Список приговоренных

– В смысле, как это – лопухнулся? Она дала какую-то неверную информацию? Или обманула насчет обещанных бумаг? – озадаченно наморщил лоб Гуров.

– Нет! – замахал руками Крячко. – Все не то… Информацию она дала, бумаги – дала, и… Гм-гм… Саму себя дала, да так лихо, что я не смог отказаться. Вот в чем язва-то!

– Не понимаю – чего ты так испереживался по этому поводу? Тебя же не какая-нибудь Кончита Вурст соблазнила, а нормальная женщина, вполне симпатичных кондиций… – развел руками Лев. – Ты мне лучше скажи, что там за бумаги передала тебе Эмилия. Они у тебя с собой?

– А то ж… – с оттенком некоторой горделивости ответил Станислав.

– Что ж ты про них не вспомнил, когда мы были у Петра?

– Так вы вдвоем на меня так наперли, что я про эти бумажки вообще забыл… – поморщился Стас. – Нет, надо же, как Петруха насчет меня прикололся: дундукция! Да за одно только это хрен бы я ему что показал. А бумажки – вот они, смотри… Три листика, вроде как из блокнота. Эмилия сказала, что почерк – точно Зубильского, а вот что там написано – темный лес. Сплошь какие-то аббревиатуры и цифры, что они значат – не разберешь.

Взяв у Стаса три исписанных с одной стороны листа уже желтоватой бумаги формата «А-5», Лев пробежал по ним глазами. Действительно, увиденное представляло собой какую-то абракадабру. Вглядываясь в строчки, выведенные шариковой авторучкой, он отметил, что каждая из них начиналась с трех заглавных букв, потом шли какие-то числа, состоящие из двух, трех, а то и пяти-семи цифр. Причем в одних строчках было одно-два числа, в других – от трех до пяти. Кроме цифр и букв имелись непонятного назначения то ли плюсы и минусы, то ли что-то, обозначающее крестики и тире.

– Вот видишь, вообще не «въехать» в эту шараду! – заглядывая сбоку, прокомментировал Станислав.

– Ну, почему же? Кое-что тут просматривается… – не отрывая взгляда от «манускрипта», парировал Гуров. – Заглавные буквы слева – чьи-то инициалы. Далее – какие-то расчеты, скорее всего денежные. Пока только неясно – в рублях или инвалюте.

– Ты уверен, что это – инициалы? – Крячко издал недоверчивое «х-ха». – Вот, смотри: ТНТ. Это название телеканала. Или, вот: БМВ. Яснее ясного, что это марка машины.

– Да, ты прав… – «согласился» Лев. – То есть получается, что ЦАВ надо понимать как «центральный автовокзал». Или это, может быть, Цепочин Аркадий Викторович? Как думаешь?

– Ух ты! – Стас был весьма удивлен такой догадкой. – Ничего себе! Да-а-а… Слушай-ка, похоже на то. И что же тогда получается?

– Получается так, что числа, которые с плюсом, – скорее всего, деньги, данные им в долг, числа с минусом – возврат долгов, а это, в скобочках, – набежавшие проценты. Видимо, отставной замминистра занимался нелегальным ростовщичеством. И если это действительно так, то процент он брал нехилый – от тридцати до пятидесяти и выше.

– И налогов он, понятное дело, не платил! – констатировал Крячко.

– Само собой! Птице такого полета платить налоги как бы не комильфо. – Гуров еще раз внимательно просмотрел листки с записями. – Но я подумал вот о чем. Раз Зубильский давал деньги под разорительные проценты, то, надо понимать, кто-то из его должников – а их тут около сорока человек! – кому расплачиваться оказалось не под силу, мог принять решение «рассчитаться», отправив кредитора в мир иной. Нет кредитора – нет и долгов…

Слушая его, Крячко в очередной раз удивился.

– Да! Очень интересная версия… Эх, Лева! Тебе давно бы уже пора сидеть в кресле министра, – с грустинкой в голосе рассудил он. – А ты до сих пор как обычный, рядовой опер бегаешь за уголовниками. Вот и хочется спросить: где она, эта высшая справедливость?

