Мщение справедливо

– На что же ты жить будешь, пока вернешься? – Ильин спросил и удивился своей глупости. – Мы же твой тайник нашли и доллары изъяли.

– Знаю. По совести, Игорь Трофимович, «зеленые» следовало бы вернуть, но ведь там не один человек шарил, значит, деньги оприходованы. А своих у вас нету, я с нищих не беру. У меня малость осталось, в одно место все яйца только последний кретин кладет. У вас сейчас одна задача: дать мне надежный канал связи. Естественно, никаких посредников. У вас наверняка имеется конспиративная квартира, мы там встретимся, я объясню вам суть дела, согласитесь – вы, ничего не делая, в доле, а нет – значит, нет.

– Если я ничего не делаю, зачем я вам нужен?

– Законный вопрос. В вашу контору может обратиться высокопоставленный и глупый человек, который скажет, что его шантажируют убийством и требуют деньги. Так он врет, его не шантажируют, убийством не угрожают. Об этом сигнале я должен знать.

– Наконец-то, – облегченно вздохнул Ильин. – Значит, ты хочешь сделать из меня осведомителя.

– Я? – искренне удивился Галей. – Господь с вами, Игорь Трофимович! Если хотите знать, я вообще ничего не хочу. Я практически ни за что предлагаю вам серьезные деньги. Я побеспокоюсь, чтобы человек не был круглым идиотом и никуда о моей скромной просьбе не сообщал. А наша беседа и ваше согласие вас ни к чему не обязывают. Желаете – предупреждаете, не желаете – я без претензий.

– Ничего я тебе не отвечу, так как не понимаю. – Ильин продиктовал адрес. – Запомнил?

– Ну?

– Если я позвоню и спрошу, состоится ли сегодня пулька, ответишь, – мол, ошиблись номером. На следующий день в двенадцать придешь по этому адресу. Там решим, если перестанешь темнить, конечно.

– Всего наилучшего, Игорь Трофимович, звони, чтобы меня вывели. И не будь дураком, сотри запись нашего разговора.

Ильин выпил еще коньячку, чего раньше никогда себе не позволял, откинулся на спинку кресла и задремал.

Сквозь дрему он философски рассуждал, чего только черт не делает, когда Бог спит. Очень полковнику нравился спокойный и рассудительный парень Борис Галей. Многоопытный кагэбэшник отлично понимал, что на предложение бывшего киллера соглашаться нельзя. Но тот же опыт утверждал, что ему, полковнику контрразведки, никто никакого предложения и не делал. Его просто поставили перед фактом, точнее, перед выбором, – помогать преступнику и получать деньги. Или не помогать, деньги не получать, но если он провалится, в том и другом случае сгорит дотла. Если полковник не помогает Галею, тот рискует больше, а при аресте Галея он сдает гэбэшника, и горят оба, Ильин горит значительно ярче, а уж вони будет больше неизмеримо.

«Разберем варианты. Я отказываюсь, денег не беру, Галей ошибается, его берут, он не может вывернуться и закладывает меня. Что мне предъявить со слов уголовника?»

От такой перспективы Ильин резко выпрямился, сонливость пропала. «Полковник Ильин говорит о визите – отрицать его невозможно. Раскручивается вся история с неудачной вербовкой уголовника и выплывает мое указание ликвидировать Галея. Авария и изъятие его тела зафиксированы. Моих парней потрясут, и хоть один да посыплется, за ним расколются остальные. Отмывая себя, оперативники все свалят на Ильина. Газеты поднимают дикий вой. Это уже не отставка – суд и тюрьма.

Вариант второй. Я принимаю предложение и беру деньги. В случае провала результат тот же, да не совсем. Галей считает, что у полковника Ильина счет в далеком банке. В том банке ильинского даже кучи говна не найдешь. Если я играю с Галеем, то вряд ли такой ловкий и осторожный парень сыпанется на первом же деле, да еще при моей страховке. Он один раз обернется, я получу тысяч двести, о меньшей сумме Галей не начинал бы разговора. Человек, имеющий в кармане двести тысяч долларов, уже совсем другой человек, и возможности у него совершенно иные».

Итак, полковник Ильин сделал выбор. А если бы он знал, о каких деньгах идет разговор, то все его выкладки и рассуждения оказались бы значительно короче.

