Она сделала вид, что раскаивается в начатом разговоре, что не знает, удобно ли продолжать его.
Все это вместе со словами «мой друг» окончательно разнежило Степана Сидоровича, – он решил на искренность отвечать искренностью.
– Что вы, Калисфения Фемистокловна, я так вам благодарен за участие… Я ведь и сам понимаю, что, живя в комнате от жильцов, нельзя надеяться на особую безопасность, но я принял меры… Если доберутся до моего сундука, он стоит вон там, под кроватью, то все равно ничего не найдут…
– Вот как… – сделала она печальное лицо.
– Хоть там денежки и лежат, да не для них, а для нас с вами… – засмеялся тихим смехом Степан Сидорович.
– Как же это? Это интересно…
– А если вам интересно, то после кофею я вам этот секрет покажу… От вас не утаю… может, надумаетесь, так ничего скрывать уже не придется.
Степан Сидорович посмотрел на нее масляными глазами.
Она милостиво улыбнулась, бросила на него нежный взгляд и вдруг потупилась, как бы сконфузившись.
Выпив вторую чашку кофе, Калисфения Фемистокловна, по тогдашнему обычаю, опрокинула чашку.
– Еще чашечку! – заискивающе попросил Сидорыч.
– Нет, больше не хочу, благодарю вас…
– Одну…
– Нет, нет!
– Просить можно, неволить грех… – сказал Сидорыч, допив свою.
Он приказал прислуге убирать со стола самовар, кофейник и чайную посуду.
– Сластями побалуйтесь.
Калисфения Фемистокловна начала лакомиться.
Когда прислуга вышла с подносом из комнаты, Степан Сидорович встал, задвинул дверь на задвижку и, подойдя к кровати, выдвинул из-под нее свою заветную укладку.
– Пожалуйте смотреть… занятная работа, один благоприятель смастерил…
Открыв сундук, он показал Калисфении Фемистокловне хранившееся в нем разное белье и другие мелкие вещи.
– Видите, кроме тряпок, ничего нет, – говорил он, аккуратно вынимая содержимое и укладывая на кровать.
Сундук скоро опустел.
– Пусто? – спросил Степан Сидоров.
– Пусто, – отвечала гостья.
– Где же денежки?
– Не знаю.
В это время Степан Сидорович нажал пальцем дощечку. Раздался легкий треск, верхнее дно укладки приподнялось, и обнаружились уложенные рядком объемистые пачки крупных ассигнаций.
Читатель знает, какие это были деньги.
– Ах! – сдержанно воскликнула Калисфения Фемистокловна и почти любовно посмотрела на обладателя искусно сделанной укладки.
Опытным взглядом она окинула пачки и поняла, что ее будущий жених не преувеличил цифры своего капитала.
– Неправда ли, хитрая штука? – сказал Сидорыч, снова нажимая какую-то дощечку.
Дно снова пришло в свое первоначальное положение.
– На что хитрее! – согласилась Калисфения Фемистокловна.
Содержимое сундука тем же порядком было в него уложено, он был заперт и снова вдвинут под кровать.
Степан Сидорыч отпер дверь. Они снова уселись к столу.
– Когда же вы наконец решите мою судьбу? – заговорил Степан Сидорович.
– Удивительно, какой вы нетерпеливый человек… – улыбнулась Калисфения Фемистокловна. – Вам все сейчас вынь да положь…
– Это вы напрасно, уж сколько времени я жду… два месяца…
– Два месяца, – захохотала она. – Это, по-вашему, много… Люди по годам ждут… Или я не стою, чтобы меня подождать.
Она взглянула на него исподлобья.
– Кто говорит, не стоите… Только вот не знаешь, дождешься ли.
– Ну что уж с вами делать, видно, надо перестать томить… дождетесь, дождетесь.
Он схватил ее руку и припал к ней пересохшими губами. Она не только не отнимала ее, но напротив, наклонилась к нему и обожгла ему щеку поцелуем. Он упал к ее ногам.
– Встаньте, встаньте, прислуга может войти, да и мне пора, засиделась.
– Куда же вы так скоро? – печально произнес он, поднимаясь с пола.
– Куда? Домой… приходите теперь вы ко мне… так и будем пока ходить друг к другу.
– И долго?
– Не долго…
Он помог ей одеться, сам отпер и запер за нею дверь, еще раз крепко расцеловав ее обе руки.