ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

А не впадающих в него реках. Это, к примеру, байкальский белый хариус, сиг, ленок, таймень и конечно омуль, про который скажем далее отдельно.

А всё остальное – это, дословно, «Сор» или мусор, как хотите.

К этому мусору относится всё, что водится по преимуществу в устьевых прибайкальских озерах, образующихся при впадении в него речек. Это наши: щука, окунь, плотва, линь, налим и пр……Весь этот сор аборигены демонстративно не едят. Даже у налима используют только печень!!!

И прожив почти полгода на кордоне, где всё это разнообразие встречается повсеместно, понимаешь суть аборигенного пренебрежения «рыбы» пред «сором».

Ведь омуля тут поймать не стоит труда, а в любом устье впадающей реки на спиннинг ловится другие лососёвые: вкусный белый хариус, голец, ленок или превосходный сиг.

Вкус последнего я понял, когда лесник-надзиратель нашего Южного кордона однажды взял, да и угостил меня «сигом на рожне».

Это произведение таёжного кулинарного искусства стоит описать поподробнее.

Пойманного сига, пластуют пополам и, распяв в развороте на рогатке, ставят близко к костру, время от времени поворачивая, до появления коричневой корочки на оранжевом мясе.

Далее, если кто-то попробовал это блюдо – не забудет никогда.

Во всяком случае, я боле вкусной рыбы за свою жизнь никогда не едал!

Чего никак не скажешь про легендарного омуля.

Всенародное повествование о прелестях байкальского омуля «с душком» – это удивительно стойкий туристический блеф.

Я далее приведу быль, рассказанную мне Раисой – собственной женой, которая приехала в свой отпуск ко мне на далекий Байкал, чтобы не столько лицезреть удивительные пейзажи оного, сколько насладиться вкусом «легендарно-душистого» омуля.

Все туристы по ходу рейса из Иркутска до Давши, на каждой остановке, предлагая аборигенам бешенные по тем временам деньги, пытались раздобыть хоть одну рыбину. Но тогдашний страх наказания за браконьерскую ловлю омуля (до 5 и более лет отсидки по лагерям) был намного действенней сегодняшних демократических хозяйственных отношений, в результате которых стадо омуля на Байкале сократилось до критических размеров, отчего сейчас принят полный запрет на его отлов на несколько лет.

Тогда вылов строго ограничивался квотой артельного промысла и вылова для местного потребления, но не для продажи.

Но это так ремарка по ходу действа.

В общем, никто из пассажиров «Комсомольца» так «омуля с душком» и не понюхал. И только по прибытию на кордон, это самое страстное желание моей жены, было удовлетворено. Я попросил лесника выдать одного омуля из его бочоночного запаса, которым он потчевал редких тогда туристов заповедника.

Каково же было её разочарование в легенде!

Легенда представляла собой небольшую рыбу, внешне мало чем отличающеюся от обыкновенной селедки, но с явно выраженным запахом тухлятины.

Есть её она так и не рискнула.

Однако, чтобы вы не подумали, что омуль сам по себе рыба несъедобная (что вообще было бы нонсенсом по отношению к лососёвому семейству), скажу, что он точно в том ряду, прочих мною перечисленных выше представителей «настоящей рыбы» у байкальских аборигенов.

В копченом виде омуль – пальчики оближешь!

Откуда взялся он же, но с душком?

Просто так распорядилась с ними судьба-злодейка.

Ранее, в прошлых веках, омуля было навалом, он составлял чуть ли основную пищу прибайкальских жителей, и почти ничего не стоил, а вот соль для засола была, если не на вес золота, то близко к этому. Поэтому на огромную бочку омуля выспалась только пачка соли и потом сама бочка хранилась в леднике, что бы омуль вообще не протух.

Так и появилось это «душистое», но ещё как-то, по привычке, съедобное блюдо (особенно для гурманов).