Погода стояла промозглая, март к концу, пора бы москвичам привыкнуть, из года в год одно и то же. Под ногами темная жижа, наледь проступает, лужи расползаются, в общем – мразь.

На что уж ботинки на Галее добротные, подошва толстая, рифленая, носок шерстяной, а ногам зябко, все кажется, что промочил, а не должно. В ноябре, когда его так неудачно грохнули, на улице было немногим лучше. Четыре месяца он в Москве не был, изменилось мало, цены подросли, так Галей точно не помнит, какие они были.

Следовало поесть, спокойно обдумать, чем же закончился разговор с гэбэшником. По первому взгляду он, Галей, козырем вышел, однако известно, первый взгляд, случается, в десятку бьет, а может и в «молоко» увести. Он открыл дверь неприметного с виду кафе, колыхнув портьеру, навстречу шагнул охранник. То, что малый, хоть и в форменном пиджаке с золотыми пуговицами, не официант, тем более не хозяин, Галей определил сразу. Охранник поправил бабочку под белоснежным воротничком, переступил с ноги на ногу; обычно он безошибочно определял, кому помочь раздеться, кому указать на табличку «Мест нет». Но вошедший был прост и одновременно опасен. И чего в неказистом госте опасного – не разберешь; несмотря на молодость, вышибала за год приобрел изрядный опыт, нутром чувствовал – мужик «ряженый» и суть его не в одежде.

Галей оглядел небольшой уютный вестибюль, ткнул взглядом в швейцара, определил, что малый сопливый, хоть и «качок», сомнения его понял, прервал просто. Галей стянул мокрый плащ, швырнул в парня, пригладил мокрые волосы ладонью, которую тут же вытер о штаны, и шагнул в зал.

Из шести столиков занят был лишь один, за ним гуляли две шумные пары, явно при деньгах и из местных. Галей, хотя и был чист, как новорожденный, занял столик в углу, лицом к дверям и подальше от уже пьяной компании. Девицы были, конечно, блондинки, а парни в костюмах-балахонах, размера на два больше, чем требовалось. На запястье одного тускло блеснули золотые часы. Даже на таком расстоянии Галей определил, что «бока» настоящие «рыжие», не подделка, браслет массивный, в общем, мальчик деловой, либо только вылупился и красится под крутого.

– Здравствуйте, господин хороший! – прощебетала подбежавшая официантка, протянула меню. – Я вас слушаю.

– Сто пятьдесят «Абсолюта» в стакане, пачку «Мальборо», салат с мясом, кусок мяса с кровью и с картошкой, чашку кофе.

Официантка крутила в наманикюренных пальцах карандаш, не знала, что записать, мялась, затем тихо спросила:

– Простите, вам наши цены известны?

– Коли не хватит, у тебя, красавица, займу. – Галей вынул пачку сигарет, вытряхнул последнюю, закурил и вздохнул.

Галею не нравилось, что он начал пить и курить, хотя тем и другим занимался не всерьез, больше для баловства, чтобы отвлечься. Настроение было хреновое, ежели рассудить, так без причины. Он живой, здоровый, голова давно не болит, встреча с гэбэшником прошла нормально, хотя последний окончательного согласия не дал, но мужик он головастый, вмиг сообразит, что деваться ему некуда.

Вернулась официантка, накрыла ловко, умело и, чуть размыкая сочно накрашенные губы, прошептала:

– Вы меня простите, хотела как лучше, у нас недоразумения случаются.

– Я, сестренка, с понятием. – Галей выпил водку одним глотком, зажевал листиком салата, затем достал из брючного кармана пачку долларов, отслюнил сотенную, положил на стол, указал на стакан. – Повтори, пожалуйста.

– Мы вообще-то валюту не берем… – Девица смахнула сто долларов и исчезла.

Галей жил по принципу: только вперед; катился, как паровоз, не имеющий заднего хода и привычки оборачиваться. Что было, то прошло и уже неинтересно, забыто и не нужно. Профессиональный киллер, он не помнил имена и лица ликвидированных. У него была избирательная память, она выталкивала из небытия факты, имена, даже номера телефонов, если в них оказывалась сиюминутная надобность.