– Стас! – хлопнув его по плечу, рассмеялся Гуров. – Избави меня боже от министерского кресла! Моя нынешняя жизнь меня вполне устраивает. Знаешь, чтобы уютно чувствовать себя во дворце, там надо родиться. И еще момент. Запомни: примерная, ударная работа – не гарантия карьерного роста. Как сказал один юморист, лучше всех в колхозе работала лошадь, но председателем она так и не стала.

Стас, мгновение помедлив, громко фыркнул и вскинул оба больших пальца:

– Гениально, Лева! Ни разу еще не слышал этот анекдот. Хм-м-м… И что же мы тогда имеем? Еще одно направление поиска? Теперь уже не только по линии наследников, коллекционеров-антикваров, но и по линии должников?

– Выходит, так… Но вот что стоило бы учесть. Эти бумажки дала тебе Эмилия Слюдянцева. Их она нашла в книге, ранее принадлежавшей Зубильскому. Так? В разводе они уже давно. А судя по этим листочкам, некоторой новизны они еще не утратили. Эта бумага – типа газетной, она имеет свойство желтеть от времени. Если бы этим листкам было лет десять, они были бы светло-коричневые. А на деле-то, глянь, слегка желтоватые, значит, им от силы года два-три. Да и цвет пишущей пасты практически не изменился. Отсюда вопрос: каким образом и когда именно книга из квартиры Зубильского попала к Эмилии Слюдянцевой? Это надо бы выяснить.

Крячко замер, недоуменно взирая на Гурова:

– Лева, ты хочешь сказать, что мне опять придется ехать к Эмилии?! И к тому же сегодня?!!

Сочувственно вздохнув, тот развел руками, как бы говоря: «Извини, дружище, но служба – превыше всего!»

– Стас, если бы нам нужно было узнать только о книге, то, в принципе, достаточно было бы просто позвонить… – добавил он вслух. – Но нам еще очень важно получить список всех знакомых и родственников Зубильского, да и ее собственных, чтобы появилась возможность сопоставить их инициалы с имеющимися в долговых записях. Представляешь, какая это объемная работа? Эмилии ты сейчас позвони, попроси ее такой список составить, а завтра поедешь и заберешь.

– Лева! Ты ведь заведомо знаешь, что там меня ждет, едва я ступлю в ее квартиру. Знаешь же? Вот… И со спокойной совестью отправляешь меня к этой перезрелой нимфоманке. Тебя совесть не гложет?

– Е-понский… Автопром! – сокрушенно помотал головой Гуров. – Да, гложет! Тебе стало легче?

– Конечно! – с некоторым даже великодушием произнес Стас. – Ладно, уговорил. Звоню Эмилии…

Он набрал номер на своем сотовом и, услышав отклик с того конца связи, жизнерадостно поздоровался и несколько пространно изложил просьбу о списке. Пояснив суть причин, побудивших обратиться с подобным предложением, Крячко пообещал, что обязательно заедет завтра. Судя по всему, реагируя на встречное предложение Эмилии заглянуть сегодня вечерком, он торопливо пояснил:

– Я бы с охотой, но… Через полчаса с Львом Ивановичем едем брать крупного уголовного авторитета. Вот, Лев Иванович рядом, он может подтвердить. Да, да, да! Учти – эта информация секретная! Придется неизвестно сколько просидеть в засаде. Может, и до самого утра… Что?.. А-а-а, понял! Мила, солнышко, если освобожусь раньше, то – к тебе, и только к тебе…

Закончив разговор и спрятав телефон, Стас устало, как косарь на жнивье, утер лоб тыльной стороной ладони.

– Ну все, список будет. К тому же самый полный – ФИО, плюс телефоны и адреса из имеющихся у нее в наличии. Так! Сейчас, наверное, тоже малость прочешу дебри Интернета на предмет выявления «точек», где кучкуются эти самые «деффочки» в округе улиц Солнечной и Пармской.