Если вам покажется, что я уж больно увлекся рыбоедством, хотя обещал рассказать случай про хозяина тайги, то нет, я всё помню. Просто никак не могу дойти до главного, поскольку невозможно понять выше высказанное пожелание моей бригады пообедать вместо рыбы – сором.

Так что продолжаю…….Делать нечего. Летний вечер длинен, озерцо совсем рядом с кордоном, в котором водится и щука. Беру спиннинг, сажусь в самодельную лодчонку лесника (сооруженную им из трех досок) и поэтому больше одного человека не выдерживающую, отплываю на середину озера (размером примерно 100 на 150 метров), что важно для последующих событий.

Забрасываю спиннинг и ловлю сор…..Правда, в тогдашних условиях это действо ловлей рыбы (рыбалкой) назвать трудно. Тут надо уметь только забросить спиннинг. При этом если ты насадил обычную белую колеблющуюся блесну, то сразу же клюет здоровенная щука, а если желто-золотистую – килограммовый окунь.

Мне заказана щука.

Делаю подряд 5 забросов и почти в каждом вытаскиваю по щуке в 3—3,5 килограмма весом. Она тут как на заказ одного размера.

Думаю, хватит мне такой рыбалки. Люблю сам процесс, а не добычу. Забрасываю последний раз подальше – берет ещё одна щука, покрупнее прочих.

Начинаю её вываживать, как тут краем глаза вижу здоровенного бурого медведя на лесной стороне озера. Он бродит по крутому бережку, очевидно видит множество рыбы, и пытается лапой её зачерпнуть.

Ложится на пузо, целится на рыбину, хвать лапой….и мимо. Опять раз, другой, третий ….и всё – не удача!

Эта «щука» – но не рыба по -байкальски…

Подтягиваю щуку к лодке и мельком злорадствую, что мол тут тебе не ход лосося!!!

Не знаю в чем дело, но тотчас по этой мысли медведь бросает своё бесперспективное занятие, смотрит, как я затаскиваю щуку в лодку, чего-то там про себя соображает секунд 30…… Затем решительно прыгает в воду и плывет ко мне, дескать поделись по-братски!

Хорошо, что он плавает много медленнее, чем я гребу. Быстренько сматываю удочки и рысью в дом.

При виде четырех вполне приличных щук, моя бригада приходит в восторг и не даёт мне ничего рассказать про медведя. Так что в доказательство у меня осталось только это фото с одной из щук, поскольку четыре штуки одной рукой мне было не удержать.

Но весь мой рассказ о байкальском «заскоке» в аборигенном понятии сорной рыбы был бы не полон, если бы не нравоучительный конечный результат этой щучьей истории.

Далее дело обстояло так…….

Поскольку сварить уху из примерно 14 кг рыбы у нас казана не было, моя Рая (жена, если помните) в несколько приемов стушила всю щуку почти с полной 3-литровой банкой томатной пасты. Я не большой рыбоед особенно по отношению к весьма костистой щуке. Но этот прибайкальский щучий сор оказался на удивление малолетним, несмотря на свой приличный вес. Видимо поэтому я в этом блюде особенно костей и не заметил. Тем более этого не заметила вся остальная трапеза в количестве 4-х человек.

И в самый её разгар к нам в комнату со своей половины дома забегает жена лесника за какой-то мелочью к Раисе. Видит приличного размера тазик с незнакомой едой, которая весьма охотно пожирается и, забыв про причину своего появления, спрашивает:

– И что ж это вы едите!?

Раиса отвечает: – Щуку……

У соседки глаза становятся совсем круглыми, дескать, как это можно!

Но любопытство перевешивает, и она просит отложить кусочек, так сказать на пробу.

Накладываем большущую миску. Она уходит, но весьма быстро возвращается с пустой посудой:

– Однако Василий ещё просит, можно?

У меня до сих пор сохранилось тайное желание похохотать, как и в тот раз. Но, как и тогда, сдержусь, сохраняя уважение к местному менталитету. Хотя для меня он сродни неких языческих верований, которые бытуют повсеместно, и которые никто и не пытается опровергать.