Пробуждение его было невероятным настолько, что Чижов не сразу поверил, что это пробуждение. Ему показалось, что он попал в ночной кошмар, вызванный неумеренным возлиянием. В страшном сне из темноты ночи возник черный призрак, который приковал его к постели тяжелыми цепями и замкнул его уста колдовской печатью. Нужно было срочно просыпаться, и Чижов задергался, захрипел, закричал, попытался вскочить – и все напрасно. «Да что же это такое? – промелькнула в голове довольно ясная для кошмара мысль. – Похоже, я и в самом деле связан? Но этого не может быть! Как могло такое случиться? Что за бред?»
Но это был не бред. Подергавшись немного, Чижов начал все четче осознавать, что находится в самом плачевном положении, и происходит это, увы, не во сне, а наяву. Он понял, что запястья его и лодыжки туго стянуты веревочными путами, а рот надежно заклеен полоской скотча. Пока он спал, кто-то ловко упаковал его, точно посылку, приготовленную к отправке.
Первым делом Чижову пришла мысль о таинственных звонках с угрозами. А что если они были куда более серьезным делом, чем он пытался себе это представить? Что если он напрасно отмахнулся от этой проблемы?
Но звонки были в Москве, а она далеко. Как его могли достать тут, в медвежьем углу, в окружении друзей и вооруженных бойцов? Что происходит?
Единственное, что было доступно сейчас Чижову, это немного поднять голову и осмотреться. Тень у окна сразу бросилась ему в глаза. Человек стоял спиной к нему и рассматривал пейзаж за окном. Фигура этого человека показалась Чижову знакомой. Холодок страха медленно потек у него в животе, как будто он глотнул ледяной воды. Остатки опьянения улетучились в одно мгновение, но помочь это ему уже не могло.
Человек у окна медленно повернулся и размеренным шагом приблизился к кровати. Наклонился, внимательно посмотрел на напряженного, охваченного ужасом человека, которого он в одно мгновение обратил в своего пленника.
В комнате было темновато, но Чижов уже понял, кто перед ним. Это был сотрудник из его же фирмы, которого Алексей Пьяных захватил в поездку в качестве слуги, носильщика, курьера – без таких людей невозможно обойтись нигде. Кажется, его звали Владимиром, и работал он в фирме совсем недавно. Впрочем, раз Пьяных рассчитывал на этого парня, значит, доверял ему. Вообще-то провести Алексея было не так просто, но этому негодяю это, похоже, удалось.
Чижову очень хотелось, спросить, что все это значит, и каковы его перспективы в этой чудовищной игре. Но он начинал уже понимать, что ни его мнение, ни его вопросы тут никого не интересуют. «Что ему нужно хотя бы? – с тоской подумал Чижов. – Денег хочет? Или просто идиот? Хорошенькое дело! Приехал отдохнуть и попал в лапы маньяка. Солдаты с автоматами в пяти шагах, а я не могу даже пошевелить пальцем. А где же остальные мужики? Как этому удалось пробраться ко мне в комнату?»
Вопрос был чисто риторический. Пробраться к нему в комнату мог кто угодно – Чижов даже дверей не запирал. И уйти из своей комнаты Владимир мог, конечно, запросто – с какой стати кто-то за ним будет следить? Вообще, все происходящее было так невероятно, что ни с какой стороны не укладывалось в голове. Жаль только, что обсудить это сейчас абсолютно не с кем.
Маньяк Володя, кажется, понял направление его мыслей, потому что, закончив рассматривать беспомощного пленника, удовлетворенно хмыкнул и кивнул.
– Ну вот мы и проснулись, – очень тихо сказал он. – Чудесно. В нашем распоряжении есть часа два, господин Чижов. Потом мы разойдемся и, надо сказать, маршруты эти будут разные.
Чижову очень хотелось уточнить насчет маршрутов, но Владимир не был расположен к диалогу. Ему было необходимо выговориться самому.
– Только не думай, Чижов, что это банальное ограбление, – неожиданно переходя на «ты», сказал Владимир. – Хотя наличные у тебя из пиджака я забрал. Я не грабитель, но деньги мне всегда нужны. Накладные расходы большие. Дорога, проживание, документы, сбор информации, взятки служителям закона... Иногда, конечно, удается сделать что-то на халяву. Вот, например, поездка сюда мне ничего не стоила, это правда. Ну и до этого ты мне платил месяца три-четыре, да? Не слишком щедро, но я на большее и не претендую, я неприхотлив. Да и не в этом смысл жизни, правда, Чижов? Смысл жизни в том, чтобы чувствовать себя на коне, верно? Ну вот сейчас я на коне, а ты под копытами. Как самочувствие? Тут и слов не надо – все у тебя на лице написано. А ты здорово постарел, а? Даже, кажется, сильнее, чем я, что вообще-то странно. Знаешь, какая у меня по твоей милости была жизнь? Ну откуда тебе знать! Ты меня отправил в плавание и на следующий день забыл об этом. Для тебя всегда было главным самоутверждаться. Неважно где – на помойке, в банде, в бизнесе. Важно было быть коноводом. Иногда, чтобы заработать дешевую популярность, приходилось устраивать дешевые трюки, верно? Например, гнобить кого-то ради общей потехи... Гнусное занятие, но оно того стоило, а? Ты теперь в шоколаде – так у вас говорится?
