Московский инквизитор (сборник)

Женщины засуетились, а Мария закурила. Она затянулась, и от глубокого вздоха в боку опять стрельнула боль. Мария закашлялась, но мужественно докурила до конца – черт его знает, как отреагирует эта Баржа на то, что она оставит сигарету недокуренной. Тем временем стол был накрыт, коньяк налит в алюминиевые кружки и закуска, причем самая разнообразная, сырокопченая колбаса, сало, ветчина, сыр, малосольная семга, разложена по таким же мискам. Женщины сели к столу – одна только Клякса воевала с холодильником, выламывая оттуда куски льда. Никто ни до чего не дотрагивался, пока Баржа не взяла свою кружку и сказал:

– Ну, со знакомством!

Все выпили залпом, и только Мария отпила немного, объяснив:

– Боюсь больше, внутри все болит, как бы хуже не было.

– Ну смотри, как хочешь, – не стала настаивать Баржа. – Хотя коньяк хороший, казахский. Они там такой наловчились делать, что от французского не отличить. Закусывай чем бог послал.

Мария немного поела и почувствовала, что ее клонит в сон. Увидев это, Баржа приказала:

– Чаю покрепче для Марьи сделайте.

Отпив немного крепкого, душистого, обжигающего и очень сладкого чая, Мария почувствовала себя бодрее. Она, конечно, знала, что и сотового телефона, и спиртного в ИВС по правилам быть не должно, но, видимо, на Баржу это не распространялось. Несмотря на то, что обстановка, казалось бы, разрядилась, она понимала, что расслабляться рано, и оказалась права, потому что Баржа сказала:

– Марья! А ведь муж-то у тебя мент! Полковник Гуров! Так?

– Да, – кивнула Мария. – И женаты мы уже давно.

– Ты не бойся! – успокоила ее Баржа. – Он мент правильный. Честный. За что его люди и уважают. А теперь рассказывай, что у тебя приключилось, раз даже он не смог тебя защитить. И заодно глаз лечить будешь. Клякса, долго тебя ждать?

Женщина принесла куски льда, завернутые в полотенце не первой свежести, но Мария даже бровью не повела, а приложила компресс к глазу и начала рассказывать, как было дело. Женщины, а уж они-то, как она поняла, на таких делах собаку съели, внимательно слушали. Когда она закончила, Баржа авторитетно заявила:

– Подстава голимая! Причем не ментовская – эти бы тоньше сработали! И наши здесь ни при чем – о том, что Гуров не берет, знают все до единого. Если Александров это Санька Рыжий, то Гуров в его деле честно разобрался, и получил он только то, что положено. Санька бы на такое не пошел, он с головой дружит, а за такое ее и оторвать могут. Надо бы ему маляву кинуть, чтобы знал, какие дела от его имени творятся. – И, подумав, продолжила: – Кому-то твой мужик крепко поперек горла встал. А ментов втемную использовали, – уверенно сказала она. – Какая-то сука им стуканула, что через тебя Гурову будут взятку давать, причем указала что именно, в чем и от кого, уже после того, как тебе эти цветы дали. Иначе мужика того, что их принес, прямо в коридоре повязали бы. Менты на эту туфту купились, а времени на подготовку у них не было. Вот и лопухнулись. А теперь что? Колье нет! Да еще и неизвестно, было ли. Цветов нет, мужика, что к тебе приходил, нет. Сплошной голяк! Вот им и не оставалось ничего другого, как тебя со злости закрыть в порядке 97-й статьи УПК, чтобы ты якобы доказательства не уничтожила. Да чтобы Гурова, если получится, сломать! Его многие не любят!

– Его нельзя сломать, – не менее уверенно сказала Мария. – Ни через меня, ни по-другому. Меня уже и похищали, и убить пытались, только боком все выходило тем, кто это затеял.

– Ну, бог даст, и в этот раз твой мужик не оплошает, – усмехнулась Баржа. – Все! Всем спать! Марью завтра утром обязательно на допрос дернут, так что голова ей ясная нужна.

