Made in RUSSIA. Сборник рассказов

– Предъявитель сего …крестьянин Орловской губернии, – медленно по слогам, с важным видом читал солдат, – Федор Лукашенко, сын Петра. Едет на поселение в Туркестанское губернаторство. С супружницей своей Марфой и их детками, в количестве пяти душ: Мария, Валентина, Степан, Яков, Нина.

Здесь писано пять душ деток, а у вас четверо, куды еще одного подевали?

– Бог принял сыночка моего Степана, не уберегли. Лихоманка проклятая. Ден пятнадцать уже прошло. Ты прости нас батюшка.

– Непорядок. Надо старшому показать, чтоб написал сколько вас.

– Ты уж батюшка не обессудь, сам там укажи, что как надо. Мы в этих бумагах не очень, – Федор немного заискивающе улыбнулся, – ну а я в долгу не останусь, табачком то ростовским угощу.

– Ростовским говоришь?

– Да уж, сподобил боженька перед отъездом отовариться немного, – тут Федор, обернулся и из вороха вещей на телеге вытащил небольшую корзинку. Пошарил в ней и вытащил оттуда небольшой мешочек с табаком. – Вот тебе солдатик, угощайся.

– А вот за табачок дядька спасибо тебе, – улыбнулся солдат, – я ведь сам из тех краев родом. И оглянувшись на караульную будку, солдат достал из кармана огрызок карандаша и зачеркнув имя Степан, приписал рядом коротко: «помер».

– Давай проезжай, не задерживай, – заорал караульный и помахал своим рукой, – пропускай все в порядке…

Бесконечна казахская степь. Пыльная дорога вьется бесконечной лентой до горизонта. Солнце жарит немилосердно. Федор недовольно кряхтит. В дороге с самого раннего утра, а до сих пор еще ни одной остановки не сделали.

– Стой, привал. Тпру.

На телегах сделаны легкие тенты от солнца. На тонкие жердочки, укрепленные по углам телег натянуты полотнища крепкой ткани. В телегах детишки вповалку среди мешков с провизией и зерном. За второй телегой сидит Саламат. Прибившийся к ним в дороге парень из местных (киргиз-казак, кайсак*).

– Саламат, эй ты где, кыргыз чертов?

– Здеся батька, ты не ругайся. Но я не кыргыз, я сарт*. Зачем встали, еще ехать надо. А там город будет, Гурьев называется. Как солнце начнет падать, так и город приходить будем. Там кушать будем, спать станем.

Саламат худощавый паренёк в драном халате, с тюбетейкой на голове возмущенно плюнул в дорожную пыль.

– Вот бисова детина, немного передохнем. Ветерок прохладный как раз подул. Деткам водицы дать, быкам передохнуть малость сами, перекус сделаем и дальше поедем, – тут Федор слез с телеги и стал развязывать мешок, – ты мне во что скажи Саламат, как тут люди, как живется можется, какие города здесь есть в кыргыз-кайсакской степи?

– Люди разные. Казак, кыргыз. Сарт есть. Богатый бай, плохой очень. Много есть верблюд, лошадь, баран. Бедный бедняк, совсем нехорошо живет, баран жок. Идет работать к баю. Бай дает немного баран. Бедняк живет тогда.

– Как и у нас в Рассее матушке, – задумчиво протянул Федор.

– Город есть, село, аул есть много, – продолжил Саламат, – Знаю город Акмолинск, там зима, очень холодно. Еше есть Аягыз совсем маленький город. Знаю Гурьев, людей много, начальник губернатор, вот такой толстый дядька, но хорошей земли мало. Говорят, батька, там, – тут парень указал куда-то вперед, твой город Аулие-Ата. Ехать тебе туда долго надо. Речки Талас, Аса. Земля хороший. Людей мало. Мне друг рассказывал.

Пока мужчины разговаривали, проснулась Марфа жена Федора. Проверив спящую младшенькую Ниночку она привычно соскочила с телеги и начала собирать нехитрую снедь.

Немногим погодя покормив мужчин, занялась детьми.

Старшенькие: Валя и Яшка уже забегали, заиграли около дороги. После долго сидения и лежания в телеге, старясь размять свои еще детские косточки. Маша, скорчив недовольную рожицу, не захотела слезать с телеги и лежала в тенечке дыша прохладным ветерком. А маленькая Ниночка проснувшись и попив теплой водицы из глиняной бутылки заботливо укутанной в тряпье, изумленно таращила свои глазенки в желто-зеленую казахскую степь и тыча пальчиком, сказала, – тама лосадки…

– Какие такие лошадки? – На голос самой маленькой дочки обернулся Федор, – эка диво, что за звери?

Глядя на неведомых двугорбых желтых зверюг, с сумками и тюками на крепких спинах, проходящих мимо наших странников в некотором удалении- Федор чесал в затылке, – Бога ж твою душу мать. Привидится же такое!

– Верблюд. Два шишка на спине- бактриан. Куча верблюд: караван идет, товар везет, – меланхолично заметил Саламат…

Солнце все ниже опускается к горизонту. Становится ощутимо прохладнее. Замолкли дети в телеге, клюет носом сам Федор, Матрена придерживая рукой корзинку с недоеденной снедью думает о чем-то о своем, о бабьем. Поскрипывает плохо смазанное колесо в телеге. Лишь Саламат, сидя за вожжами на второй телеге позади, тянет негромко что-то свое, на непонятном для Федора языке.

