Московский инквизитор (сборник)

– Что с ней?

– А вы кто?

– Я ее муж, – ответил Гуров – то, что сейчас вокруг стояли алчущие сенсации журналисты, его уже не волновало.

Врач повторил ему слово в слово то, что недавно говорил в изоляторе и добавил:

– Мы ее сейчас обследуем, сделаем УЗИ, и если в брюшной полости окажется кровь, то будем немедленно оперировать. Если же, бог даст, обошлось без разрывов, а просто отбиты внутренности, то сразу же в реанимацию. Но в обоих случаях можете не торопиться – вас к ней пока не пустят. А за подробностями – вот, – он протянул Гурову свою визитку.

«Скорая» уехала, а Лев остался стоять, глядя ей вслед – он был просто не в состоянии сесть сейчас за руль. А рядом с ним перед ловившими каждое его слово журналистами выступал Любимов:

– То, что случилось с Марией Строевой, вы все сейчас сами слышали от врача. Как случилось, предстоит разбираться. Либо имел место запрещенный законом ночной допрос с применением недозволенных способов его ведения, либо, чего я тоже не исключаю, задержанная – человек законопослушный и ни в каких правонарушениях ранее не замеченный – вопреки правилам ИВС была помещена в одну камеру с лицами, имеющими богатое уголовное прошлое и соответствующие склонности, где подверглась столь грубому насилию. В любом случае, как только будет получено медицинское заключение о состоянии ее здоровья, а это, я полагаю, произойдет в самое ближайшее время, я подам жалобу прокурору. Если уж подобное могло произойти со всенародной любимицей Марией Строевой, чей муж полковник полиции Лев Гуров является образцом честного полицейского, то страшно подумать, что творят за этими стенами с людьми, за которых некому заступиться. А теперь извините, мне надо ехать в клинику, чтобы получить медицинское заключение. Рекомендую всем посмотреть сегодня передачу Александра Турина, которая будет посвящена именно этому случаю и где я сообщу все подробности этого дела и свое видение ситуации.

Гуров уже пришел в себя настолько, что не боялся вести машину, и собрался немедленно ехать в клинику, чтобы сразу же узнать, как себя чувствует Мария. Но тут журналюги бросились к нему, но вот спросить о чем-нибудь решились не сразу – видимо, до того страшное у него было лицо. Наконец один из сопляков отважился и спросил:

– Господин полковник! Что вы собираетесь предпринять?

– Я клянусь, что найду тех, кто стоит за этой провокацией, – спокойно произнес Лев.

– А дальше?

– А дальше будет видно, – неопределенно ответил Гуров и сел в машину.

В клинике его без звука пропустили в приемное отделение, где уже находился Любимов.

– Врач еще не выходил? – спросил Лев адвоката.

– А чего нам ждать? Мы сами к нему пройдем, – спокойно сказал Михаил Яковлевич.

Надев халаты и бахилы, они оставили Вилкова внизу и отправились наверх. Любимов уверенно вел Гурова по коридорам, пока они не приблизились к одной из палат в самом конце коридора. Адвокат по-хозяйски открыл дверь, и они вошли. Это был «люкс», потому что они сначала попали во что-то вроде гостиной, из которой дверь вела в другую комнату. Там на кровати без сознания лежала Мария, но ни капельницы, ни каких-либо медицинских приборов возле нее не было.

– Машенька, – ласково сказал Любимов. – Все кончилось, можете открывать глаза.

Мария тут же очнулась, посмотрела на них и, увидев мужа, облегченно вздохнула – все самое страшное действительно осталось позади. Гуров же, хотя и испытал невероятное облегчение от того, что с женой все в порядке, тут же повернулся к адвокату, чтобы высказать ему все, что накипело на душе, но тот мягко остановил его:

– Лев Иванович! Вы великий сыщик! Это не комплимент – это констатация факта. Но актер вы никудышный, а мне надо было, чтобы для журналистов все выглядело максимально правдоподобно. Подумайте сами, ну как бы я еще мог вытащить вашу жену из изолятора в воскресенье? Только в больницу.

– Значит, вы все приготовили заранее? – уже довольно спокойно спросил Гуров.

– Как только услышал, что вашу жену посадили к уголовницам, – подтвердил Любимов. – Порядки в этом изоляторе мне хорошо известны, так что предвидеть развитие событий было несложно. Владелец этой клиники мне кое-чем обязан, так что организовать все это было делом нескольких минут. Они и заключение напишут какое надо, и находиться здесь Мария будет столько, сколько нужно. И глаз ей подлечат, и рентген сделают, а то, не приведи господи, окажется, что ребро сломано, и УЗИ на всякий случай тоже, и соответствующее оборудование, чтобы все выглядело достоверно, сюда скоро привезут. А, поскольку эта палата реанимации для ВИП-персон, то посторонних сюда не пустят ни под каким видом. Только вот за палату вам придется платить, но я договорюсь о скидке.

– Маша, ты действительно себя хорошо чувствуешь? – спросил Гуров.

– Лева, со мной все хорошо, – успокоила Льва супруга. – Бок, конечно, болит, но я надеюсь, ничего серьезного.

– Кто тебя избил? – жестко спросил Лев.

– Это была случайность, а потом они меня узнали, почувствовали себя страшно виноватыми, и все было уже нормально, – уклончиво ответила Мария.

