого характера является силой хоть и не являющейся волей, но обладающей потенцией эту самую волю постичь в пределах её мифической множественности; сила эта не жизнеутверждающая, но жизнепостигающая. Синтез этих двух сил и являет в мире слепки.

«Благословляющий Дух», очевидно, микрокосм и субстанция; множественный опыт жизнепостигающей силы приведённый к жизни волей будет таким же микрокосмом и субстанцией, но не обладающей при этом таким телом, чтобы находиться во множестве тел. Он будет путешествовать по миру, созерцая гармонию зарождающихся тел из музыки космоса и образовываясь самим собой в такое астральное тело, которое позволит ему переживать его же самого в его единичности. Получив благословение такого слепка, необходимо будет при себе иметь могущественное вместилище сил его, и по необходимости к ним же можно будет обращаться, вызывая чудеса; могущественнейшим вместилищем благословения всякого слепка является сотворивший этот самый слепок, будь это эльф, человек, или кто-то ещё. В этом контексте несомненно, что принципы составления астродрома есть прежде всего игровые принципы.

«Воля» и «случай» выступают в причине всякой причины в обход исторического, следственного становления. Случай, что предоставил человечеству язык, предоставил ему также понимание окружающей действительности отграничено от этой действительности, и в то же время обналичил, что случая возникновения языка могло и не произойти. Случай этот есть следствие свободного воления, нежели целенаправленного творения: человек обрёл язык в магическом, а не механическом ключе, в чистой ощущающей Душе Мира. Воление это не было выражено ни одним человеческим языком, и результаты её произошли потому в обход всякому потенциальному планированию; «случай» наделения был не только для нас, но и для волеизъявившего, ибо был согласен с желанием, выраженным подсознательно, интуитивно, нежели конструктивно, с применением той или иной семиотической системы.

Если понимать действительный мир гармонизирующего космоса как организм, можно представить, как некоторый Вы собственным волением воздействуете на гармонию организма, которая в потоке единой ощущающей мировой Души чисто психически согласуясь с собственным желаемым волеизъявляет собственным естеством такое изменение в себе, которое Вам же и требовалось на этом чистом психическом волении. Такие принципы волевого взаимосогласия представляют из себя механизм, если понимать, что и мы, и мировая Душа суть части этого самого гармонизирующего космоса. Иным образом можно представить, что данное есть не механизм, а чистая магия, то есть если наделить Себя инаковой свободой от свободы мировой Души. Здесь человек не является частью гармонизирующего космоса, ибо диктует свою волю в обход воли, опять-таки, мировой Души. То есть первый случай представляет из себя «необходимость», а второй «свободу».

Понимая, что «языком» человек наделился свободно, то есть не обязательно, можно представить или как человек действительно «случайно» стал носителем языка, или как действительно свободно воление человека согласовалось с волением единой мировой Души. Понимая первый вариант, «действительно случайный», мы отграничиваем себя от мира полностью и помещаемся в Хаос, второй же вариант утверждает такое понимание как «гармонизирующий случай», то есть не идущий вразрез двух волеизъявлений. То, что идёт вразрез и приводит к желаемому результату у эльфов и есть «чёрная магия». «Гармонизирующий случай» здесь есть, очевидно, следствие обретения языка, с помощью которого можно постигнуть гармонию космоса; он же и приводит нас к главному эльфийскому мифу о человеке:

«Бесконтрольная прогрессия жизни преодолела рубеж, за пределами которой появился первый сосуд, преодолевающий сам Единый Дух. Он не нёс в себе новых ощущающих качеств, лишь сам собой разрушал и опустошал, себе подчиняя и за собой никого не видя. Воление Единого Духа впервые проистекло за пределы Его, и человек, этот первый сосуд преодолевший самость Единого Духа наделился Языком, созерцательным инструментом самого этого Единого Духа. Обретя Язык и отныне прибегая к нему, человек волеизъявляет в гармонии с Духом и обретает всё им желаемое, но обретя Язык, человек, часто прибегая к его вневременному свойству, лишился возможности волеизъявлять без него, и потому всякое обращённое Языком относилось собственным посылом не волей, но созерцанием Единого Духа, обретя очертание молитвы».

Видно, что в пределах эльфийского мифа человек есть одновременно и часть единого гармонирующего космоса, и в то же время деструктивная к этому же космосу волеизъявительная сила, которая сама собой обналичила и вывела в мир себя «отдельно» от Единого. Это и лежит в основе того, что человек, порождённый сам собой законно и гармонично, не является таким же «околдованным», каким являются животные. Человек остался волимым, но с помощью Языка его деструктивная сила, диктуемая природной же необходимостью в, например, пропитании, обрела потенцию к гармонирующему волеизъявлению в мир за пределами самих потребностей. Мир за пределами потребностей, что очевидно, мир мифический, что немыслим без языка, то есть без инструмента созерцания Единого. Эльфы же здесь намерены вернуться в «поток» Единого, ощущая себя при этом не заколдованно, но, как и полагает человеку обрётшего язык, но такой Язык, который погружает в мифический мир природы чистым ощущающим знанием. В этом мифическом потоке и проистекает источник всей Свободы Единого Духа и мировой Души; воление в пределах этого потока – подлинное установление гармонирующей власти над Свободой, а отсюда исходит и формирование новой Жизни, и потому нового Мира, – Мира эпохи подлинной Эльфийской Кулинарии.