Владимир наклонился и фамильярно похлопал беспомощного Чижова по щеке.
– Мне стоило больших трудов остаться в живых, – доверительно сообщил он. – Я сто раз мог погибнуть. Но меня хранила ненависть. Я понял, что должен выжить, чтобы наказать вас всех. Нелегко было выжить, но и вернуться было не легче – снова войти в ту же реку... Найти вас, всех десятерых... Жаль, конечно, нужно было бы оставить тебя на сладкое, но слишком многое осложняет мою миссию. Приходится пользоваться любым удобным случаем. Разберемся с тобой сегодня, а потом и остальными займемся. Ты как, не поддерживаешь старых связей? А то могу подкинуть адреса... Хотя что я говорю? Они тебе не понадобятся больше. Встретитесь в преисподней, обменяетесь впечатлениями. Ну что же, пожалуй, хватит болтать. Осталось совсем мало времени. Сейчас я буду причинять тебе боль – долгую и неотвратимую, а проще говоря, буду мучить, чтобы ты понял, что я чувствовал тогда, много лет назад. Боль! И еще беспросветное одиночество, когда знаешь, что абсолютно никто тебе не поможет, и впереди у тебя ничего нет. Я до сих пор не могу избавиться от всего этого, но я могу поделиться с тобой и прочей сволочью, которая походя испортила мне жизнь...
Чижов не видел, что держит в руке Владимир, он только увидел, как тот внезапно взмахнул рукой, опустил ее, и обжигающая боль резанула внутренности. У Чижова перехватило дыхание. «Кажется, эта сволочь уделала меня кием! – эта мысль с трудом протиснулась сквозь раздирающую кишки боль. – Захватил, наверное, в биллиардной. Я видел здесь биллиардную. Если он заглянул на кухню, то в ход может пойти вертел или чугунная сковорода? Неужели он задумал превратить меня в отбивную? Вот идиотская смерть! Но на что он все время намекал? Я не могу сосредоточиться, когда меня лупят по животу палками...»
Действительно, сосредоточиться было нелегко, особенно, когда прочный, как сталь, кий обрушился на его беззащитное тело. Он даже не мог облегчить страдания криком – рот был запечатан надежно. Он мог только извиваться на кровати и то в ограниченных пределах мешали веревки. Вообще, в сноровке, с которой Владимир связал его и обездвижил, чувствовался профессионализм.
«Кто ты такой?! – беззвучно вопил Чижов, принимая на себя все новые и новые удары. – Остановись, гад, пощади!»
Заткнутый рот сослужил неплохую, с одной стороны, службу. Позорных молений о пощаде его мучитель так и не услышал. Но с другой стороны, все складывалось именно так, как обрисовал Владимир – полная безысходность и невозможность что-либо изменить. Его забьют насмерть в двух шагах от собственных охранников и друзей. Что может быть отвратительнее и глупее? И он ничего, абсолютно ничего не может сделать, даже стонать ему удавалось с большим трудом, а силы быстро его оставляли, так быстро, что от этого делалось в два раза страшнее. Чижову всегда казалось, что, коли так случится, он выдержит и запредельные нагрузки и боль, и одиночество – все что угодно, а на деле оказалось, что хватило его совсем ненадолго. Слишком избаловали его большой город и большие деньги. Он разучился держать удар. А главное, он не сумел распознать близкую опасность и принять меры предосторожности. Такие ошибки жизнь не прощает никому. Придется теперь подыхать, как слепому котенку, которого злые дети решили забить палками.
И вдруг из коридора до его слуха донеслись встревоженные крики, которые разом уничтожили ночную тишину.
– Константин Михалыч! Вы там? Откройте! С вами все в порядке? – Чижов узнал голоса своих сотрудников.
Вслед за криками кто-то принялся ломиться в дверь. Прочная дверь не поддавалась, но трещала все более угрожающе. Обеспокоенные люди в коридоре всерьез намеревались выломать ее и должны были сделать это в самое ближайшее время.
Владимир отшвырнул кий в угол комнаты и шагнул куда-то в сторону, пропав из виду. Когда он появился, то на нем уже была куртка. Застегивая молнию, он сказал:
– Обидно! Что их всполошило? Все усилия пошли прахом, черт! Но ничего, в этом есть и своя прелесть. Твои страдания продлятся теперь чуть подольше. Но я все равно доберусь до тебя, как уже добрался до Смирнова, и как доберусь до остальных, до каждого. Я приду, чтобы отправить тебя через темную реку. Считай меня своим Хароном. Харон приходит всегда – хочешь ты этого или не хочешь.