– О чем ты поешь Саламат? – встряхивается от дремы Федор.

– Об этой земле. О том, что по ней идут верблюды, везут товары. О том, что едем по ней мы. Ты русский, едешь строить свой дом. А я пойду дальше. Найду себе жену, куплю баранов и … – тут дорожный акын* задумался, – тоже построю себе дом и буду ездить к тебе в гости Федор…

Поздно вечером, уже, в степном городе Гурьеве, устроившись на постоялом дворе и распрягши быков Федор осматривает их и ругается, – ах ты ж язви тя в душу. Марфа подь сюды, гляди что деется.

– Не жилец, явно до утра не дотянет, – глядя на захворавшего быка выносит свой вердикт жена. – Он и днем то квелый был, прости господи. Как до города то дошел, ума не приложу. Я ему травки подкладывала разные, вот и сил чуток и оставалось. А сейчас и до утра не дотянет, забить надо. А утром мясо продадим, часть себе завялим…

Уже глубоко за полночь, сложив мясо в холодном погребе постоялого двора и договорившись с хозяином, что поутру будут торговать, Федор в кровати копается в своих вещах.

– Да спи ты окаянный, – во сне бормочет жена. На соседней широкой койке рядком лежат детишки, давно уже сопят без задних ног.

– Ладно Марфуша, не ворчи. Я сейчас, загашник свой только проверю, – Федор наконец нашаривает в скрытом на рубахе кармане кошель. Развязывает и при свете свечи высыпает на стол пригоршню монет. Среди меди и серебра ярким блеском сияют царской чеканки золотые червонцы. Пять монет, по десять рублей, да еще мелочь серебра и меди. Да четыре бумажных денежки, также номиналом по десять царских рублей. Это все что оставалось на данный момент от тех Столыпинских*, Петра Аркадьевича ещё, двух сотен рублей, который выдавали крестьянам на подъем и переселение в далекие киргыз-кайсацкие степи.

Прошло еще три недели долгого пути. По решению распределительной комиссии наших переселенцев отправили в село Поклонка. Туркестанской губернии, Аулие-атинского уезда. Где Федор посмотрев на черную землю, густую зелень и близко расположенную речушку, решил строить дом и разводить быков…

Шли годы, отгремела первая мировая. Пришла революция. А наши переселенцы жили, трудились и растили детей. Когда они выросли и разбежались кто куда, Марфа похоронив мужа, перебралась в город вместе с Ниной. Самая младшая из детей поступила учиться в Москву. Еще до войны. Там и осталась работать. А уже после Победы она встретила своего Григория. Демобилизованного, по случаю ранения и победы. И сразу вышла за него замуж. Потом, когда родилась дочка Натали они вместе с мужем решили вернуться в родной Джамбул (бывш. Аулие-Ата) из голодной и холодной послевоенной Москвы

Немногим позже, уже на родине, родился и сын Владимир. Дочь пошла по стопам матери, получила инженерное образование и стала преподавать технические специальности. Сын стал электриком. И в свое время, уже Наталия Григорьевна в бытность свою замужем за простым советским инженером Аркадием, родила двух девочек: Алинку и Полинку. Старшая их которых, Аля, и стала матерью моих детей, и моей женой соответственно…

Примечание автора:**

*Паспорт. Ходаческое свидетельство (свидетельство ходока). Проходное переселенческое свидетельство, – официальное документы, выдаваемые переселенцам с указанием края и местности куда переселяться.

*Киргиз-казак, кайсак, – Так именовались все народы, преимущественно казахи, проживавшие на территории современного Казахстана, на период начала 20 века.

*Сарт, – так называли местные узбеков которые жили на территории Казахстана.

*Аграрная реформа Петра Столыпина началась с царского указа от девятого ноября шестого года. Где крестьянам впервые давался ряд свобод, в частности на свободное поселение. Что привело к росту внутренней миграции по стране, чем не преминули воспользоваться власти и начали активное заселение земель за Уралом и в Казахстане.

Переселенцы освобождались на долгое время от налогов, получали в собственность участок земли 15 га на главу семьи, получали денежное пособие в сумме 200 рублей (по различным источникам от 100 до 200 рублей царской чеканки) на семью, при том мужчины освобождались от воинской повинности.

Русское поле. Время шакалов

Во тьме ночи мерзко залаял трусливый пес. Он чувствовал запахи, доносящиеся с поля: запахи мертвечины, крови, пороха и дыма пожарищ. Его с самого вечера тянуло туда. Но он боялся. До глубокой ночи были слышны стоны, крики раненых и умирающих. Потом все смолкло. Лишь треск догорающих пожаров и дым тянулись над ночным полем. Три часа ночи – время шакалов и мародеров Шакалы в здешних местах не водятся, а вот мародеры, тут как тут.

Их несколько, воровато оглядываясь, вздрагивая от каждого шороха, они обкрадывают тела. Преимущественно французские, снимая с офицеров золотые награды и украшения, не брезгуют и солдатами, шаря по их карманам и выуживая оттуда небогатую мелочь. Хотя во тьме не видно и под грязные мародерские руки попадают и русские тела. Солдат, офицеров и ополченцев погибших сегодня днем на ратном поле. Шаря по телу павшего офицера, мародер невольно ухватился за нательный крестик. Сорвав его и рассматривая под слабым светом самодельного факела, «ночной тать» пробует его на зуб, – золотой, – и довольно прячет в карман…