– А где мне себе постелить? – спросила Мария.

– Уже постелили, – сказала Баржа, кивая на нижнюю койку возле окна.

– Но ведь я же чье-то место заняла? – повернулась к женщинам Мария.

– Мое, – ответила одна из них. – Только мне почему-то кажется, что ты тут у нас ненадолго и оно скоро освободится. Если после завтрашнего допроса сюда обратно не вернешься, то мужу передай, что Нинка Краевая его до сих пор добрым словом вспоминает. Он тогда с моим делом по справедливости разобрался. Хотя… – она усмехнулась. – В жизни моей все равно ничего не изменилось.

Мария начала подниматься со стула и вдруг замерла из-за боли в боку.

– Господи! Да что же с тобой делать-то? – виновато воскликнула Клякса. – Может, еще один холодный компресс?

– Лучше я коньяк допью, – пробормотала Мария. – Вдруг поможет уснуть?

Она осторожно легла, свет снова потушили, оставив слабое ночное освещение, но заснуть Мария так и не смогла. И не только из-за боли в боку и глазу, но и из-за мыслей, которые роились у нее в голове.

Воскресенье

Ночь Гуров провел без сна и встал утром, чувствуя себя разбитым, как древний старик. Сегодня ему было не до зарядки – себя бы в одну кучку собрать. На кухне возился Вилков – Гуров надеялся, что тому хоть немного удалось поспать, а если нет, так он еще молодой, выдержит.

Лев долго стоял под холодным душем, чтобы немного взбодриться, тщательно побрился, с большим раздражением глядя на темные круги под глазами, а потом отправился в кухню, откуда очень вкусно пахло. Там негромко работал телевизор, и в утреннем блоке новостей опять прошел репортаж об обыске в квартире Гурова и задержании народной артистки России Марии Строевой. Было понятно, что Турин действительно ударил во все колокола, потому что вслед за этим прошел сюжет об опросе прохожих на улицах Москвы на тему, как они относятся к произошедшему. Мнение было практически однозначным – полицейский беспредел, хотя одна женщина, явно обозленная на весь белый свет, заявила, что Строеву, конечно, жалко, а полицейские все одним миром мазаны, пусть друг другу горло перегрызут, от этого только воздух в стране чище станет.

Саша, которому ничего не нужно было объяснять, приготовил полноценный завтрак, но Гуров с трудом в себя его запихнул – аппетита не было абсолютно, а потом попросил заварить ему большую чашку настоящего кофе – силы сегодня ему требовались немалые, потому что день обещал быть очень тяжелым, а где их еще взять? Встав из-за стола, он достал с верха навесного шкафа лежавшую там с незапамятных времен пачку сигарет, хотя уже давно бросил курить. Сигареты были пересохшие и потрескивали, но Лев все равно выкурил сигарету под кофе и только потом пошел собираться – то, что Саша едет вместе ним, подразумевалось само собой. Оглядев себя в зеркало, Гуров решил, что выглядит вполне достойно, а следы бессонной ночи сами собой пройдут на свежем воздухе, тем более что на улице похолодало.

Когда они подъехали к изолятору, оказалось, что их уже ждут. Причем не только адвокат, но и целая толпа окруживших его журналистов.

– Похоже, что Любимов настолько уверен в успехе, что заранее пригласил их, – шепнул Саша Гурову.

– Смотри не сглазь, – ответил Лев.

Михаил Яковлевич Любимов, а на самом деле Либер, был мужчиной пожилым, он следил за собой самым тщательным образом. Стройный, всегда безукоризненно одетый, аккуратно подстриженный, хотя от волос остался только редкий седой венчик вокруг обширной лысины, в очках с золотой оправой на тонком, с горбинкой носу, он производил на клиентов самое благоприятное впечатление. Услуги его стоили очень дорого, но себя оправдывали, потому что он мог повернуть в пользу подзащитного, казалось бы, даже отягчающий вину факт, а уж по части появления словно из воздуха незаявленных свидетелей ему равных не было. Оратором он был выдающимся и мог так уболтать присяжных, что они и Чикатило оправдали бы, если бы им довелось его судить. Гуров и Саша вышли из машины, а Любимов, увидев их, оставил журналистов и направился к ним. Поздоровавшись, предложил:

– Ну-с, Лев Иванович, давайте подпишем договор об оказании адвокатских услуг, и не беспокойтесь больше ни о чем. А вот подождать придется, так что наберитесь терпения.