– Машенька! Не обольщайтесь на свой счет, – усмехнулся адвокат. – Они таких, как вы, на зоне видели-перевидели и обращались с ними без особого почтения. Уж вы мне поверьте! Вы для них не известная актриса, а жена полковника Гурова! Потому-то они и стали с вами так любезны, что предвидели, какие их ждут последствия, если вы пострадаете. Потому что Гуров для уголовников – фигура очень уважаемая, а актрис, пусть даже и очень известных, много. И не надо на меня обижаться – глупо обижаться на правду.

Мария от этих слов сначала растерялась, а вот потом действительно всерьез обиделась – она-то считала, что сама является настолько известным и уважаемым человеком, что именно это остановило уголовниц, а, оказывается, дело не в ней, а в ее муже. Но ей хватило ума не подать виду, а просто попросить Любимова оставить ее с Гуровым наедине. Адвокат безропотно вышел, сказав, что пойдет к врачу за медицинским заключением, и они остались одни.

– Маша, так кто тебя избил? – снова спросил Лев.

– Неважно, – уже из чистого упрямства ответила она.

– Ладно! Сам разберусь, – пообещал Гуров.

– Да что ты все о ерунде, – отмахнулась супруга. – Важно другое.

Она поманила мужа к себе, и он, сев на край кровати, наклонился к ней.

– Лева! Колье было! – прошептала она.

Едва сдержав рвущийся наружу крик ярости, Гуров с трудом взял себя в руки и ровным голосом попросил, чтобы она рассказывала дальше.

– Понимаешь, Лева, я от тебя и Стаса с Петром тогда получила столько втыков по поводу подарков, что стала даже на букеты смотреть с подозрением. А тут этот совершенно незнакомый мужчина с корзиной желтых роз. И одет вроде бы прилично, и вид у него был самый восторженный, но вот… – она подбирала слова. – Понимаешь, я актриса, я на сцене у партнера, как бы старательно он ни играл, фальшь мигом чувствую. А этот человек… Он тоже играл! И восторженность, и почитание. Не знаю, как выразить, но глаза у него были… Короче, он мне не понравился. Я ему, конечно, улыбалась, но вот когда все разошлись, я решила посмотреть, что это за цветы такие.

– Зачем? – чуть не застонал Лев. – Нужно было немедленно позвонить мне!

– А если бы оказалось, что там ничего нет? – возразила она. – Кем бы я тогда выглядела? Параноиком? Или как там? Параноичкой?

– Маша! – уже не сдержавшись, простонал Лев. – В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть! Ладно! Сделанного не воротишь! Что дальше?

– Я надела перчатки и покопалась в корзине, а там на дне оказался обычный файл для бумаг, а в нем колье и записка: «Носи на здоровье. Санька Рыжий», – продолжала шепотом Мария. – Мне Баржа в камере сказала, что это кличка какого-то Александрова.

– Что ты с этим сделала? – сдавленным голосом спросил Гуров, который в этот момент, как никто, понимал мужей, убивавших своих жен в состоянии аффекта, он даже руки между колен зажал, чтобы побороть искушение.

– Я поняла, что это вовсе не подарок мне, а подстава против тебя. Мне Баржа все объяснила, – сказала Мария и передала супругу рассуждения уголовницы.

– Не лишено логики, – вынужден был согласиться Лев. – Где оно?

– Я его в гримерке спрятала.

– Зачем? – чуть не взвыл Гуров.

– Как зачем? – возмутилась она. – Это же улики! И ты, потянув за эту ниточку, найдешь того, кто хотел тебя подставить!

– Маша! Так твою гримерку, наверное, уже всю по камешку разнесли и нашли его! – чуть не заорал Лев. – Ты сама себе срок намотала!

– Фигушки! – торжествующе сказала Мария. – Слушай! До меня эта гримерка принадлежала Парамоновым. Мужу и жене. Парамонов был гениальным артистом, но пил. Бывало, что начинал спектакль трезвым, а к концу был уже никакой, еле слова выговаривал. Жена его перед выходом из дома обыскивала, вплоть до трусов – спиртного не было. Главреж гримерку только что с собаками не проверял – не находил спиртного, а Парамонов напивался. Так и пришлось ему уйти, и его жене тоже, потому что только ради него ее и держали. Вот он, узнав, что гримерка отойдет мне, и рассказал про тайник, где он водку держал. Помнишь, у меня там, в нише, стоит старинный шкаф?

– Помню такой, – с трудом пробормотал Гуров, потому что желание немедленно придушить супругу стало уже нестерпимым.

– Он до того тяжелый, что его даже во время ремонта с места не трогали, – заговорщицки шептала Мария. – У него по всем бокам что-то вроде столбиков, у которых наверху такие большие шишечки. Так вот, правая задняя отвинчивается, а столбик этот внутри полый. Если шишечку отвинтить, то внутри, через два-три сантиметра, есть то ли гвоздь, то ли шуруп, а к нему привязана леска, а уже к ней – авоська. Помнишь такие, синтетические, плетеные? Парамонов в ней водку держал, а я в нее файл с колье положила.

– Маша, если гримерку обыскивали с металлоискателем, а это наверняка так и было, то его уже нашли, – уверенно заявил Лев. – Что ты еще натворила?