Наши за границей
Николай Александрович Лейкин
Знаменитая книга популярнейшего русского писателя Николая Александровича Лейкина (1841–1906), издателя петербургского юмористического еженедельника «Осколки» (именно там печатался А.Чехонте), выдержала до революции 27 изданий.
С тех пор она стала ещё смешнее и актуальнее.
Николай Лейкин
Наши за границей
© Н.А.Лейкин, автор, 1895
© Г.Златогоров, художник, 2005
© И.В.Захаров, издатель, 2005
Неметчина
Переехали русскую границу. Показался прусский орёл, изображённый на щите, прибитом к столбу. Поезд подъехал к станционному зданию. Русские кондуктора в последний раз отворили двери вагонов. Послышалась немецкая речь. Стояли два откормленных немца в чёрных военных плащах с множеством пуговиц по правую и по левую сторону груди и в касках со штыками. «Ейдкунен!» – возгласил кто-то, проглатывая слова. Виднелись вывески со стрелами и с надписями: «Herren», «Damen».
Пассажиры стали снимать с полок ручной багаж и начали выходить из вагонов. В числе их был и молодой купец с женой, купеческое происхождение которого сказывалось в каждой складке, в каждом движении, хотя он и был одет по последней моде. Прежде всего он ударил себя ладонью по дну шляпы котелком и сказал жене:
– Ну-с, Глафира Семёновна, приехали в заграницу. Теперь следует нам своё образование доказывать. Сажайте иностранныеяы слова! Сажайте без всяких стеснениев. Жарьте вовсю.
Молодая супруга, одетая тоже по последней моде, смутилась и покраснела.
– A какая это земля? – спросила она.
– Знамо дело – Неметчина. Немец всегда на границе стоит. Помимо немца ни в какую чужую землю не проедешь. Забирайте свою подушку-то. Мне три не протащить сквозь двери. A насчёт саквояжей мы носильщика крикнем. Как носильщик-то на немецкий манер?
– Я, Николай Иваныч, не знаю. Нас этим словам в пансионе не обучали. Да и вообще я по-немецки очень плохо… Когда учитель-немец приходил, то у меня всегда зубы болели.
– Как же это так… A говорила, что обучалась.
– Я и обучалась, a только комнатные слова знаю. Вот ежели что в комнате или с кем поздороваться и спросить о погоде…
– Странно, сам же я слышал, как вы стихи читали на иностранном диалекте.
– То по-французски. Вот ежели по-французски придётся, то я больше знаю.
– Как тут в немецкой земле по-французски! Здесь за французский язык в участок могут сволочь. Немец страх как француза не любит. Ему француз – что таракан во щах.
– Эй, носильщик! – кричит купец. – Гутен морген… Как вас?.. Коммензи… Наши чемоданы. Брингензи… Саквояжи…
– Вот видишь, ты и сам немецкие слова знаешь.
– Десять-то слов! На этом много не уедешь. Хмельного я сам попрошу по-немецки, потому хмельные слова я знаю, a остальные ни в зуб. Эй, хер носильщик! Хер – это по-ихнему господин. Поучтивее так, может, лучше… Хер носильщик! Нейдёт подлец! В другой вагон попёр. Неужто самому придётся тащить?.. Вытаскивай подушки, a я саквояжи… Тащи! Чего встала?
– Да видишь, главная подушка не пролезает. Надо по одной штуке…
– И к чему только ты три подушки с собой забрала?
– Да я не могу на одной спать. Голова затекает. И наконец, ведь не знаешь, куда едешь. Может быть, там и вовсе без подушек…
– Брось подушки. Давай я их вытащу… Ну, пропихивай сзади, пропихивай… Вот так… Ведь таможня здесь. Не стали бы немцы подушки распарывать и искать в них? А то целые перины мы притащили. Не сочли бы за мешки с товаром. Хоть сказать им, что это подушки. Как подушки-то по-немецки?
– Не знаю.
– Здравствуйте! A сейчас хвасталась, что все комнатные слова знаешь. Ведь подушка – комнатное слово.
– Знала, да забыла. И чего вы на меня сердитесь? Ведь вы и сами не знаете!
– Я другое дело. Я специалист по хмельным словам. Вот в буфете я в лучшем виде… «Бир – тринкен… Шнапс – тринкен… Зейдель… фляше… бутерброд»… и, наконец, я в пансионе не обучался. Немецким словам я выучился у немцев-колонистов, которые приезжают к нам в лавку, верёвки, парусину и гвозди покупать. «Айн, цвай, драй, фир, фир рубль, цванциг копекен». Считать по-немецки тебе что угодно высчитаю, a других я слов не знаю. Ну, постой тут около подушек, a я саквояжи вытащу. «Эй, хер носильщик! Нумер айн унд цванциг! Коммензи!» – снова начал кричать купец и манить носильщика.
Носильщик наконец подошёл, взял вещи и понёс их. Купец и его супруга тащили сзади подушки, зонтики, плед и ватное стёганое одеяло.
– Zollamt… jetzt ist Zollamt… Koffer haben Sie, mein Herr? – спрашивал носильщик купца.
– Чёрт его знает, что он бормочет! – воскликнул купец. – Глафира Семёновна, понимаешь? – обратился он к жене.
– Да, должно быть, на чай просит. Дай ему, – отвечала та.
– Ну, народ! Даже двугривенного не хотят поверить и вперёд деньги требуют. Бери, бери… Вот три гривенника. Не надувать сюда приехали. Мы в Петербурге в полном доверии. У меня по банкам на полтораста тысяч векселей гуляет…
Носильщик денег не брал и говорил:
– Nacher, nacher werden Sie zahlen…
– Глаша! Не берёт. Неужто двух пятиалтынных мало? – недоумевал купец. – Иль, может быть, ему немецкие деньги надо?
– Да, конечно же, он немецкие деньги требует.
– Дёйч гольд хочешь? Дёйч надо разменять. Где тут меняльная лавка? Надо разменять. Понимаешь? Ничего не понимает. Глаша! Да скажи ему по-немецки, как вас учили. Чего ты стыдишься-то! Ну как по-немецки меняльная лавка? Сади!
– Ах, Боже мой! Ну что ты ко мне пристаёшь-то!
– Ничего не знает! A ещё у мадамы училась.
– Меняльную лавку вы найдёте в вокзале. Там еврей вам и разменяет, – послышалось сзади по-русски.
Говорил какой-то господин в войлочной дорожной шапочке. Купец обернулся и сказал:
– Мерси вас… Удивительно, как трудно без немецкого языка… Ничего не понимают. Будьте добры сказать этой колбасе, что он на чай в лучшем виде получит, как только я разменяю русские деньги. Ну, вот… Ещё мерси вас… Извините… A как по-немецки меняльная лавка, чтобы я мог спросить?
– Вексельбуде… Но еврей, который будет менять вам деньги, говорит по-русски.
– Анкор мерси вас… Вексельбуде, вексельбуде, – твердил купец. – Запомни, Глаша, как меняльная лавка называется, a то я, впопыхах-то, могу забыть. Вексельбуде, вексельбуде.
У дверей в вокзале стояли прусские жандармы, и таможенные чиновники отбирали паспорта и пропускали пассажиров по очереди.