Пятна

– А? Пирожки? Мне?

– Ну конечно. Сладкие, почти как с клубникой по вкусу, – улыбнулась жемчужными зубами Одинцова.

– Ну, Соня-Сонечка, порадовала с утра старика! Знать весь день счастливым будет! Ух, ямочки на щечках, юбка на крючочках, сбросить бы мне годков тридцать, отбил бы тебя у Тимура, – пробасил осчастливленный Егорыч.

– Не надо, Тиму я люблю, у нас всё хорошо, – смущенно промурлыкала Соня и пошла угощать остальных.

Часовые Гусь и Ара особенно обрадовались горячему завтраку.

– Соня! Конфэтка! Пойду обход делать – вот такоооой букет полевых цветов тебе нарву, – пообещал Арарат, уплетая пирог.

– У нас их ставить некуда, не трудись, – засмеялась Одинцова и направилась к Пастырю.

Петр Петрович как раз завязывал галстук перед зеркалом. Его манера официально одеваться очень забавляла Соню, и в то же время она его немного побаивалась. Одинцова сама не могла понять, что её пугало в этом бывшем чиновнике.

– Доброе утро. Вы не заняты? Это вам, еще теплые, – Соня протянула пирожки.

– Для Вас, Софья, я всегда свободен, – жеманно ответил Пастырь, – говорят, передавать через порог плохая примета… войдите ко мне.

Одинцова нехотя зашла в домик председателя, но старалась держаться весело и непринужденно.

– Держите, а я побегу. Надюшка скоро проснётся.

– Да-да, конечно. Скажи, у тебя всего хватает? Пеленки, подгузники? А то мы сделаем вылазку…

«Заботливый какой! Сделаем… ага. Тимура с парнями отправишь за периметр, а сам в кабинетике прохлаждаться останешься. С этим мы и без тебя разберемся».

Но милая улыбка Одинцовой не выдала ни одной этой мысли:

– Не беспокойтесь, у нас всё хорошо. Спасибо за заботу.

Пастырь проводил ей взглядом, сглотнув слюну. На Сонину фигуру он смотрел с большим аппетитом, чем на пирожки.

Одинцова вернулась в своё гнездышко, угостив всех соседей. Она любила делать сюрпризы, дарить хоть маленькую, но радость окружающим.

Тимур еще спал после ночной смены. Малышка с ангельским личиком тоже сопела в кроватке. Семейная идиллия. Казалось, что они просто решили провести выходные на базе отдыха, а не спасались здесь от ужасов внешнего мира.

Соня замерла посреди комнаты и почувствовала как ей страшно. Страшно потерять всё это: мужа, ребенка, зыбкое ощущение безопасности. А вместе с тем лишиться этих сокровищ можно в одночасье – стоит кому-то принести заразу в общину.

Девочка раскрылась, и Одинцова заботливо поправила на ней одеялко. Соня сразу решила, что назовет дочку Надя. И Тимуру идея понравилась. Ведь Надежда – единственное, что по-настоящему поддерживало этот мир. Надежда, что все наладится, появится вакцина, люди смогут выходить на улицу без страха, а в каждом незнакомце перестанут видеть смертельную угрозу.

«Какая же ты у меня лапочка. Я буду защищать тебя, что бы ни случилось. Ты вырастешь счастливой, умной, доброй, красивой. Обещаю, мы с папой всё для тебя сделаем», – зеленые глаза Сони так сильно светились нежностью и любовью, что наступи сейчас полное затмение, их комната по-прежнему осталась бы светлой.

Безмятежность утра нарушилась с приходом Ящера.

– Привет еще раз. Пирожки объеденье. Флэш спит?

– Да, а что случилось? – Соня заволновалось, их обычно не беспокоили по пустякам.

– Пастырь просил разбудить. Совещание. Ну, сама понимаешь, работа.

– Я недавно от него вернулась.

– Да к нам только что четверо пожаловали. Говорят чистые, просятся приютить. Дело серьёзное…

Тимур очнулся мгновенно, стоило лишь коснуться его плеча.

– К нам новенькие, Пастырь зовёт.

– Фуууххх, я такой сон видел… и на самом интересном месте. Потом расскажу, не при свидетелях.

Тут заплакала малышка, и Соня сразу же кинулась к ней:

– Тихо, маленькая, тссссс…. Проголодалась? Ой, да тебе подгузник пора сменить.

Оставив жену с материнскими хлопотами, Одинцов направился с Ящером к воротам. Впервые за долгое время кто-то попросился к ним под крыло. Возможно, просились бы чаще, да только мало кто знал про «Хали-Бали». Несмотря на близость к Краснодару, база отдыха стояла в довольно укромном месте, натыкались на неё в основном случайно. Рекламные указатели давно отломали, чтобы лишний раз не привлекать внимание. Чужих здесь не ждали. Последним, кого приняли, стал как раз Яшка Шкуркин. Но сам Ящер не знал, что именно голос Тимура стал решающим в тот день на совете общины.

– Ты когда рукав зашьешь?

– Да ладно, хрен с этой дыркой…

– Яша, с таких мелочей начинаются серьезные проблемы. Чтоб к вечеру заштопал, – строго приказал Одинцов. Он не выспался, а в такие моменты с ним было лучше не шутить.

– Понял-понял.

– Сколько их?

– Четверо. Две бабы, мужик и щегол лет пятнадцати. Клянутся, что чистые.

Тимур сплюнул, стараясь не попасть на посаженые Соней цветы:

– Клятвы и раньше мало что стоили.

Пастырь с Егорычем ждали перед въездом. Гусь и Ара с вышки держали чужаков на прицеле за периметром.

– Позвольте я буду вести переговоры, – Петр Петрович одернул пиджак.

Заскрипели откатные ворота, и четверо незнакомцев с надеждой уставились на делегацию «Хали-Бали». Цепкие жесткие глаза Флэша внимательно пробежались по бродягам. Выглядели те вполне сносно. Складывалось ощущение, что они только недавно покинули насиженное место в поисках нового убежища.

– Добрый день! Меня зовут Константин Семенович Сушкин, – представился мужичок в круглых очках и салатовой панамке. Седая козлиная бородка делала его очень похожим на профессора-натуралиста, а дрожащий голос усиливал сходство.

– Приветствую. Вас четверо или еще есть люди? – перебил Пастырь.

– Больше никого. По этическим вопросам наша компания разделилась на два лагеря.

– А куда двинулся второй лагерь? – сухо поинтересовался Петр Петрович. На его лице читалось явное нежелание принимать в общину новых членов.

– В сторону Сочи, куда-то на рыбную ферму, где форель выращивают. Она сейчас на вес золота, – вздохнул «профессор». Его желудок мгновенно отреагировал на разговоры о рыбе голодным урчанием.