Оглянулся, а по кошенине идет к нему девушка в черном платье до пят, босая, волосы распущены, и вроде трава под ней не шелохнёт. Уже ближе, лицо разглядел – красавица, что глаза, что брови, что ротик – всё красиво, только отпугивает эта красота.
– Ты кто такая и откуль взялась в наших местах? – спросил ты.
– Ишь ты, как со мной сурово, Лаврентий, а ведь мы с тобой давно знакомы.
Ты смутился, ещё раз глянул на девушку и улыбнулся:
– Ей Богу, не помню, где и когда виделись.
Девушка подняла руку:
– Ты про Бога пока не поминай, мы без него обойдемся. А я тебе расскажу. Первый раз я тебя заметила, когда ты с братом купаться на озеро пришел, брат нырнул, и ты за ним. Я так обрадовалась, что такой маленький да хорошенький у меня сегодня будет, а крёстный твой перехватил, я тяну тебя в глубину, а он на воздух. Был бы просто дядя, не отдала бы тебя, но крёстный, за ним сила. Помнишь?
Ты ошарашено на неё смотрел:
– Помню, мне тогда пять годов было. А ты-то как там оказалась?
Девушка засмеялась, тряхнув богатыми волосами:
– Потом на войне я тебя увидела, узнала, хоть и много лет прошло. По линиям телефонным за тобой ходила, как ты с иноверкой прощался, тоже смотрела. Я чувствовать не умею и плакать тоже, но если бы людям показать – волосы дыбом.
Ты совсем потерялся, понять ничего не можешь, чем больше она рассказывает, тем все непонятнее.
– Потом удачно ты подъехал к своим солдатам перед самым обстрелом, вот было дело, я никогда раньше не видела, столько людей разом с жизнью расстаются. Тебя подбросило с телеги и в грязь уронило, а душа выскочила от страха. Вот тут я и ухватила ее.
– Кого? – крикнул ты, дрожа от страха.
– Душу твою, Лаврик, душу, ты совсем был покойник, но не могла совладать, какая-то татарочка за тебя молилась. Бросила тебя, там урожай был богатый и без моего Лаврика.
– Господи, да кто же ты?
– Опять о Боге! Я же предупредила. Я смерть твоя, Лаврик.
– Смерть? – удивился ты. – Да какая же ты смерть? Она страшная, злая, с литовкой, как я сейчас, а ты молодая и красивая.
– Но ведь я тебе не понравилась, правда?
– Верно говоришь, ты не девушка, ты виденье, в тебе соблазну нет.
Гостья засмеялась:
– Так я и не соблазняю мужчин, Лаврик. А то, что молода – есть и помоложе, есть и старухи. Нас много. А ты думал, что одна смерть столько дел творит в народе? Нет, только тебе на роду написано быть моим.
– Это ладно, – согласился ты. – А как же вы допустили столько гибели на фронте? Самолучших людей забрали. Откуль вам такое распоряжение?
Опять улыбнулась гостья:
– Ты много хочешь знать, Лаврик. Мы между Богом и дьяволом существуем, и никому не подчиняемся, только своей воле, которая нам продиктована старшими. Вот ты мне предназначен, я тебя могу сразу забрать, могу поиграться. Когда брат хотел тебя заколоть, я руку его перехватила. А за то, что влез мне поперек, отдала его этим легионерам. И когда ночью бандиты к вам во двор ворвались, я не хотела, чтобы ты погиб, и ты остался. Я скажу тебе, почему. Ты у меня такой один, и не умный, и не дурак, прямой и честный и чистый душой, как младенец. Живешь ты чудно, двух женщин любишь, одну живую, другую мертвую. И веришь, что встречаешься с татарочкой, веришь, Лаврик?
– Как не верю, если говорю с ней и обнимаю.
– Ой, дурак! Ладно. Коси свои травы, но знай, что я рядом, и как только позову – сразу собирайся. Да, Лаврик, маму твою наши взяли, и тетку твою тоже, за горшком, о котором дед Максим тебе говорил, сам съезди, а то будут разбирать избушку и найдут. Это я к тому, чтобы жена твоя и сын нужды не знали.
– Обожди, ты сказала – сын? Как ты узнала?
Девушка улыбнулась:
– Лаврентий, чистая душа, я про своих людей все знаю. Отвернись, мне надо уходить.
Ты отвернулся, минутку постоял, глянул на то место, где стояла твоя смерть – никого, и трава не сшевелена. Пошёл в тень на опушке колка, прилег, уснул.
Дома лошадку распряг, зеленую траву с телеги теляткам в загон бросил, они молоденькие, растут, и среди ночи пожуют в удовольствие. Фрося-Ляйсан подошла, прижалась:
– Истосковалась я вся, пятидневку одна.
Ты пожалел, приобнял:
– Пристала с хозяйством-то?
Фрося шутя оттолкнула:
– Не от работы, а от тоски по тебе сил нет. Вот приехал, и на душе легко стало.
Ты погладил ее округлый живот:
– Как он там, шевелится?
Фрося засмеялась:
– Наверно, вместе с тятькой сено косит, и руки и ноги в ходу.
Ты доволен:
– Работящий парень будет.
Фрося опять засмеялась:
– А если девка? Что, и любить не будешь?
Ты уверенно сказал:
– Парень, сын у нас будет, это я точно знаю. Ладно, покорми меня, да в деревню съездим.
– На ночь-то глядя? – удивилась Фрося?
Ты ушел от ответа:
– У нас дело такое, что надо бы потемну, так спокойней.