Лицо Бибика расплывается в самую блаженную улыбку. Весь гнев сразу пропал. – «Красива, проклятая…»
А через несколько верст я спрашиваю его, как обошелся он без недоуздка.
– А украв ихний. А що ж вони будут таскать, а мы… и мы будем.
И он въезжает в самую середину их посевов, чтобы лошади поели чумизы.
– Бибик, а в России хозяин за такую потраву что сделал бы?
– А хиба ж мы в России? – успокаивается Бибик.
Верстах в двух от Хериона, стоят два высоких деревянных столба с перекладинами. На них герб города Хериона – два диких гуся и между ними вилы, вернее, трезубое копье.
Эти ворота поставлены от лучей злой горы. Это копье пронижет этот луч. Гуси же – эмблемы весны и тепла.
Часто на воротах фанзы есть такие надписи: «Пусть в эти ворота скорее войдут весна и лето, несущие с собой все радости».
Недалеко от дороги памятники какого-то родового кладбища: мраморные доски в три четверти аршина длиной, пол-аршина шириной. По обеим сторонам две плиты с выпуклыми изображениями человеческих фигур – это рабы по двум сторонам, – они были у покойного при жизни, будут и после смерти.
Иногда на таких кладбищах стоит высокая балка с райской птицей на ней. Птица вроде цапли, на длинных ногах. Это те, которые при жизни получили от императора похвальный отзыв на красной бумаге.
Вот деревня в пятнадцати ли от Хериона – Пикори, что значит деревня памятников.
Здесь, при сменах, старый начальник города встречает нового и вручает ему государственную печать.
Здесь же множество памятников бывшим начальникам, и дальше по дороге все такие же памятники. На одном из них что-то написано.
– Что это?
– Здесь написано, какое счастье отдохнуть здесь и полюбоваться видом этой долины. Это не относится к памятнику, это так написал какой-нибудь отдыхающий кореец, – объясняет П. Н., – устал, вот и понравилось ему.
– А то, что за памятник на горе?
– Это памятник добродетельной женщине. Это очень почтенный памятник, – об нем у императора просят все жители округа.
– Чем она знаменита, эта женщина?
– Она была добродетельная жена.
– Это первый памятник, который мы встретили; разве только одна и была до сих пор добродетельная жена, и кто удостоверил ее добродетель? – недоверчиво спрашиваю, я.
И мне рассказывают прекрасную, глубоко альтруистическую сказку о добродетельной жене.
На двадцать третьей версте бывшая застава – Капунсам.
Она обнесена серой каменной стеной. Время наложило на нее свою печать, – она развалилась, от прежнего города осталось всего тридцать фанз, зелень пробралась в стену, в черепицу, и это соединение зелени и серого камня при солнечном блеске ясного осеннего дня, при остальных, общих красно-желтых, золотистых тонах, составляет ласкающий и манящий глаз контраст.
Но боже сохрани взобраться на такую стену и доверчиво лечь в ее зелени.
Множество ядовитых змей ужалят, и через несколько минут наступит смерть.
Так умерла здесь красавица девушка, когда родители насильно заставили ее выйти замуж за нелюбимого.
Она надела свое свадебное платье и в нем ушла. Никто не смел за ней следовать, а она шла по стене, пока не дошла до густой ее зелени, и легла там.
Все время дорога идет живописной долиной речки Чон-кан-мун. Те же горы, та же кукуруза, чумиза, но больше лесу, и широкие ветлы низко склонили свои ветви к волнам быстрой прозрачной, как хрусталь, холодной реки.
Под этими ветлами там и сям поэтичные фанзы. Юноши-корейцы в косах, в женских костюмах, мечтательные и задумчивые, как девушки.
Мы ночуем в восьмидесяти ли от Хериона, в деревне Чонгор, в том ущелье долины, где, кажется, горы совсем преградили ей путь.
Весело вьется синий дымок костра в синее небо, колеблется его пламя и неровно освещает группы сидящих кругом нас корейцев.
– Пришел рассказчик, – пронеслось по деревне, и все собрались и слушают молодого двадцатилетнего, только что женатого юношу.
Он в своем беленьком дамском костюме и шляпе, как институтка, застенчивый, говорит свои сказки. Иногда они поют их.
Времена еще Гомера у корейского народа, и надо видеть, как любовно и серьезно они слушают. Лучшие рассказчики на устах у всех, и П. Н. безошибочно делает свой выбор.
Сказки о предках, о счастье.
Для счастья кореец носит своих покойников с места на место, меняет чуть не каждый год название своей деревни, ищет счастливый день в календаре, у предсказателей.
На склонах гор его растет дикий виноград, в долинах дикие яблони, вишни и сливы, в горах золото, железо, серебро, свинец и каменный уголь. Но ничего этого не надо корейцу: ему нужны сказки о счастье. И сказки о счастье дороже ему тяжелых денег, тощей пашни.
21 сентября
Лагерь уже выступил, и во дворе фанзы идет энергичная уборка хозяевами.
Опять все ясно и уютно. Масса детей. Опять несчастный прокаженный. На мой вопрос: много ли их?
– О, много, очень много.
Он живет в своей семье. Им никто не брезгует.
– Надо жалеть несчастного, – ему уж недолго жить.
Семь часов утра, обед наш готов, надо приучаться есть с утра и на весь день, так как на лошади придется пробыть не меньше двенадцати часов, и это самый выгодный способ передвижения – весь день ехать, все ночи спать.
Чудное утро, ласковое солнце, долины и горы все так же прекрасны, прозрачная вода все так же нежно журчит в широкой горной реке. А вверху нежно-голубое небо, и не знаю, в небе или на горе тает белое, все прозрачное облачко.
Кладбище на склоне, и уже возится трудолюбивый кореец у могилы своих предков.
Дорога все выше и выше. Изредка попадаются по две, по три двухколесных арбы на быках, мы иногда их обгоняем, – это везут товар из России – бязь, ситец, кумач. Обратные везут китайскую водку.
На вершине перевала (3 версты от стоянки) Мусанлен устроена молельня: у дерева, сажень в квадрате, под черепичной крышей надпись: цон-нон-тан (святой дом начальника гор). Внутри на стене, перед входом, на коричневой бумаге изображение старика с белыми бровями, белой бородой, с желто-белым лицом. На нем зеленая одежда, желтые рукава (род ряски), красная подкладка, синяя оторочка воротника и рукавов. Под зеленой одеждой белый или даже палевый подрясник, ноги в китайских туфлях. Одной рукой он обнимает тигра, который изогнулся и смотрит старику в глаза.
Это его лошадь, на которой он объезжает свою гору. На голове старика маленькая желтая корона из цветов.