Дверь с грохотом опрокинулась, и в комнату ворвались люди. Несмотря на боль, Чижова охватил восторг. Он понял, что неведомым силам не удалось его уничтожить, и он будет жить дальше. А угрозы – что же, теперь он приложит все силы, чтобы отвести эти угрозы. Он найдет способ.
Кто-то попытался зажечь свет. Кто-то кинулся прямо к извивающемуся на кровати Чижову. Кто-то, наоборот, быстро разобравшись в ситуации, бросился к Владимиру. Но тот вдруг поднял руку, и в комнате прогремел выстрел. Один человек упал, все прочие отшатнулись и застыли на месте. Владимир выстрелил еще раз, выбил раму в окне и бесшумно, как привидение, выпрыгнул в окно.
Не прошла и минута, а где-то позади дома взревел мотор снегохода. В затуманенном мозгу Чижова мелькнула мысль о том, что Владимир приготовился к своему преступлению гораздо тщательнее, чем это можно было себе представить. Ну что же, у него было время, чтобы продумать план действий. О том, куда они поедут с Чижовым, и что их ждет на месте, было известно за неделю. Для сообразительного человека этого времени достаточно.
В комнату ворвался полковник Рыбин в шелковой пижаме. Свет наконец загорелся. На секунду опешив от увиденного, Рыбин заревел, как медведь, и бросился к беспомощному гостю, едва ли не зубами разрывая на нем веревки.
– Мать твою! Ах, суки! – он поливал направо и налево отборным матом и оглядывался по сторонам безумными глазами. – Что сделали! Ты как, Костя? А это что?! Да тебя всего исполосовали!.. Ах, падлы! Где они? Догнать! Где солдаты? Немедленно сюда начальника караула!
В коридоре уже вовсю топали тяжелые сапоги. Вбежали бойцы в наспех напяленных полушубках. Полковник с ненавистью посмотрел на них и заорал:
– Спите?! Где офицеры?! Всех сюда! Догнать эту гадину! А этих в часть срочно – к доктору!
Кто-то уже поднимал с пола окровавленного Алексея Пьяных. Стиснув зубы, он успокаивающе мотал головой.
– Ерунда! – процедил он. – Задело немного. Сейчас я оклемаюсь...
Он действительно встал и тут же метнулся к хозяину.
– Вы как, Константин Михалыч? Это он? Это Владимир? Ах, гад! Кто мог подумать?
Рыбин сорвал с губ Чижова скотч, схватил его за плечи и впился глазами в его бледное лицо. Чижов застонал.
– Что за Владимир, мать его? – не обращая внимания на причиняемую собеседнику боль, рявкнул полковник. – Это твой, что ли? Чего он хотел? Кто он такой? Ничего, сейчас мои орлы его догонят...
В комнату вбежал один из «орлов», беспомощно развел руками.
– Товарищ полковник, – трагически воскликнул он. – Он через лес рванул на снегоходе. Наверное, к железной дороге. Или на трассу. А у нас все остальные снегоходы не заводятся. Наверное, этот хрен их испортил...
– Всех в ружье! – заорал полковник, вскакивая. – В часть звонить! Общая тревога! Мы его поймаем!
Он опять бросился к измученному Чижову.
– Держись, Костя! Мы этого подонка достанем! Ты мне объясни, кто он такой! Говорить можешь?
– Могу, – через силу ответил Чижов. – Только не знаю я, кто он такой. Он недавно у меня работает. Не знаю.
Но он уже догадывался. Только не знал, стоит ли говорить об этом вслух.
Глава 4
– Ну и куда мы с тобой приехали? – поинтересовался Гуров, когда полковник Крячко остановил свой потрепанный «Мерседес», которым очень гордился, возле мрачного, погруженного в вечерний сумрак корпуса.
Поблизости не горело ни одного огонька. Только в конце улицы ослепительной точкой выделялся укрепленный на высоком бетонном заборе прожектор. Это было как бы компенсацией за темноту во всех прочих уголках квартала. Полного мрака, впрочем, все равно не было, потому что повсюду лежали пласты сухого, сероватого снега. Снегоуборочные машины сюда явно не добирались ни разу за весь сезон.
– Диковатое местечко! – сказал Гуров, неодобрительно качая головой. – Как ты его только нашел, не понимаю! Что это такое вообще?
– Бывший цех по производству каких-то втулок для судовых двигателей, – объяснил Крячко. – Примерно так. Вообще, это совсем не важно, потому что все это производство давно остановлено, а здания подлежат сносу. Говорят, здесь будет большой торговый комплекс, в который вложат деньги голландцы и немцы.
– Это обнадеживает, – насмешливо отозвался Гуров. – Но мы с тобой что здесь забыли? Надеюсь, ты не вложил свои деньги в акции этого призрачного предприятия?