Он сел за свой стол, включил ноутбук, и в кабинете ненадолго воцарилось молчание. Однако некоторое время спустя со стороны Стаса донеслось:

– Я охреневаю! Лева, но это же просто ужас, что творится на этом гребаном «панельном фронте»… Ты представляешь, стоило набрать в поисковой системе запрос «Москва, проститутки, Солнечная и Пармская», как автоматика тут же выдала уймищу страниц информации на этот счет. Матерь Божья! Что у нас, вообще, с этим творится? Такое ощущение, что вся Москва вышла на панель…

Ничего не ответив, Гуров лишь поднял голову и, коротко взглянув на расходившегося приятеля, продолжил изучение материалов о коллекционерах антиквариата. А почитать было что. Как явствовало из статьи аналитика антикварного рынка, ежегодный мировой торговый оборот в этой сфере достигает, по разным оценкам, от двадцати до пятидесяти миллиардов долларов. Ежегодно на самых крупных аукционах – Сотбис и Кристи – продается всевозможных раритетов на десятки и сотни миллионов «зеленых». Как считают экономисты, последние годы антиквариат признан наилучшим средством вложения капиталов, которое не подвержено экономическим спадам и инфляции.

«Вот поэтому-то старый хитрец Зубильский и кинулся скупать все эти свои уникумы и редкости – вложенные в них деньги можно было вернуть с большими процентами, – мысленно отметил Лев, пробегая взглядом по очередному материалу. – Причем гарантированно. Насчет любви к искусству тут и заморачиваться не стоит – ею тут и не пахнет. Один лишь голый коммерческий расчет, и только…»

Особое внимание многие авторы очерков и эссе обращали на то, что в антикварной среде существует немало своих самых разных «подводных камней». В частности, новичкам не рекомендовалось заниматься безоглядной скупкой всего того, что им показалось ценным, что им посоветовали малосведущие «эксперты». Не зная определенных критериев оценки того или иного раритета, всегда есть риск за немалые деньги купить фальшивку или никчемную безделушку. Специалистами рекомендовалось проконсультироваться как минимум с двумя знатоками раритетов и сведущими именно в той сфере, к которой относится понравившийся объект коллекционирования. Ведь эксперт по части букинистики или филателии не всегда мог быть достаточно сведущ в фалеристике.

Наткнувшись на очерк, посвященный антикварной проблематике, в котором автор рассказывал о судебном деле середины девяностых, Гуров с большим интересом прочел его от начала до конца. Как явствовало из повествования, в одном из крупных губернских центров Южного федерального округа произошло убийство известного в местных кругах коллекционера антиквариата. И хотя убийца обставил случившееся как суицид, местные опера сумели выйти на его след, и полгода спустя подозреваемый был задержан в одном из сибирских городов.

В ходе расследования выяснилось, что потерпевший сам в какой-то степени спровоцировал свое убийство. По словам обвиняемого, антиквар за определенную (зачастую весьма высокую) плату консультировал новичков по части реальной стоимости тех или иных раритетных ценностей. В том числе и его.

Он намеревался приобрести уникальную шкатулку семнадцатого века (по некоторым данным, ею одно время владела княгиня Екатерина Дашкова, подруга и сподвижница императрицы Екатерины II). Эксперт, сразу же усмотрев в «старинной вещи» весьма искусный «новодел», был настроен на то, чтобы вынести честную, объективную оценку. Но, как это иногда бывает в подобных ситуациях, к нему пришел владелец шкатулки и за большие деньги уговорил антиквара объявить «липу» подлинником. Поколебавшись, тот согласился. Ради приобретения фальшивого «уникума» коллекционер продал дом родителей, которые к той поре уже умерли.

Но полгода спустя тяжело заболела его жена. Ей требовалась дорогостоящая операция, и обладатель шкатулки повез свое приобретение в Москву, чтобы, продав «раритет», спасти близкого человека. И только тогда он узнал, что его жестоко обманули. Его «сокровище» стоило в сотни раз меньше, чем он отдал мошеннику. В отчаянии он выставил на продажу свою квартиру, но продать не успел – жены не стало.