– Вы надеетесь ее вытащить? – удивился Гуров, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Но ведь сегодня воскресенье.

– Ну я же вам сказал, что беспокоиться ни о чем не надо, – укоризненно сказал адвокат.

Гуров не глядя подписал договор, оставил себе свой экземпляр, а Любимов отправился к входу в изолятор. Тут Лев, мысли которого были заняты совершенно другими вещами, догадался все-таки посмотреть, во что ему обойдутся услуги Любимова, и, увидев смехотворную сумму, бросился за ним.

– Михаил Яковлевич, вы уверены, что здесь не опечатка? – сказал он, показывая на графу, где стояла сумма гонорара, причитающаяся адвокату.

– Лев Иванович, дело судебной перспективы не имеет, так что от меня требуется только вытащить вашу супругу из узилища и раздуть скандал покрупнее. Турин пригласил меня принять сегодня участие в его передаче, а за такой пиар надо платить, – объяснил тот.

Любимов скрылся в дверях, а журналисты бросились теперь к Гурову, которому пришлось, отделавшись дежурными словами «Без комментариев», скрываться от них в машине, так те и ее со всех сторон сфотографировали. Время тянулось до невозможности долго. Поймав себя на том, что смотрит на часы через каждые две минуты, Лев не выдержал и попросил:

– Саша, сходи за сигаретами, может, от них легче станет.

Видя состояние дяди, Вилкову и в голову не пришло напоминать ему о том, что тот давно бросил курить. Он просто вышел и отправился к ближайшему магазину. А Гуров, чтобы хоть немного отвлечься, включил радио, которое терпеть не мог. Трудно сказать, ожидал он это или нет, но, услышав о том, что на «Эхо Москвы» вовсю обсуждается задержание его жены, он ничуть не удивился. Радовало только то, что Марию все жалели, зато в его адрес было немало едких замечаний – впрочем, аудитория у «Эхо Москвы» своеобразная, так что особо обращать на ее репортажи внимание не стоило. Главное, что шум поднялся страшный, а это давало надежду на то, что для Марии действительно все может закончиться благополучно еще сегодня. Тем временем вернулся с сигаретами Вилков, и они дружно закурили.

– Ты же не куришь! – спохватившись, воскликнул Гуров.

– От такой жизни я скоро пить начну, – на полном серьезе ответил Саша.

А в изоляторе в это время шел настоящий бой. Дежурный, уже другой, утром заступивший на смену, категорически отказывался вызвать задержанную Строеву для встречи с адвокатом.

– Без ордера не положено!

– Тогда скажите мне, за каким следователем она числится, – настойчиво интересовался Любимов.

– Да откуда я знаю? Не написано здесь ничего! – отбивался дежурный.

– То есть задержать – задержали, а кто будет вести ее дело – неизвестно! Молодой человек, – хищно поблескивая стеклами очков, вкрадчиво говорил на это Любимов. – Возле входа стоит толпа журналистов. Я сейчас выйду к ним и скажу, что Марию Строеву здесь убили. Прецеденты имели место быть неоднократно, так что это никого не удивит. Но вот личность погибшей! Как вы думаете, что после этого будет?

– Да жива она и здорова, – отбивался дежурный. – Мне по смене передали, что происшествий не было.

– Вот и дайте мне в этом убедиться, – настаивал Любимов.

Доведенный до белого каления дежурный, которому, как и его коллегам, уже не раз приходилось сталкиваться с Любимовым, решил, что лучше уж разрешить им встретиться, чем спорить. И дежурный приказал вызвать в комнату для допросов Марию.