Однако сейчас он, не ощущая вкуса, ел салат и смотрел черно-белое немое кино последних месяцев в своей жизни.

Прошлой осенью, когда он был взят спецслужбой, познакомился с полковником Ильиным и жил в гэбэшной загородной резиденции, то вначале не дергался. Он знал себе цену, таких не ликвидируют. Ведь никто не швырнет в пруд золотую монету, чтобы посчитать, сколько кругов от ее всплеска разойдется. Для такой забавы под ногами сколько хошь камешков валяется.

Но когда Ильин стал как танк лезть вперед в отношении «горячего» «вальтера», Галей забеспокоился. Он почуял, что «вальтер» нужнее стрелка, и он, Галей, тут интерес не главный. Какую-то темноту служба замыслила, и в исполнении замысла «горячая» пушка важнее исполнителя. Тем более что ни одно дело Галея, даже при наличии орудия убийства, в суде не доказывалось. Уж об этом он заранее позаботился.

Тогда Галей поздно понял, где оплошал, просто свалял дурака. Он выставился перед полковником слишком умным и хватким, гэбист его понял, испугался, что такой конь под уздой не ходит, – может по желанию засбоить и понесет куда не следует.

Галей догадался – решили обойтись без его услуг, хватит и стреляного ранее «вальтера». Киллер не отдавал пистолет до последнего, пока не понял, что дошел до самого края, времени у полковника нет, а он в игре не «джокер». Шлепнут упрямого малого, может, и жалко, да так легло, и выбора у Ильина нет. Тогда Галей требуемый «вальтер» отдал, но и тут лишку допустил. Не просто тайник указал, а в присутствии оперов пистолет втихую забрал, пронес в ихнюю «малину» и шикарным жестом выложил перед полковником. Галей хотел лишний раз доказать свой класс, мастерство, а вышло наоборот, выпендрился; полковник убедился, что киллер спецслужбе не по зубам, пистолет забрал, а Галея решил ликвидировать наверняка.

Получив «вальтер», Ильин из особняка исчез. Через два дня, когда стемнело, знакомые охранники, уже кореша, предложили киллеру поехать взглянуть на место предстоящей «работы». Но усадили не в свой «мерс» или «Волгу», а в «жигуль» Галея, и он понял, что его везут убивать. И даже догадался, как именно станут убивать. Стрелять не собираются, организуют аварию, потому и взяли машину Галея. «Сейчас главное не показывать, что я все понимаю. Поверили, посадили рядом с водителем, не боятся, что я выброшусь из машины на ходу. Ударят по затылку, пересадят за руль и спустят машину под откос».

За спиной зашебуршились, он как бы невзначай обернулся, один из ребят держал стакан, второй открывал бутылку коньяку.

– Жаль, не пьешь, а то бы как раз на троих, – сказал один, старательно отворачиваясь от взгляда Галея.

– А я не знаю, пью или нет, – беспечно ответил тот, даже хохотнул. – Давай, раз такое дело, попробую.

– Неужто и впрямь в жизни не пробовал? – удивился державший стакан, повернулся – из-под ляжки у него торчала монтировка.

«Значит, бить будет он, когда ему нальют и он начнет глотать, я могу выпрыгнуть. Но справа от шоссе тянулось ровное поле, спрятаться негде. Как ловко я ни упаду, пока поднимусь, они машину назад подадут, догонят и убьют. А нет, так пристрелят».

Все правильно просчитал Галей, а момент удара пропустил. Много позже он понял: амбал ударил, когда передавал товарищу стакан. Они и возню с коньяком устроили, чтобы создать максимально мирную обстановку.

Сознание вернулось, когда в машине уже никого не было, она летела по шоссе. Галею казалось, что он выныривает из-под воды, еще секунда, можно вздохнуть…

Только позже он понял, что «Жигули» врезались в опору столба, потому Галей из-под воды не вынырнул, ушел в глубину.

…Он вновь пришел в себя, услышав мужской голос:

– Повезло парню, ноги, руки вроде целы…

– Затылок видел? Наверняка шейные позвонки поехали, коли выживет, урод на всю жизнь.

Галей шевельнул пальцами ног – получилось. Он приоткрыл глаза, понял, что уже в «Скорой». Мелькнула дурацкая мысль, мол, здорово у нас «Скорая» работает.