Коронованный рыцарь

– Ну, пока ничего, а каждый день надо ожидать назначения…

– В военную?..

– Едва ли… вакансий здесь для меня нет… верно, по штатской…

– Что же, это полбеды, ты, дядя, совсем еще молодой человек, стыдно лениться, надо служить… Вот я…

Он остановился.

– Кстати, что обо мне говорить, от судьбы не уйдешь… поговорим именно о тебе… Что ты станешь теперь делать?

Оленин передал Ивану Сергеевичу свой мимолетный разговор с Архаровым и обещание последнего доложить о нем государю.

– Это счастливо… Вот уж именно нет худа без добра, моя глупая история послужила тебе на пользу… Николай Петрович самый близкий человек к государю, он сумеет найти хороший час и сумеет доложить… Я ему напомню его обещание.

– Спасибо, дядя, – протянул ему руку Оленин.

Дмитревский пожал эту руку своей могучей дланью, вполне гармонировавшей с его высоким ростом.

– Но почему ты такой скучный, растерянный? Ужели на тебя так повлияло это исключение… Ободрись… Все перемелется, мука будет…

– Нет, я не о том… так… что-то мне не по себе… – уклончиво отвечал Виктор Павлович. – Что Похвиснев, ты о нем что-нибудь знаешь?.. Он был сюда вызван с фельдъегерем… Семья так перепугалась, поскакала за ним.

– Напрасно совершенно… он генерал.

– Как генерал? Из майоров?

– Да, из майоров… Это замечательная история… О ней говорит весь Петербург.

– Вот как, а я не слыхал. Впрочем, ведь я безвыходно почти три дня просидел в четырех стенах.

– Как это тебе не рассказал Петрович?

– Я не заводил с ним о них разговора, да после обыска у него он, вопреки своему обыкновению, сделался молчалив.

– Вот как! Ну, теперь снова разговорится.

– В чем же дело? Как же это он сделался вдруг генералом?

– Да так… Привезли его прямо во дворец, доложили государю.

«А! Ростопчин! – обратился Павел Петрович к одному из своих генерал-адъютантов. – Поди скажи, что я жалую его в подполковники».

Ростопчин исполнил и возвратился в кабинет.

«Свечин! – обратился он к другому. – Поди скажи, что я жалую его в полковники».

И тот исполнил.

«Ростопчин, поди скажи, что я жалую его в генерал-майоры».

«Свечин, поди скажи, что я жалую ему анненскую ленту».

Таким образом, Ростопчин и Свечин ходили и попеременно жаловали майора Похвиснева, сами не понимая, что это значит. Майор же стоял ни жив ни мертв.

После последнего пожалованья государь спросил:

«Что! Я думаю, он очень удивляется! Что он говорит?»

«Ни слова, ваше величество!»

«Так позовите его в кабинет».

Майор вошел и преклонил колено.

Государь жестом приказал ему встать.

«Поздравляю, ваше превосходительство, с монаршей милостью! Да! При вашем чине нужно иметь и соответственное состояние! Жалую вам триста душ. Довольны ли вы, ваше превосходительство?»

Владимир Сергеевич снова упал, но уже на оба колена.

«Как вы думаете, за что я вас жалую?» – спросил государь, помогая ему сам встать.

«Не знаю, ваше величество, и не понимаю, чем я заслужил…»

«Так я вот объясню! Слушайте все. Я, разбирая старинные послужные списки, нашел, что вы при императрице Екатерине были обойдены по службе. Так я хотел доказать, что при мне и старая служба награждается… Прощайте, ваше превосходительство! Грамоты на пожалованные вам милости будут к вам присланы на место вашего жительства… Вы хотите возвратиться в Москву?»

«Нет-с, ваше величество, я не уеду из резиденции моего обожаемого монарха».

«Тогда живите здесь… Я буду рад вас видеть во дворце».

Государь отпустил Похвиснева, допустив его к руке. Вот каким образом Владимир Сергеевич из майров сделался генерал-майором. Он купил дом близ Таврического сада и теперь живет там со всем своим семейством и всем и каждому рассказывает по нескольку раз эту историю.

Виктор Павлович невольно улыбнулся, так как у Ивана Сергеевича также была привычка рассказывать чуть ли не по десяти раз каждому эпизоды из его военной жизни.

– Впрочем, – продолжал Дмитревский, не заметив этой улыбки, – это не первый случай такого быстрого повышения при нынешнем государе. Граф Ростопчин и сам получил почти так же все свои чины, хотя и не с такою скоростью. Павел Петрович в первые дни своего царствования сказал ему:

«Ростопчин! Жалую тебя генерал-адъютантом, обер-камергером, генерал-аншефом, андреевским кавалером, графом и жалую тебе пять тысяч душ. Нет, постой! Вдруг это будет слишком много! Я буду жаловать тебя через неделю!» Так и жаловал, каждую неделю по одной милости…

Иван Сергеевич замолчал.

Виктор Павлович сидел задумавшись.

– Так теперь Владимир Сергеевич ваше превосходительство?

– Форменное…

– А что Зинаида Владимировна? – дрогнувшим голосом спросил Оленин.